5курс / ТГП / первоисточники / Иоффе, Шаргородский / 401

Понятие правоотношения. Юридическая норма и правовое отношение Предыдущий | Оглавление | Следующий

ГЛАВА IV. ПРАВООТНОШЕНИЕ § 1. Понятие правоотношения. Юридическая норма и правовое отношение I Норма права, будучи социальной нормой, направлена на регулирование общественных отношений. Общественное отношение, подвергнутое правовому регулированию, приобретает новый вид и новый характер — оно становится правовым отношением. Правоотношение и есть не что иное, как общественное отношение, урегулированное нормами права.

Такое понимание правоотношения, широко распространенное как в советской юридической литературе, так и в литературе стран народной демократии[1], встретило в последнее время возражения со стороны ряда авторов. Их возражения основаны на том, что якобы подобное определение стирает грани между идеологическими и материальными отношениями: если правоотношение есть общественное отношение, урегулированное нормами права, то правовым, а следовательно, идеологическим,

178

может стать и экономическое, производственное отношение. Ввиду этого взамен приведенного предлагается другое определение, которое гласит, что правоотношения — это «особые идеологические отношения, возникающие в результате воздействия норм права на поведение людей и представляющие собой связь прав одного лица с корреспондирующими им обязанностями другого лица»[2]. Что же касается связи между правовыми и производственными отношениями, то, как указывает М.С. Строгович, «нормы права охраняют производственные отношения, воздействуют на них, содействуют их развитию, но они не регулируют их..»[3]. В процессе правого воздействия на экономические отношения, отмечает В.П. Мозолин, «происходит не «превращение» одних отношений в другие, а возникновение новых, ранее не существовавших идеологических отношений — правовых, которые не поглощают собой экономические отношения, а только их закрепляют, направляя в нужном для господствующего класса направлении»[4].

Надлежит прежде всего отвергнуть как неправильную попытку М.С. Строговича подменить правовое регулирование экономических -отношений правовым воздействием на них. Эта попытка обусловлена, вероятно, следующим ходом рассуждений: регулировать — значит определять; но право само определяется производственными отношениями и потому не регулируют их, а только воздействует нa них.

Однако дело в том, что «регулировать» вовсе не означает «создавать», «порождать», и в этом смысле определять соответствующие явления. Существуют, например, регуляторы давления, температуры, уровня, скорости, направления, частоты, мощности и т.д. Совершенно очевидно, что они только регулируют, т.е. устанавливают известные пределы давления, температуры и т.п., но не создают, не порождают их. Смысловое значение слова «регулятор» ни в какой мере не изменяется в случае применения его к праву. Поэтому, когда гово-

179

рят о правовом регулировании экономических отношений, то этим отнюдь не утверждается первенство права перед экономикой. Вместе с тем никто не отрицает способности права как возведенной в закон воли господствующего класса регулировать движение производственных отношений в направлении, которое предопределяется действующими объективными экономическими законами.

Когда же отрицание регулирующего значения права для производственных отношений обосновывается ссылкой на объективную природу последних, то при этом предается забвению тот чрезвычайно важный факт, что в названных отношениях участвуют люди, «одаренные сознанием, движимые умыслом или страстью, ставящие себе определенные цели»[5]. Деятельность людей как участников общественных отношений не является для этих отношений чем-то потусторонним. Поэтому признать, что право регулирует поведение людей в сфере таких отношений,—это и значит по существу признать, что в доступных для него пределах, а именно в пределах общественной деятельности человека, оно регулирует самые производственные отношения.

Но если это верно, то для правильного определения рассматриваемого понятия нужно поставить и со всей определенностью решить вопроса что такое правоотношение — результат юридического урегулирования реальных общественных отношений или средство, создаваемое самим правом в целях урегулирования последних.

Во втором смысле могут ответить на поставленный вопрос авторы, не признающие, что правоотношение есть общественное отношение, урегулированное нормами права. Так и поступает, например, Ю.К. Толстой, который полагает, что правоотношения — это «особые идеологические отношения, возникающие в результате наступления предусмотренных правовой нормой юридических фактов..., отношения, при посредстве которых (через которые) право регулирует фактические общественные отношения»[6]. Как видим, автор не считает правоотношение результатом юридического урегулиро-

180

вания реального общественного отношения, ибо тогда надлежало бы сделать вывод, что правоотношения и есть урегулированные правом общественные отношения.

По его мнению, фактические отношения начинают регулироваться правом лишь после того, как возникли правоотношения. Сами же правоотношения возникают из юридических фактов, а не из реальных общественных отношений, на урегулирование которых они затем направляются.

Коренной недостаток этой концепции состоит в том, что процесс создания правовых отношений полностью отрывается от реальных общественных отношений: норма права в соответствии с указанными ею юридическими фактами сама создает правоотношение и только после этого устремляет его на урегулирование фактического отношения. Известно, однако, что закон придает определенным фактам юридическое значение лишь постольку, поскольку они наступают в сфере общественных отношений людей. Например, смерть является юридическим фактом не в своем естественном качестве, а как обстоятельство, влияющее на общественные отношения, участником которых был в свое время умерший. В силу факта смерти эти отношения подверглись бы определенному изменению, если бы они даже и не регулировались нормами права. Право же признает смерть юридическим фактом для того, чтобы в связи с-ее наступлением определить, как именно с точки зрения интересов господствующего класса должны измениться такие отношения. Следовательно, правоотношение возникает не просто из юридических фактов, а из тех, указанных в законе изменений, которые должно претерпеть фактическое отношение вследствие наступления юридических фактов. Оно представляет собою поэтому результат правового урегулирования фактических отношений, а не продукт самого права, создаваемый в целях такого регулирования.

