Символизм
Самым значительным нововведением Сковороды В.Эрн считает то, что он «сознательно вернул серьезное значение символу и сделал символ одной из центрльных категорий свего философствования»81. «У Сковороды, как у Платона, язык символов имеет самодовлеющее значение. Ни на какой другой язык его перевести нельзя… потому что никаким другим языком, кроме языка символов, невозможно выразить то, что он хочет сказать…»82. Эрн говорит о том, что всякое понятие и всякая рациональная схеманеконкретна имеонична, т.е.небытийна, т.к. ей не соответствует никакое бытие: «отвлекаясь от того живого, полнозвучного и полнокрасочного впечатления, которое человек имеет от жизни во внутреннем опыте, рассудок гасит в отвлеченностивнутреннийхарактер впечатления и старается подыскать ему какой-нибудьвнешний выразитель и закрепляет его в понятии или схеме»83. Если схема дробит и искажает цельность внутреннего опыта, то символ, напротив, целостен и многозначен. «В символе нет ни внутреннего, ни внешнего, есть одноцельное»84.Так, например, цветы являются символами Божественной красоты – т.е. они выражают не какую-то отвлеченную идею красоты – а соединяют с имеющей действительное бытие Божественной красотой. Когда же в символе внешнее начинает преобладать и отделяться от единства с внутренним, происходитниспадениесимвола, которое Сковорода наблюдает в древних религиях. «Божественное начало в разные века и разные народы изображали фигурами, монументами. Но подлость, видя изваянныя или нарисованныя в почетных местах фигуры ((т.е. символы)) и не проникши в тайнообразуемое ими богопочтение, ухватилась за ничтожную сень образов и погрязла в ней»85. «Того, кто видит только феноменальную сторону вещей ,кто занимается тольковидимостью,Сковорода называет идолопоклонником и неверным язычником…. Минуя «тайнообразуемую силу» и прилепляясь к одной видимости, человек не только умом своим вовлекается в обман, но и сам превращается в ложь»86. Символ имеет не рациональное, но логическое начало: он связывает человека с Логосом Божиим.
Мысль Сковороды все время вращается вокруг символов, которые он заимствует из Священного Писания. Пример символизма Сковороды: «Анфракс есть слово эллинское, значит угль горящий, значит же и драгоценный камень, его же вид есть, аки угль горящий. Все же драгоценные камни яко сапфир, фарсис и прочие, суть красотою своею и твердостью образы Божией Премудрости»87.
Символ для Сковороды – орудие познания внутреннего бытия.
«Как у досократиков, так и у Сковороды, каждый символ не имеет одного твердо-установленного, резко-ограниченного значения, но обладает некоей множественностью значений…Сковорода – вовсе не «украинский Сократ», … но «украинский досократик»,имеющий, однако, в своем распоряжении весь инструментарий понятий античной философии и обращающийся с ним, с этими сложными аппаратами и инструментами, … как ребенок – играющий с ними и вместо сухих конструкций в понятиях воздвигающий из них символические построения – однако не бессмысленные и не бессодержательные»88.
Мораль
Некоторые исследователи (напр., Г.Шпет) считаю Сковороду прежде всего моралистом. Однако, Эрн утверждает, что этическая сторона не является для Сковороды первичной: она лишь производное от его мировоззрения. Для него мораль – это «практическая мистика и экспериментальная метафизика»89. Сковорода пересказывает басню о двух братьях-путниках, ищущих отчий дом: один слепой, другой – безногий: слепец – наша воля, лишенный ног – наш разум. Только когда они встречаются, и служат друг друга «без смешения, но и без разделения», они могут найти дорогу к отчему дому: волядобраться до него, разум узреть его лицом к лицу изблизи, а не издалека.
Где и в чем высшее благо, или счастье, для человека? Счастье – в-нутричеловека, т.е. во внутреннем, ноуменальном человеке. Из этого проистекает главная задача морали – овладеть внутренним человеком. «Ищи расцвета своей природы, найди свою подлинную суть, расцвети вечной энтелехией божественной мысли о тебе»90.(Вещь, которая стала из возможности действительностью, является энтелехией)
Однако главное место в жизни Сковороды имела не теоретическая, но прикладная мораль: он был «старцем» и проповедником. В своих беседах Сковорода устанавливает две аксиомы: «все мы несчастны, и никому путь к счастью не заказан»91. Несчастье же наше от того, что мы не желаем счастьякак следует, а хватаемся за все, что лишь прикрылось личиной счастья. Наша беда в том, что мы своевольны, и не хотим принимать того счастья, «которое предлагает нам Мать наша Природа», а своевольно ищем иллюзорного счастья, призрака. Сковорода говорит: «Представь себе бесчисленное число тех. Коим никогда не видать изобилия: вообрази больных и престарелых, приведи на память всех с нескладным телом рожденных.Неужель ты думаешь, что премилосердная и попечительная мать наша натура затворила им двери к счастию, сделавшись для них мачехою?… Не клевещи на всемогущее ее милосердие: …очей не имеет крот, на что ж ему? Лилия не знает фабрик, она и без них красна»92. У людей, живущих в изобилии, «души чрезмерными затеями, как мельничные камни, саи себя снедая, без зерна крутятся»93. Где же оно, счастье? Оно и везде, и нигде: «Мы ищем щастия по сторонам, по векам, по статьям, а оное везде и всегда с нами… Нет его нигде затем. Что есть везде. Не ищи его нигде, если не сыщешь везде. Оно преподобное солнечному сиянию, отвори только вход ему в душу твою»94. Отворяется же дверь души усмирением хаотических и призрачных желаний и обретением мира душевного. Мир же душевный обретается в «сродности», следовании своей природе: «нужно узнатьсвоюприроду, вслушаться всебя, понять, что именномне, а не кому-нибудь другому, нужно и смело определиться в жизни сообразно истинным влечениям своего духа. «Все то для тебя худая пища, что не сродная, хотя бы она и царская»»95. Искать прежде «Царства Божия» для Сковороды – значит, искать своейпризванности, сродной себе стати, и когда оно найдено, остальное прилагается. Причина всех бед и в каждом человеке, и в обществе – несродность.
В противовес идее «равенства» просветителей, Сковорода проповедует «равенство неравное: «Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости. Над фонтаном надпись: не равное всем равенство. Льются из разных трубок разные токи в разные сосуды, вокруг фонтана стоящие. Меньший сосуд меньше имеет, но в том равен есть большему, что равно есть полный»96. Наиболее «сродный» человек – Христос: «Кто же природнее был как сей?»97.
Но здесь возникает проблема: есть ведь и злые «сродности»! По Сковороде, все зло – от неправильного употребления, и тогда быть благим человеку легко. Но «царствие Божие нудится»! Это противоречие мучило Сковороду, и «Пря беса с Варсавою» посвящена этому вопросу. Основная причина этого противоречия – несводимость христианской и гностической стихий. Двойственность природ как метод Сковороды имеет один существенный недостаток – она статична: в то же самое время христианство утверждает о непрекращающейся динамике человека.