Завершение истории

Начало следующего периода – это переход человека из эпохи покоя и мира в эпоху труда и раздора, как прологу, предшествующему объединению в общество. Здесь мы опять должны сделать большой прыжок и сразу подойти к человеку, когда он уже владеет прирученными животными и растениями, которые он сам мог приумножать, высеивая и выращивая их для своего питания (IV, 2)¹⁷; хотя переход от дикой охотничьей жизни к приручению животных и от эпизодического выкапывания корней или собирания плодов к земледелию и мог происходить довольно медленно. Здесь и должен был начаться раздор между людьми, до сих пор жившими мирно рядом друг с другом, следствием чего стало их разобщение соответственно различию образа жизни и их рассеянье по Земле. Пастушеская жизнь не только безмятежна; она дает также наиболее верное пропитание, пока при обилии незаселенных земель нет недостатка в пастбищах. Напротив, земледелие или садоводство – труд очень тягостный, зависящий от непостоянства погоды, а потому и ненадежный, требующий постоянного жилища, земельной собственности и достаточной силы, чтобы ее защитить; пастух же ненавидит эту собственность, ограничивающую его свободу пасти стада. Что касается пастушества, то земледелец, казалось, мог бы завидовать пастуху, как пользующемуся большей благосклонностью неба (ст. 4)¹⁸; но в действительности пастух, пока он обретался по соседству, стал земледельцу в тягость, потому что пасущийся скот не щадит его посадок. Так как пастух, причинив земледельцу ущерб, мог легко удалиться со своим стадом и уклониться от возмещения убытков, ибо пастух не оставляет ничего такого, чего бы он не мог везде и повсюду найти вновь, то именно земледелец первым должен был употребить силу против подобного вредительства, которое пастух отнюдь не считал недозволенным, и поскольку земледелец не хотел потерять плоды своих долгих усилий (а повод к этому никогда не мог совершенно исчезнуть), то он вынужден был, наконец, удалиться (ст. 16)¹⁹ по возможности дальше от пастушеских племен. Это разделение знаменует собой третью эпоху.

Земля [почва], от обработки которой и возделывания на ней растений (в основном деревьев) зависит пропитание людей, требует постоянного жилища; а для его защиты против всяких повреждений необходим союз многих людей, оказывающих друг другу содействие. Люди при таком образе жизни не могут более рассеиваться отдельными семьями, но должны держаться вместе, строя поселения (не вполне верно называемые городами), дабы защитить свою собственность от диких охотников или орд кочующих вблизи пастухов. Первые жизненные потребности, удовлетворение которых требовало различного образа жизни (ст. 20)²⁰, могут теперь обмениваться друг на друга. Отсюда должна была возникнуть культура и начало искусства как [праздного] времяпрепровождения, так и усердного [труда] (ст. 21, 22)²¹, а также, что самое главное, должны были сложиться некоторые начатки гражданского устройства и общественной справедливости, первоначально, правда, только по отношению к наиболее значительным актам насилия, возмездие за которые теперь предоставлялось уже не индивидам, как было в состоянии дикости, но власти, сообразующейся с законами и [предназначенной] сохранять целое, т.е. передавалось своего рода правительству, над которым уже [не должно] осуществляться никакого насилия (ст. 23, 24)²². – Из этих первых и грубых задатков [государственности] теперь постепенно могло развиваться всякое человеческое искусство, в рамках которого искусство общительности и гражданской безопасности является наиболее полезным; род человеческий разросся и распространился [по Земле], повсюду рассылая из пунктов своего сосредоточения, как из ульев, предварительно подготовленных колонистов. С этой эпохи среди людей началось также и стало далее нарастать неравенство – этот богатый источник столь многих зол, но вместе с тем и всяческого добра.

Однако, пока кочевые пастушеские народы, признающие своим господином только Бога, окружали городское и земледельческое население, имеющее своим господином человека (носителя власти) (VI, 4²³)^*, и как непримиримые враги всякой земельной собственности, враждовали с земледельцами и, в свою очередь, были ими ненавидимы, то, хотя они беспрерывно воевали между собой или, по меньшей мере, существовала постоянная опасность войны, однако народы обоих лагерей могли, по крайней мере внутренне, радоваться неоценимому благу свободы; – (ведь опасность войны еще и теперь остается единственным, что способно сдерживать деспотизм: для того, чтобы отныне государство становилось сильным, требуется богатство, без свободы же не может развиваться никакая создающая богатство предприимчивость. У бедного народа богатство должно заменяться его большим участием в сохранении своей

общности, но это опять-таки возможно только в том случае, когда народ чувствует себя в ней свободным). – Но со временем все увеличивающаяся роскошь горожан, в особенности искусство нравиться, благодаря которому городские дамы затмевали неопрятных девиц пустыни, должна была стать мощной приманкой для пастухов (ст.2)²⁴, побуждающей их вступать в связь с городскими дамами и втягиваться в блистательную нищету городов. Ведь это слияние двух, вообще-то враждебных друг другу групп населения, покончившее с опасностью войны, одновременно упразднило и всякую свободу, вследствие чего, с одной стороны, деспотизм могущественных тиранов еще на начальной стадии культуры, при ее унизительном рабстве, соединяет бездушную роскошь со всеми пороками первобытной дикости; с другой же стороны, человеческий род неудержимо отклоняется от предначертанного ему природой пути развития своих [естественных] задатков к добру. И вследствие этого человеческий род, предназначенный господствовать над землей, но не скотски наслаждаться и рабски служить (ст. 17)²⁵, сделался недостойным даже [самого] своего существования.