Если же считать, что вначале из юридических фактов возникает правоотношение, которое лишь после этого направляется на реальное отношение, то надо быть последовательным и признать, что предметом непосредственного правового регулирования являются сами правоотношения,

181

Из числа всех сторонников рассматриваемой концепции такую последовательность обнаруживает пока только М. П. Карева. Она пишет: «Чтобы регулировать поведение людей в области тех фактических общественных отношений, которые нуждаются в воздействии права, правоотношения... сами должны быть урегулированы, что и осуществляется нормами права»[7]. Действительно, если бы было верно, будто правоотношение возникает прежде, чем последнее устремляется на регулирование фактического отношения, то уже до этого момента оно должно было бы обладать всеми качествами, которыми характеризуется правоотношение: содержать в себе права и обязанности с точным обозначением их границ и т.п. Но сообщить такие качества правоотношению может только объективное право. Поэтому, исходя из критикуемых позиций, нельзя не прийти к выводу, что правоотношения регулируются нормами права. Выходит, следовательно, что право само создает правоотношения и само же их регулирует, а это равносильно тому, как если бы сказать, что право творит самое себя.

Ничего подобного, конечно, в реальной общественной жизни не происходит. Право регулирует фактические, а не юридические общественные отношения. В результате воздействия норм права на фактические отношения его участники становятся носителями прав и обязанностей и потому должны в своих реальных взаимоотношениях сообразовывать свое поведение с волей господствующего класса, выраженной в юридических нормах. Специфические способы воздействия воли господствующего класса через правовые нормы на фактические отношения и порождают такой результат, каким является правоотношение.

Таким образом, на поставленный ранее вопрос можно дать только один ответ: правоотношение есть результат правового урегулирования фактического отношения. Поэтому оно и определяется как общественное отношение, урегулированное нормами права.

Но не приводит ли подобное определение к стиранию граней между идеологическими и материальными отно-

182

шениями? Не означает ли оно, что экономическое отношение, будучи подвергнутым юридическому регулированию и становясь правоотношением, тем самым переключается из области базиса в сферу надстройки?

Правовое регулирование экономического отношения ни в коей мере не лишает его базисного характера и не превращает его в идеологическое отношение, а ограничивается только тем, что придает ему новый вид или, новую форму — форму правоотношения. Правоотношение и есть не что иное, как та форма или тот вид, который приобретает общественное отношение, будучи уpегулированным нормами права.

Правоотношение есть вид или форма самого реального отношения, и отдельно от него, вне этого отношения, такая форма вообще существовать не может. Нельзя, например, представить себе правовое отношение по купле-продаже, которое существовало бы вне экономического менового отношения. Маркс характеризовал поэтому юридическое отношение как волевое отношение, в котором выражается экономическое отношение. И если рассматривать соответствующее явление в целом — с точки зрения как юридической формы, так и экономического содержания, то оно предстает перед исследователем в качестве единства моментов надстроечного и базисного порядка.

С.Ф. Кечекьян[8], А.А. Пионтковский[9] и некоторые другие авторы приемлют взгляд на правоотношение только как на идеологическую форму. Мы же полагаем, что не меньшую научную ценность представляет указание на специфику данной идеологической формы, в которой воплощаются экономические и иные фактические общественные отношения.

Итак, всякое общественное отношение, будучи урегулированным нормами права, приобретает вид правового отношения.

Какие же специфические свойства возникают у общественного отношения вследствие того, что оно облекается в правовую форму? Ответ на этот вопрос имеет существенное значение, ибо только таким путем можно

183

уяснить, в чем заключается сущность юридического закрепления тех естественных отношении, которые подвергаются правовому регулированию.

Первая особенность правоотношения состоит в том, что оно всегда является отношением между конкретными лицами. Участники любого правового отношения всегда могут быть определены конкретно, так как ими во всех случаях являются строго определенные лица, выступающие в этом отношении в качестве носителей прав и обязанностей. Напротив, в других, неправовых общественных отношениях иногда подобная конкретность не наблюдается, так как они могут быть установлены и с неопределенным кругом участников. Например, в трудовом правоотношении право требовать выполнения определенной работы принадлежит организации, предоставившей работу, а обязанность ее выполнения возлагается на лиц, принявших на себя такое обязательство. Здесь мы имеем дело с правоотношением, и потому его субъекты точно определены. В отличие от этого при проведении, например, добровольных общественных работ (субботников) любой и каждый вправе обратиться с призывом об организации таких работ, на который может откликнуться неопределенная группа лиц, желающих принять в них участие. Здесь мы имеем дело с неправовым общественным отношением, и потому его субъектный состав уже не обладает должной определенностью.

