В преддверии

На протяжении всего долгого периода средневековья последовательные стадии созревания во всех сферах жизни — философской, психологической, религиозной, научной, политической, художественной — проходило под Влиянием христианства. К концу высокого средневековья это развитие до­стигло такого уровня, что уже порывалось выйти за пределы, предписанные Церковью. Необычайный социально-экономический рост давал мощную ос­нову для такой культурной динамики; кроме того, в дальнейшем ей способ­ствовало упрочение монархиями светской политической власти, которая от­ныне дерзала состязаться с властью Церкви. Феодальный порядок породил города, союзы, гильдии, государства, международную торговлю, новое ку­печеское сословие, крестьянство, новые договорные и правовые структуры, парламент, корпоративные свободы и ранние формы конституционно-представительского правительства. Наука и просвещение преуспевали как в сте­нах университетов, так и за их пределами. Человеческий опыт подходил к новым рубежам, за которыми вставали требовавшие широты и умудреннос­ти задачи.

На философском уровне направленность этой эволюции проявилась в ут­верждении Аквинатом развивающейся автономности человека, онтологичес­кой ценности природного мира и эмпирического познания, в совокупности составляющих неотъемлемую часть разворачивающегося божественного та­инства. В более общих чертах направленность этой эволюции засвидетельст­вована в продолжительной полемике, сопровождавшей разработку схоласти­ками натурализма и рационализма, а также в их энциклопедических «суммах», придававших греческой философии и науке христианское обрам­ление. Она зримо присутствует в несравненном архитектурном великолепии готических соборов и в великом эпосе Данте. Она сказалась в ранней экспе­риментальной науке, за которую ратовали Роджер Бэкон и Роберт Гроссе­тест, в утвержденном Оккамом номинализме, в расхождении путей разума и веры, в критических поправках, внесенных в аристотелевскую науку Буриданом и Оремом. Эта направленность чувствовалась в подъеме светского мистицизма и личной религиозности, в новом реализме и романтизме, охва­тивших и общество, и искусство, в секуляризации священного, проявив­шейся, например, в прославлении поэтами и трубадурами искупляющей все любви (amor). Направленность этой эволюции показывает появление такого сложного, чувствительного и эстетически утонченного сознания, которое мы видим у Петрарки,— это сознание, будучи в высшей степени индивидуа­лизированным его темпераментом, устремлялось одновременно к религиоз­ному и светскому миру. Направленность этой эволюции ярко проявилась в возрождении гуманистами классической словесности, в новом открытии ими платоновской традиции, в учрежденной ими независимой системе светского образования, что случилось в Европе впервые со времени падения Римской Империи. И, вероятно, наиболее знаменательно направленность этой эво­люции воплотилась в новом, прометеевском идеале человека, провозгла­шенном Пико делла Мирандола и Марсилио Фичино. Повсюду витал новый дух независимости, принимавший разнообразные формы, но неизменно стремившийся развернуться вширь. Западное мышление раскрывалось на­встречу новому универсуму — медленно, мучительно, но неотвратимо.

Средневековый «утробный период» европейской культуры приближался к критическому порогу, за которым ее ждало освобождение от старых струк­тур. Тысячелетний период созревания Запада должен был вот-вот завер­шиться титаническими родовыми схватками, которые исторгнут из дряхлого лона дивный новый мир и Новое время.