Глава IV

нейший "синкретизм" этих божеств; они оба одного и того же происхождения и

различаются только впоследствии"].

Примитивную связь права, жребия и азартной игры есть множество способов

обнаружить и в традиции германских народов. Вплоть до сегодняшнего дня слово lot

в нидерландском языке означает одновременно то, что предназначено нам на

будущее, что выпадет на нашу долю, что нам суждено (beschikt, немецкое --

Schicksal, судьба), -- и знак удачи, так сказать, самая длинная или самая

короткая спичка или, например, лотерейный билет12. Едва ли можно выяснить, какое

из двух значений является первоначальным: в архаическом мышлении оба понятия

сливаются воедино. Зевс держит весы божественного суда, асы мечут мировой

жребий, бросая игральные кости13. Божий суд выносит свой приговор через

испытание в силе или через схватку с оружием точно так же, как и через случайно

выпавшие игровые символы. Не без оснований, уходящих далеко в прошлое и глубоко

укоренившихся в человеческой душе, и теперь все еще гадают на картах. Поединок с

оружием в руках порой сопровождается игрою в кости. В то время как герулы

сражаются с лангобардами, их король склоняется над игральной доской. Подобным же

образом играют в кости в шатре короля Теодориха при Кьерзи14 7*.

С точностью определить, в чем состояло понятие божьего суда у тех народов,

которые его применяли, вовсе не так легко. На первый взгляд, это вроде бы можно

описать следующим образом: через исход испытания или метания жребия боги

показывают, на чьей стороне правда или в каком направлении простирают они свою

волю. Но не есть ли это уже позднейшая интерпретация? И само состязание, сама

игра ради того, чтобы одержать победу, не является ли по сути исходным пунктом?

Исход игры, зависящей лишь от счастья, сам по себе есть священная воля. Это то

же самое, чего до сих пор требует устоявшийся обычай: при равенстве голосов

пусть решает жребий. Только в последующей фазе выражения религиозных воззрений

приходят к формулировке: правда и справедливость бывают явлены тем, что божество

направляет паденье игральных камней или дарует победу в схватке. Когда Эренберг

говорит: "Aus dem Gottesurteil erwachst das weltliche Gericht"15 ["Из божьего

суда вырастает светское судопроизводство"], -- передо мной словно предстает

целый ряд образов, выпадающих из истории. Пожалуй, это должно звучать следующим

образом. И судопроизводство, и обычаи божьего суда коренятся в практике

агонального решения споров вообще, будь то с помощью жребия или испытания силы.

Битва до победы или поражения священна сама по себе. Если она вдохновляется

формулируемыми понятиями справедливости и несправедливости, она восходит тем

самым в правовую сферу; увиденная же в свете положительных представлений о

божественной власти, она восходит в сферу религии. Первичными же здесь являются

формы игрового характера.

Правовой спор, -- это состязание (wedstrijd), во многих случаях -- бег

наперегонки (wedloop) или спор об заклад [weddenschap]. Все снова

89

Homo ludens

и снова в наших рассуждениях вырывается на первый план такое чисто игровое

понятие, как wedde [вознаграждение, приз]. Потлатч создает примитивную систему

юридических отношений. Вызов приводит к согласию16. Помимо потлатча и

непреложного божьего суда в архаических правовых обычаях разного рода можно

обнаружить наличие состязаний, устраиваемых в соответствии с требованиями права,

то есть с целью принятия решений и установления неких стабильных взаимоотношений

в том или ином конкретном случае. Кстати, многое на эту тему, впрочем, не

касаясь анализа, охватывает труд Отто Гирке под названием Humor im Recht [Юмор в

вопросах права]; рассматриваемое как вольная игра народного духа, все это

находит верное объяснение в свете агональных истоков правосознания. Это

действительно игра народного духа, но в более глубоком смысле, чем готов был

принять Отто Гирке, и полная серьезного значения. Так, например, по правовым

обычаям древних германцев, границу марки или земельного надела подчас

устанавливали метанием топора или состязанием в беге. Или, скажем, обладание

неким правом определялось тем, что кому-либо завязывали глаза и он касался то ли

какого-нибудь предмета, то ли самого человека; брали также яйцо и катали его или

вращали. Все это случаи, когда для определения права нужно помериться силами или

сыграть на удачу. В арабском языке слово qara', то есть заклад, образовано от

корня, означающего бросание жребия либо выигрыш при бросании жребия или стрельбе

в цель.

Разумеется, не случайно состязание занимает особо важное место при выборе жениха

или невесты. За английским словом wedding, то есть заключение брака, стоит столь

же далеко уходящая в глубь времен история культуры и права, как и за

соответствующим нидерландским словом bruiloft. Первое говорит о wedde,

символическом залоге в знак соблюдения взятых на себя обязательств17. Bruiloft

свидетельствует о беге [loop], состязании (wedloop] ради невесты, что могло

означать испытание, или одно из испытаний, от которого зависело вступление в

силу таких обязательств18. Данаиды были завоеваны в состязании8* -- пример,

находивший подражание и в историческую эпоху. По отношению к Пенелопе речь идет

также о состязании19 9*. Здесь на первом месте стоит вовсе не то, являются ли

подобные обычаи сюжетом только мифов и саг -- или же они могли иметь место в

действительности. Главное здесь то, что существовало представление о состязании

ради невесты. Бракосочетание -- это "contrat a epreuves" ["состязательный

договор"], "а potlatch custom" ["обычай в рамках потлатча"], как скажет этнолог.

Ма-хабхарата описывает состязание в силе, которое предстояло женихам Драупади,

Рамаяна -- подобное состязание ради Ситы10* Песнь о Нибе-лунгах -- ради

Брунхильды11*.

Дело не ограничивалось, однако, испытаниями лишь в силе и храбрости, которым

подвергался жених, чтобы завоевать невесту. Иной раз ему задавали трудные

вопросы, дабы испытать его знания. В описании

90