Вторая особенность правоотношения состоит в том, что оно характеризуется строгой определенностью взаимного поведения его участников. Если, перед нами правовое отношение, то мы точно знаем, какого поведения один из его участников может требовать от другого субъекта. Напротив, в неправовых отношениях эта определенность также нередко отсутствует. Например, юридическая обязанность совершеннолетних детей по обеспечению своих нетрудоспособных родителей точно выражается в денежной сумме, размер которой определяется судом. Иначе и не может быть в отношениях правового характера. В отличие от этого материальная помощь, которую дети фактически оказывали бы своим родителям, когда закон на них не возлагает такой обязанности, не могла бы получить точно фиксированного выражения. Но это вполне объяснимо,

184

поскольку в последнем случае действия по оказанию помощи не составляют юридической обязанности и носят неправовой характер.

Эта последняя особенность правоотношения обусловлена характерной для него третьей особенностью, заключающейся в том, что правоотношение всегда возникает на основе юридических норм, установленных или санкционированных государством. Общественное отношение потому и становится правовым отношением, что оно регулируется исходящими от государства юридическими нормами, Те же нормы точно определяют и конкретные функции, возлагаемые на каждого из участников правоотношения. Напротив, общественное отношение, не регулируемое юридическими нормами, не является правоотношением, и потому конкретные функции его участников не всегда получают точное и определенное выражение. Например, когда в прошлом выполнение определенных работ в пользу колхозов иногда производилось государственными органами в порядке шефства, это порождало крайнюю неопределенность в их взаимоотношениях. Колхозы не всегда знали, какие из выполненных работ и затраченных материалов подлежат оплате, отвечают ли шефы за доброкачественность произведенных работ и т.д. Но после того, как XX съезд партии предложил оформлять выполнение таких работ путем заключения подрядных договоров и соответствующие отношения были поставлены на прочную правовую основу, от былой неопределенности не осталось и следа, так как права и обязанности сторон получили теперь точно фиксированное выражение в законе и заключаемых в соответствии с ним договорах.

Из указанной особенности правоотношения вытекает и свойственная ему четвертая особенность, состоящая в том, что осуществление правоотношения обеспечивается мерами государственной охраны. Общественное отношение, принявшее вид правового отношения, с самого момента его возникновения опирается в его осуществлении на принудительную охрану со страны государства. Напротив, другие, неправовые общественные отношения такой охраной не обеспечиваются и их осуществление происходит помимо и вне государственного вмешательства. Возьмем, напри-

185

Мер, уголовные дела, возбуждаемые по жалобе потерпевшего (оскорбление, клевета и т.п.). Если потерпевший не возбуждает уголовного дела, то в таких случаях не возникают и уголовные правоотношения. Происходит это, видимо, потому, что стороны сами без вмешательства государства тем или иным способом урегулировали свои взаимоотношения. Перед нами общественное отношение, не ставшее правовым, и потому оно не связано с применением мер государственной охраны. Но в случае возбуждения уголовного дела потерпевшим соответствующее общественное отношение приобрело бы вид уголовного правоотношения, которое реализуется уже в принудительном порядке — либо путем фиксации в суде факта примирения сторон, если таковое состоялось, либо путем вынесения судебного приговора.

В совокупности всех этих четырех признаков, взятых в единстве, обнаруживается специфика юридического отношения как общественного отношения особого рода. Рассматриваемое под углом зрения этих признаков правоотношение есть не что иное, как регулируемое правом общественное отношение между конкретными лицами, взаимное поведение субъектов которого закреплено юридически и осуществление которого обеспечивается мерами государственной охраны.

Решая вопрос о том, подлежит или не подлежит соответствующее общественное отношение юридическому нормированию, государство наряду с другими обстоятельствами учитывает и те особые признаки, которые приобретаются данным общественным отношением, когда оно становится отношением правовым. Юридический характер принимают те общественные отношения, осуществление которых в соответствии с государственными интересами может быть обеспечено лишь в том случае, если поведение их участников будет закреплено юридически и если реальность этого поведения будет обеспечена мерами государственной охраны.

Социалистическое государство при разрешении этого вопроса учитывает ряд обстоятельств.

Во-первых, оно учитывает самую природу данного общественного отношения, его способность быть объек-

186

том правового регулирования. Так, советское семейно-брачное законодательство регулирует не только имущественные, но и, в первую очередь, личные неимущественные отношения между супругами. Ясно, однако, что за его пределами остаются чисто интимные отношения, природа которых такова, что они исключают самую возможность законодательной регламентации. Поэтому в нашем праве нет тех ханжеских норм, с которыми нередко к брачущимся обращаются законы буржуазных государств.

Во-вторых, принимается во внимание природа правового отношения, т.е. те особые качества, которые фактическое отношение должно приобрести в результате его юридического урегулирования. Например, социалистическое государство ведет борьбу с пережитками капитализма в сознании людей. Значит ли, это, что любые проявления капиталистических пережитков должны быть предусмотрены в законе и всегда вызывать определенное правовое реагирование? Нет, не значит, ибо не всякие пережиточные явления в сознании людей требуют прямого реагирования со стороны права в форме установления правоотношений со всеми характерными для них признаками.

