Самоограничение власти. Краткий курс конституциализма 117 :: 118 :: 119 :: 120 :: Содержание 4.1.3. Парламент — шикарный клуб для джентльменов
"Изначально", т.е. в ранних либеральных конституциях конца XVIII столетия, когда народное представительство еще не было приручено, а низшие сословия не считались приемлемой силой в процессе принятия политических решений, парламенты представительных демократий даже теоретически не стремились представлять народ. Что же придавало парламентским решениям легитимность в глазах либеральных сторонников конституционализма? Как было возможно оправдать эту систему по сравнению с демократическим "республиканизмом", согласно которому конституционные структуры, не признающие института отзыва депутатов, представляют собой всего лишь заблуждение? Например, по Конституции Пенсильвании 1776 г. (ст. 11) представителя в любой момент можно было отозвать — к тому же без всякого обоснования.
Теория парламентского представительного правления строилась на избирательной системе начала XIX столетия. Теория предполагала, что избиратели, оттого что их не слишком много, имеют возможность лучше познакомиться со своими кандидатами. Наказов кандидатам давать нельзя, зато известны их принципы и программы. На этой основе уже можно выбирать кандидатов, и поскольку с расширением гласности становится легче узнавать, кто и что свершил в парламенте, то на следующих выборах, с учетом выполненных депутатом старых и данных новых обещаний, облегчается принятие трезвых решений.
Основой оценки являются интеллектуальные достижения конкретных депутатов, признанные коллегами по парламенту, а также общественным мнением, избирателями.
117
В отличие от народно-представительной легитимации, радикального "республиканизма"11, и без того приобретшего сомнительную славу из-за опасности безграничного народного суверенитета, либеральные мыслители XIX в. видели преимущество парламентской системы в парламентском процессе принятия решений, а не в том, что таким образом в решениях могут принимать участие лица, которых касаются эти решения, пусть даже путем представительства. В конечном счете уже со времен Великой французской революции отрицали, что парламентское представительство является представительством избирателей в духе частного права.
Для обоснования парламентаризма и вообще существования всякого парламента, не легитимированного народной волей, их критики — Гизо, Токвиль и либеральные интерпретаторы (Милль) придумали для парламентаризма новую роль, антидемократическую или, по крайней мере, нейтральную с точки зрения демократии. Парламент — орган не воли (народной), а разума. Это дискуссионный форум2, на нем осуществляется необходимое для принятия разумного решения общественное познание посредством парламентских дебатов, в результате которых депутаты оказываются ближе к истине. (Для этого необходимо и одно внешнее условие: свободная печать.)
Для парламентской представительской системы характерно: 1) всегдашние властители вынуждены сообща искать истину; 2) благодаря гласности эти поиски они должны осуществлять на глазах у
118
граждан; 3) благодаря свободе печати граждане и сами принимают участие в поисках истины и могут довести результаты своих поисков до сведения власть имущих.
Гизо, еще до бытности его министром полагал, что "под представительной системой следует понимать парламентское представительство только разумных людей". Законодательный процесс — дело не слепой воли, а разума, поэтому либеральный парламентаризм должен быть антидемократичным3.
Джон Стюарт Милль также считает парламент форумом, пригодным для политического обмена мнениями. Однако представительное правление, в отличие от антидемократичного Гизо, он расценивает как часть широкой общественной программы. Эта форма правления вписывается в общий духовный прогресс и оправдывает себя как лучшее средство этого прогресса. (Гегель, отрицавший представительную систему, также высоко ценил воспитательную роль совещательного сословного собрания.) Люди могут развиваться тогда, когда они, находясь на разнообразных постах, и сами принимают участие в управлении. Посредством представительного собрания осуществляется личное и национальное самоопределение.
Однако само по себе представительное правление, без конституционного сдерживания, опасно. Поскольку парламентаризм, в соответствии с демократическими принципами, означает тиранию большинства, то от него нужно защищаться. Дело в том, что господство большинства может привести к полному подчинению ему меньшинства и личности.
Милль видит в представительном правлении и другие изъяны. Представительный парламент не может функционировать без постоянных услуг профессиональной администрации. Отсюда следует, что имеет место и угроза безграничной власти бюрократического государства. Бюрократия в конечном счете уничтожает личность, препятствуя раскрытию индивидуальных способностей, преследуя всякое отклонение от общепринятого. В этих условиях представительное правление может быть успешным лишь в том случае, если его осуществляют соответствующим образом подготовленные, развитые личности. (Из этих соображений Милль был против предоставления избирательного права женщинам, хотя и был сторонником политического равноправия женщин.)
Парламент — место познания через дискуссии, а иногда и место гражданских торгов, которые также не могут обойтись без
119
рационализма4. В парламенте фракции сдерживают друг друга, мнение меньшинства оказывает влияние на большинство, помогая преодолевать препятствия к познанию, порождаемые односторонностью, и уменьшать ошибки в решениях, проистекающие из этого. Разнообразие мнений благоприятно сказывается на парламентских решениях, даже если из-за этого порой не удается или удается лишь с опозданием найти правильное решение. Следовательно, почетное место за парламентом закрепляется благодаря возможности свободных дискуссий.
120
1 Этот энтузиазм был довольно парадоксальным, так как большинство населения нигде не имело избирательного права; сегодня разговоры о народном представительстве там, где не было всеобщего избирательного права, кажутся, по меньшей мере, странными. В Соединенных Штатах отдельные группы населения (рабы, индейцы) были исключены из понятия "народ", так как не считались полноценными (достаточно умственно развитыми) людьми. Это воспринималось как весьма сомнительный трюк, в то же время цензовые ограничения избирательного права (связанные с имуществом или уплатой налогов) было чем-то само собой разумеющимся с точки зрения конституционализма XIX столетия. Лицемерные, приукрашенные страхи XVIII в. оказались живучими: кто не располагал известным имуществом и находился в жизненно важном зависимом положении, тот не располагал свободой решения и, следовательно, не мог принимать участия в выборах. Из электората были исключены женщины, по различным и в течение длительного времени повсеместно признанным основаниям. 2 К этому выводу пришли и сторонники умеренной народной воли. Большинство членов французского Учредительного собрания под влиянием Сьейеса склонялось к тому, что хотя воля большинства является всеобщей волей, но отношению к которой нет места сопротивлению или спору, для ее формирования нужны общественные и парламентские дискуссии. Хотя парламент XVIII в. подобно нынешнему английскому Парламенту кажется машиной для голосования с партийным управлением, за десятилетия после реформы избирательного права 1832 г. в английском Парламенте возросла роль личности, публичной дискуссии, убеждения. См.:Вееr S.Н. Modern British Politics. N.Y.—London, 1982. P. 39. 3 См.: Guizot. Histoire des origincs du governement representatif en France. Paris. Diclier, 1850. Vol. 2. P. 14. Гизо читал лекции с 1820 г. 4 Аналогичных (однако, более практичных) взглядов придерживался А. Гамильтон (The Federalist Papers (Hamilton), P. 70). 117 :: 118 :: 119 :: 120 :: Содержание