Н. С. Хрущев, говоря о том, что у нас имеются еще люди, зараженные капиталистическими пережитками, указывал: «Нельзя спокойно ожидать, когда эти пережитки капитализма исчезнут сами по себе, необходимо вести против них решительную борьбу, направить общественное мнение против всяческих проявлений буржуазных взглядов и нравов, против антиобщественных элементов»[10]. Речь, таким образом, идет в первую очередь об общественном мнении, которое должно .быть противопоставлено элементам старой идеологии, а непосредственно юридическая регламентация должна здесь применяться лишь как крайняя мера.

Всесторонне учитывая и природу реальных отношений, и специфические качества правовых отношений, социалистическое государство в решении вопроса о применимости средств правового регулирования к данному конкретному случаю исходит из соображений целесооб-

187

разности такого регулирования с точки зрения социальной сущности нашего общественного строя, основных принципов политики Коммунистической партии, интересов всего общества и его членов. В частности, когда была в свое время поставлена задача по освоению целинных земель, возникла потребность в людях, которые непосредственно участвовали бы в выполнении этой задачи. Был принят ряд нормативных актов в целях обеспечения материальных и иных условий для лиц, направлявшихся на работу в районы целинных земель. Но, конечно, не могло быть и речи об обеспечении этих районов рабочей силой на основе правовых предписаний, так как это противоречило бы основным принципам, определяющим положение личности при социализме. Да в этом и не было необходимости, ибо, как отмечалось на XXI съезде КПСС, по призыву партии и правительства сотни тысяч юношей и девушек, имеющих квалификацию и работающих в столицах или в других культурных и промышленных центрах, оставляли свои родные и обжитые места и ехали в новые, неизведанные края.

Нельзя поэтому представлять дело таким образом, будто каждое фактическое отношение, если оно объективно способно к юридическому урегулированию, подвергается правовой регламентации. Социалистическое государство вовсе не заинтересовано в том, чтобы придать вид правоотношения максимально возможному числу наших общественных отношений. Многие из них, особенно в современных условиях, успешно развиваются помимо и вне правовой регламентации. Что же касается правоотношений, то они используются в качестве важного средства строительства социализма и коммунизма в тех областях общественной деятельности, где это действительно необходимо и целесообразно.

II Правоотношение возникает на основе юридической нормы. С другой стороны, норма права реализуется в действительной жизни благодаря установленным в соответствии с нею правоотношениям. Это означает, что норма и правоотношение находятся в тесной взаимосвязи и во взаимодействии друг с другом.

188

Зависимость правоотношения от нормы проявляется в том, что в реальной жизни могут возникать лишь такие юридические отношения, которые предусмотрены нормами действующего права. Если бы было иначе, если бы субъекты могли устанавливать все им угодные правоотношения, не считаясь с действующими правовыми нормами, право перестало бы быть выраженной в законе волей господствующего класса, так как в этом случае любые отношения, возникшие по воле их субъектов, хотя бы они и противоречили воле и интересам государства, должны были бы получать юридическую защиту с его стороны. Но подобное положение немыслимо практически, ибо господствующий класс никогда не станет охранять отношения, установление и существование которых противоречит его интересам и не соответствует его воле, выраженной в законе или в других нормативных юридических актах. Нельзя также считать правовым отношение, устанавливаемое по произвольному усмотрению государственных органов и их должностных лиц вопреки действующему законодательству. Когда в империалистических государствах совершаются акты внесудебной расправы над прогрессивными деятелями за действия, не запрещаемые буржуазным законом, или когда такие акты оформляются даже в виде судебной процедуры, как это, например, имело место на процессе в Карлсруэ, подобные действия не основываются на нормах права и, следовательно, не воплощают в себе правовых отношений, а являются чистейшим произволом. Правоотношение имеется только там, где имеется предусматривающая его юридическая норма.

Могут, однако, сказать, ссылаясь на такие исторические примеры, как процесс образования классического права древнего Рима или прецедентного права в Англии, что иногда возможны случаи, когда фактическое отношение вначале приобретает вид правоотношения и лишь .^последствии санкционируется заново создаваемой юридической нормой. В древнем Риме нормы преторского права, которые имеются при этом в виду, выражались в эдикте претора и защиту получали только такие, не предусмотренные цивильным правом отношения, которые претор объявлял подлежащими защите в самом эдикте. К тому же претор обычно делал это, соответ-

189

ствующим образом толкуя цивильные нормы. Правда, такое толкование фактически приводило к созданию новых юридических норм. Однако до их создания соответствующее отношение не могло иметь правовой силы. Что же касается английского права, то создание нового прецедента обычно опирается здесь на определенное толкование прецедента предшествующего. И хотя новый прецедент заключает в себе и новую норму, но лишь с момента образования последней отношение, ею регулируемое, считается правовым отношением. Значит, ни право древнего Рима, ни английское прецедентное право не опровергают того бесспорного вывода, что установление правоотношений зависит от характера и содержания действующих юридических норм.

Однако нормы права могут по-разному предусматривать те правоотношения, установление которых ими допускается.

Они могут, во-первых, строиться по принципу исчерпывающего перечня. В этом случае допустимо возникновение правоотношений, лишь прямо предусмотренных юридическими нормами. Так, в современных условиях, когда из советского уголовного законодательства устранено правило об аналогии, нормы особенной части уголовных кодексов следует рассматривать как исчерпывающий перечень тех составов преступления, при совершении которых у государства возникает право на наказание. По принципу исчерпывающего перечня строится также административное и процессуальное законодательство. Поэтому в жизни могут возникать только такие административные и процессуальные правоотношения, которые прямо предусмотрены действующими законами или иными нормативными актами. То же самое следует сказать относительно структуры гражданско-правовых норм о праве собственности, изобретательстве, наследовании и семейно-брачных отношениях. Наконец, исчерпывающий характер носят и нормы государственного права.

Во-вторых, наряду с исчерпывающим перечнем юридические нормы могут наиболее общим образом предусматривать те общественные отношения, которые подвергаются ими правовому регулированию. Тогда допустимо возникновение правоотношений, прямо не преду-

190

сматриваемых нормами, которые строятся по принципу исчерпывающего перечня, но охватываемых содержанием обшей юридической нормы.

Так, ст. 4 ГПК для права гражданского формулирует правило об аналогии. Значит ли это, что тем самым допускается возникновение правоотношений, законом не предусмотренных?

Применение в законе аналогии означает, что соответствующее правоотношение не упоминается в какой-либо конкретной норме действующего законодательства, но оно охватывается последним с точки зрения наиболее общих признаков, характерных для данного правоотношения[11]. В частности, в уже приводившейся ст. 4 ГПК говорится, что «за недостатком узаконений и распоряжений для решения какого-либо дела суд решает его, руководствуясь общими началами советского законодательства и обшей политикой Рабоче-крестьянского правительства». В то же время в ст. 2 ГК указано, что в суде рассматриваются споры о праве гражданском, а из содержания совокупности норм гражданско-правового законодательства с непреложностью вытекает вывод, что гражданскими являются имущественные права стоимостного характера и связанные с ними личные неимущественные права. В результате можно признать, что отношения, которые имеет в виду ст. 4 ГПК, не предусмотрены и не закреплены какой-либо конкретной нормой советского гражданского права. Но это не означает, что такие отношения, если они не противоречат интересам социалистического общества и соответствуют основным принципам советского гражданского права, не закреплены его обшей нормой, которая представляет собою вывод, так сказать концентрированное извлечение из всей совокупности гражданско-правовых норм. В данном случае эта общая норма ориентирует на то, что имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, если они не противоречат общему духу советского законодательства, получат защиту с его стороны, хотя бы такие отношения и не были прямо предусмотрены в какой-либо конкретной норме.

191

Таким образом, правоотношения во всех, без исключения, случаях являются результатом действия юридических норм независимо от того, предусматриваются ли они в юридических нормах прямо и непосредственно или наиболее общим образом[12]'.

Обратимся теперь к рассмотрению той же проблемы, но уже с другой стороны, со стороны роли, которую в осуществлении правовых норм играют юридические отношения.

Нормы права действуют и до установления на их основе конкретных правоотношений, оказывая определенное влияние на поведение людей, к которым они адресуются. Взять хотя бы воспитательное воздействие 'норм советского социалистического права. Совершенно очевидно, например, что воспитательное значение норм уголовного права проявляется не только после совершения преступления, когда возникает конкретное уголовное правоотношение, и не только по отношению к преступникам, но и по отношению ко всем честным советским людям хотя бы потому, что эти нормы вселяют в них уверенность в том, что ни одно преступление не может остаться безнаказанным, что с преступлениями социалистическое общество ведет борьбу самым решительным образом. С еще большим основанием то же самое можно сказать о нормах, кото-

192

рые имеют дело не с противоправной, а с вполне дозволенной, нормальной деятельностью. Такие нормы также воздействуют на поведение людей и до установления на их основе конкретных правоотношений. Примером этому могли бы служить нормы гражданского законодательства о договорах, скажем, о договоре купли-продажи. Пока два лица ведут лишь переговоры о заключении договора купли-продажи, правоотношение между ними еще не возникает. Но уже в ходе таких переговоров они обязаны сообразовываться с требованиями соответствующих гражданско-правовых норм, — в противном случае те отношения, к установлению которых они стремятся, вообще не возникнут.

Но если юридические нормы действуют до установления на их основе конкретных правоотношений и если уже до этого момента они оказывают определенное воздействие на поведение людей, то почему же мы тогда утверждаем, что в действительной жизни нормы права реализуются посредством правоотношений?

Как уже отмечалось, гипотезы правовых норм бывают односторонними и двусторонними, причем односторонние гипотезы предполагают либо только правомерное, либо только неправомерное поведение для того, чтобы данная норма была применена, тогда как двусторонние гипотезы рассчитаны на различное применение правовой нормы, в зависимости от того, вызывется ли это обстоятельство правомерным или, наоборот, неправомерным поведением. Характер правоотношений также меняется в случаях, когда они возникают в результате правомерного поведения, по сравнению с теми случаями, когда причиной их возникновения служит поведение неправомерное.

Правоотношение, возникшее в результате правомерного поведения, призвано к урегулированию общественных отношений его участников. Поэтому оно может быть названо регулятивным правоотношением. Напротив, правоотношение, возникшее в результате неправомерного поведения, призвано уже не только к урегулированию определенных отношений, но и к обеспечению охраны тех других общественных отношений, в которых его участники состояли ранее, до совершения правонарушения. Поэтому такое правоотношение

193

может быть названо охранительным правоотношением[13].

Реализация правовой нормы заключается в ее применении. Применение же юридических норм выражается в создании, изменении или прекращении конкретного отношения (индивидуальных прав и обязанностей) на основе и в соответствии с правовой нормой, абстрактно регулирующей общественные отношения данного рода.

Когда на основе правовой нормы создается регулятивное правоотношение, то это обстоятельство имеет силу акта применения нормы права, ибо такое правоотношение возникает в результате совершения сознательных действий, соответствующих требованиям юридической нормы. Участники будущего правоотношения устанавливают его, сообразуясь с указаниями закона {например, в ходе переговоров о заключении договора включают в него условия, не противоречащие закону). Однако эта их деятельность приобретает юридическое значение лишь при том условии, что правоотношение действительно будет установлено. В противном случае она утрачивает какой бы то ни было правовой смысл. Следовательно, реализация юридической нормы, гипотеза которой рассчитана на регулятивные правоотношения, может быть произведена только путем установления таких правоотношений.

Когда на основе правовой нормы создается охранительное правоотношение, то это обстоятельство не может иметь силы акта применения нормы права, ибо такое правоотношение возникает в результате совершения действий, противоречащих требованиям юридической нормы. Однако если охранительное правоотношение возникло, к правонарушителю в соответствии с законом применяется определенная юридическая санкция (назначается наказание, налагается административный штраф) и т.п. Здесь уже имеет место применение нормы права, поскольку речь идет о совершении действий, соответствующих ее требованиям. Но и в этом

194

случае применение правовой нормы воплощается в правоотношении, а именно в правоотношении по применению санкции к правонарушителю. Следовательно, реализация юридической нормы, гипотеза которой рассчитана на охранительные правоотношения, тоже может быть произведена только путем установления определенных правоотношений.

Это и имеется в виду, когда говорят, что нормы права реализуются в действительной жизни посредством правоотношений.

Конечно, с точки зрения интересов государства возникновение отнюдь не всякого правоотношения является желательным. Государство заинтересовано во всемерном распространении и развитии регулятивных правоотношений, поскольку они воплощают в себе деятельность, дозволенную и поощряемую законом, но оно вовсе не стремится к тому, чтобы возникали охранительные правоотношения, порождаемые недозволенной, противоправной деятельностью. Наоборот, чем меньше таких правоотношений в жизни, тем о более высокой сознательности людей, соблюдающих требования закона, этот факт свидетельствует[14].

Однако, несмотря на то, что государство не заинтересовано в распространении охранительных правоотношений, все же применение мер государственного принуждения всегда производится в форме таких правоотношений. Возможность их возникновения в случае правонарушения играет тем самым важную роль в деле обеспечения соблюдения тех норм, гипотезы которых рассчитаны на неправомерное поведение. В этом смысле правоотношение является необходимым средством не только применения, но и обеспечения соблюдения норм права.

Во всем этом находит свое выражение неразрывная связь нормы и правоотношения, вследствие чего невозможно понять сущность нормы, не выявив характера тех правоотношений, которые на ее основе возникают, как и невозможно понять сущность правоотношения, не выявив характера той юридической нормы, на которую 0но опирается.

195

Ill В оценке соотношения нормы и правоотношения в буржуазной юриспруденции явно обнаруживаются две основные тенденции.

Первая тенденция представлена нормативистами, которые, отрывая норму от реальных общественных отношений, обычно рассматривают ее вне и независимо от конкретных правоотношений, а если и обращаются к последним, то объявляют их не более, чем персонификацией юридических норм.

Вторая тенденция представлена социологами, которые вообще стремятся сбросить со счета юридическую норму, сводя все дело к конкретным жизненным фактам, ограниченным к тому же одною лишь сферою деятельности должностных лиц. Ввиду этого и у социологов правоотношение не становится таким объектом изучения, которому уделялось бы особое, сколько-нибудь серьезное внимание.

Нет поэтому ничего удивительного в том, что в разнообразных курсах по теории права, в которых так или иначе затрагивается проблема правоотношения, она освещается обычно не в общетеоретическом плане, а на основе материалов и выводов буржуазной цивилистики. В качестве примера можно было бы сослаться на книгу французских авторов Грэссей и Лаборд-Лакост «Общее введение в изучение права», опубликованную в Париже в 1947 году. Немногочисленные страницы этой большой по объему работы, посвященные правоотношению (стр. 329—367), не только воспроизводят цивилистическое понимание правоотношения, но и опираются на иллюстративный материал, почерпнутый почти исключительно из области цивилистики.

Небезынтересно при этом отметить, что если раньше, в XIX веке, в целях маскировки эксплуататорской сущности капиталистического общества некоторые правоотношения, и в особенности правоотношения собственности, объявлялись многими буржуазными юристами отношениями человека к вещи, то в современных условиях столь примитивный и потому легко поддающийся разоблачению прием уже не получает такого же широкого распространения. Многие буржуазные юристы исходят теперь из того, что правоотношение всегда высту-

196

пает в виде отношения между людьми. Так, в упомянутой работе Грэссей и Лаборд-Лакост пишут: «Может показаться, что собственник выступает в единственном числе перед своей вещью и что по этому поводу он не находится ни с кем в правоотношении. Но если собственник действительно не испытывает ни в ком необходимости для того, чтобы осуществить свою власть над вещью, тем не менее в различных отношениях, которые он может иметь с другими лицами, он опирается на прерогативы собственности, например, в своих отношениях с соседями, с правонарушителями, с вором или со всеми лицами, которым он хочет уступить право на вещь»[15].

Но если в приведенном высказывании право собственности в его нормальном состоянии все еще выглядит как отношение человека к вещи, создавая лишь возможности для возникновения на его основе правоотношений с иными людьми, то в других работах их авторы, следуя широко распространенному еще во французской цивилистике XIX века взгляду, квалифицируют правоотношение собственности во всех случаях как юридическое отношение собственника с несобственниками. Любые правовые феномены, заявляет, например, Гезер, представляют собою не что иное, как «особый способ достижения социальных целей посредством человеческой деятельности, рассматриваемой как средство теми, кто ее использует в этих целях»[16].

Для чего, однако, понадобилось буржуазным юристам отказываться от фетишизации таких правоотношений, как отношения собственности, и столь решительно настаивать на их общественной природе?

Еще Дюги использовал этот новый прием для своей демагогической концепции гармонии классовых интересов при капитализме, сочетавшейся у него с выводом о замене субъективных прав «социальными функциями». Этой цели как раз и служит на первый взгляд кажущийся странным решительный «крен» современной буржуазной юриспруденции в сторону «социологизации» правовых отношений.

197

Так, перешедший впоследствии в услужение к германским фашистам немецкий юрист Гедеманн заявлял, что в условиях империализма, когда «вещественная» собственность заменяется «финансовой» или «коммерческой» собственностью, собственник якобы передает свое имущество обществу, сохраняя у себя лишь ценные бумаги на имущество (акции, облигации и т.п.). Тем самым, по утверждению Гедеманна, собственность из права превращается в полезную функцию, выполняемую ее носителем в интересах общества[17]. При этом весьма знаменателен тот факт, что аналогичные воззрения на капиталистическую собственность пропагандируют и правые социалисты. В частности, основной тезис, «доказыванию» которого посвящена вышедшая в 1946 году книга австрийского правосоциалистического лидера Реннера, сводится к утверждению, что, поскольку капиталистические предприниматели «самоустраняются» от непосредственного управления пред-предприятиями, ограничиваясь лишь получением доли дохода, а непосредственное руководство производством перешло от них к другим лицам, лишенным капитала, постольку якобы эра капитализма уже закончилась и утверждается новый, «на три четверти социализированный» общественный строй[18]. Тех же взглядов придерживаются как английские лейбористы[19], так и некоторые американские социологи[20].

В связи с этим нельзя не отметить подозрительного сходства с описанными позициями, обнаруживаемого во взглядах югославских ревизионистов на современную капиталистическую собственность.

Составители программы СКЮ, проводя один из своих центральных тезисов о том, что якобы наряду с революционным социалистическим преобразованием происходит процесс эволюционного превращения капитализма в социализм, в основу этого тезиса кладут соответствующую трактовку сущности капиталистической собственности на современном этапе. Они утверждают,

198

что в нынешних условиях государство все более контролирует капитал, частично ограничивая право частного управления капиталистической собственностью и отнимая у владельцев частного капитала отдельные самостоятельные функции в экономике и обществе. Процесс связывания верхов монополий с государственным управлением продолжается и дальше. Эти верхи в -определенных областях своей деятельности все более теряют свою прежнюю, полностью самостоятельную роль, а отдельные функции монополий во все большей мере переходят к государству. Вместе с тем буржуазное государство объявляется ими стоящим над обществом в том смысле, что оно-де в равной мере ограничивает как рабочий класс, так и буржуазию. Отсюда и делается тот вывод, что поскольку отдельные экономические функции больше переносятся с частного капитала на государство, — причем права частного капитала ограничиваются и другими путями, — постольку больше проявляется давление новых, по своей объективной тенденции социалистических элементов в экономике на капиталистический способ производства.

Таким образом, реальный процесс все большего сращивания и подчинения буржуазного государственного аппарата капиталистическим монополиям изображается здесь как процесс преобразования монополистического капитала в социалистическую экономику. Вмешательство государства в отношения собственности в интересах монополий квалифицируется как деятельность по их ограничению и «обобществлению». Действительно эксплуататорский характер буржуазной собственности, особенно усиливающийся в период монополистического капитализма, окрашивается в цвет «социализирующейся» собственности, подобно тому как это давно уже утверждают правые социалисты в различных странах. И все это делается под флагом борьбы с фетишизацией отношений собственности, борьбы за их анализ как сугубо социального явления. Чем же в таком случае отличаются ревизионистские воззрения на капиталистическую собственность по сравнению с тем, как она вообще трактуется во многих солидаристских, в том числе и откровенно буржуазных, теориях? Совершенно очевидно, что сходства тут гораздо больше, чем сколько-нибудь существенных различий.

199

Возвращаясь к вопросу о «идеологизации» правоотношений в буржуазной юридической теории, нельзя не признать, что эта тенденция отнюдь не является шагом вперед к выявлению их подлинной сущности, как могло бы показаться на первый взгляд. Здесь преследуются цели совершенно иного порядка со стремлением доказать, что, во-первых, в современных условиях права заменены функциями, якобы в равной мере выполняемыми в интересах общества как эксплуатируемыми, так и эксплуататорами; во-вторых, былое различие между классами заменяется гармонией интересов всех, подчиненных интересам общества; в-третьих, самый капитализм перестал уже быть или постепенно перестает быть капитализмом, становясь либо целиком, либо по , крайней мере «на три четверти» новым общественным строем.

Перед лицом такой цели буржуазные юристы выступают единым фронтом независимо от разногласий, разделяющих сторонников различных направлений. Все они так или иначе подчеркивают социальную природу права — начиная от сторонника нормативизма Райсдорфа, говорящего о том, что право всегда имеет своим объектом поведение людей в обществе[21], и кончая сторонником католицизма Дабэном, заявляющим, что право создано для регулирования междучеловеческих отношений[22]. Но одно дело признавать общественную природу права и совсем другое дело стремиться к выявлению его классовой сущности. Опыт современной буржуазной юриспруденции показывает, что классовая сущность права может быть не только выявлена, но и тщательно скрыта и замаскирована именно путем объявления его категорией общественной.

Предыдущий | Оглавление | Следующий

[1] В литературе этих стран мы находим следующие указания; «Связь права с общественными отношениями состоит в том, что эти отношения регулируются правовыми нормами и превращаются в правовые отношения» (М. Геновски и Д. Димитров, Основы на държавата и правото на HP България, София, 1957, стр. 153), «Общественное отношение становится правоотношением благодаря тому, что государство санкционирует его посредством нормы права» (Das Zivilrecht der DDR, Allgemeiner Teil, Berlin, 1954, S. 118).

[2] С.Ф. Кечекьян, Доклад в Институте права АН СССР, «Советское государство и право» 1956 г. № 3, стр. 130.

[3] «Советское государство и право» 1956 г. № 3, стр. 131.

[4] В.П. Mозолин, О гражданско-процессуальном правоотношении, «Советское государство и право» 1955 г. № 6, стр. 52.

[5] К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 667.

[6] Ю. К. Толстой, К теории правоотношения, Л., 1959, стр. 20.

[7] M.П. Карева и С.Ф. Кечекьян, О социалистических правоотношениях Тезисы докладов, М., 1956, стр. 9.

[8] См. «Советское государство и право» 1955 г № 2, стр. 24

[9] См. «Советское государство и право» 1956 г. № 1, стр. 23.

[10] «Внеочередной XXI съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет», т, I, Госполитиздат, 1959, стр. 58.

[11] Ср. Н. Д. Дурманов, Понятие преступления, изд-во Академии наук СССР, 1948, стр. 224—226.

[12] Другое дело, что в некоторых отраслях права с учетом их специфики не всегда целесообразно признавать правовыми отношения, прямо не предусмотренные той или иной конкретной юридической нормой. Так, советский законодатель признал это нецелесообразным применительно к уголовному праву, исключив из него правило об аналогии и допустив тем самым привлечение к ответственности только в случаях совершения деяний, прямо предусмотренных уголовным законом. Для уголовного права, имеющего дело лишь с противоправными деяниями, такое решение вопроса является, конечно, правильным, так как оно служит дальнейшему укреплению социалистической законности, создавая у каждого гражданина твердую уверенность в том, что он может быть подвергнут наказанию не иначе, как по прямому указанию закона. Напротив, в гражданском праве аналогия должна быть сохранена и впредь, ибо, имея дело в первую очередь с нормальной, дозволенной, общественно полезной деятельностью, оно не может ограничивать такую деятельность рамками, строго очерченными в законодательстве. Но, как мы уже видели, и сохранение аналогии не колеблет общего принципа, определяющего зависимость правоотношений от действующих юридических норм.

[13] Этот термин, по нашему мнению, весьма удачно введен в употребление Н.Г. Александровым (см. Н.Г. Александров, Законность и правоотношения в советском обществе, Госюриздат, 1955, стр. 91).

[14] Ср. Ю. К. Толстой, К теории правоотношения, Л., 1959, стр. 5.

[15] Brethe de la Gressay et Labord-Lacost, Introduction générale à l'étude du droit, -Paris, 1947, pp. 329—330.

[16] J. Haesaert, Théorie générale du droit, Bruxeless 1948, p. 114.

[17] J. Hedemann, Sachenrecht des bürgerlichen Gesetzbuches, Berlin, 1924, S. 61—65.

[18] Renner, Die neue Welt und Sozialismus, Wien, 1946, S. 28.

[19] См., например, Crossland, The transition from capitalism, London, 1953.

[20] См., например, Alascо, Intellectual capitalism, New Yotk, 1950.

[21] К. Reisdorf, Die Grundlegung der Rechtswissenschaft, Berlin, 1930, S. 52.

[22] A. Dabin, Théorie générale du droit, Paris, 1944, p. 74.