Literatura_k_Seminaru_1 (1) / Ганс МоргентауШесть принципов политРеализма
.docОтголосок и применение данного принципа к нашему веку отмечается в наблюдении Макса Вебера:
Интересы (материальные или идеальные), не идеи, руководят действиями человека. "Образы мира", созданные этими идеями, часто служат переключателями, определяющими курс, от которого динамизм интересов не позволяет действиям отклоняться.
Действительно тип интересов, определяющих политическое действие в конкретные периоды истории, зависит от политического и культурного контекста, внутри которого и формулируется внешняя политика. Цели, которые преследуют нации во внешней политике, могут колебаться в диапазоне целей, которые любая нация когда-либо преследовала или могла преследовать.
Те же самые наблюдения используются применительно к понятию "сила". Содержание этого понятия и способ его использования определяются политическим и культурным окружением. "Сила" может содержать в себе все, что устанавливает и поддерживает контроль человека над человеком. Поэтому к силе относятся все социальные отношения, служащие этой цели, от физического насилия до наиболее утонченных психологических связей, с помощью которых один разум контролирует другой. Сила включает в себя господство человека над человеком, как в случае, когда она ограничивается нравственными целями и находится в конституционных рамках, как в Западных демократиях, так и тогда, когда она проявляется в диком, варварском насилии, подчиняющемся лишь законам собственный мощи, а свое единственное оправдание обнаруживающее в собственном расширении.
Политический реализм не допускает, что современные условия, при которых внешняя политика осуществляется в условиях крайней нестабильности и ежедневной угрозы применения широкомасштабного насилия, не могут быть изменены. Например, баланс влияния - действительно неизменный элемент плюралистических обществ, что хорошо знали авторы "Федералиста"; в самом деле он способен выполнять свою функцию, что и наблюдается в Соединенных Штатах, при условии относительной стабильности и мирного протекания конфликта. Если эти факторы, проявившиеся в данных условиях, будут воспроизведены на международной арене, то и похожие условия стабильности и мира будут на ней господствовать, что и наблюдалось на протяжении длительного периода истории определенных наций.
То, что истинно, относительно общего характера международных отношений, также истинно и относительно нации-государства, этого основания современной внешней политики. Несмотря на то, что политические реалисты уверены в том, что интерес - неизменный стандарт, по которому следует судить политическое действие и с которым необходимо его соизмерять, современная связь между интересом и нацией-государством является продуктом истории, и поэтому в процессе истории она должна исчезнуть. Ничто в позиции реалистов не противоречит представлению, что существующее разделение политического мира на нации-государства будет замещено делением на более крупные и отличные от современных единицы, более отвечающие техническому потенциалу и нравственным требованиям современного мира.
Реалисты делят компанию с представителями иных школ мысли, но лишь до того момента, когда будет задан наиболее важный вопрос о том, каким образом должен быть трансформирован современный мир. Реалист уверен, что трансформация мира может быть совершена только с помощью искусных манипуляций с неизменными силами, которые формировали этот порядок в прошлом, и будут формировать в будущем. Для реалиста непостижима позиция, с точки зрения которой возможна трансформация политической реальности, путем ее приспособления к абстрактному идеалу, не принимающему в расчет управляющие этой реальностью законы.
4. Политический реализм обращает внимание на нравственное значение политического действия. Он также обращает внимание на неизбежное напряжение, существующее между моральными заповедями и требованиями успешного политического действия. Но он не способен исправить или уничтожить это напряжение и, таким образом, делает непонятным нравственные и политические вопросы. А это способствует тому, что существующее напряжение заставляет строгие факты политики казаться в нравственном отношении более удовлетворяющими нравственным требованиям, а нравственные законы менее точными, нежели в действительности.
С точки зрения реализма, универсальные моральные принципы не могут быть применены для анализа действий государств в их абстрактной универсальной формулировке, прежде они должны быть пропущены через фильтр конкретных условий места и времени. Человек может сказать за себя: " Fiat justitia, pereat mundus " (" Пусть торжествует справедливость, даже если весь мир погибнет "), но государство не имеет право сказать так от имени тех, о ком оно заботиться. Личность и государство должны судить о политическом действии с помощью универсальных моральных принципов, таких как свобода. Однако, хотя личность имеет моральное право пожертвовать собой для защиты подобных моральных принципов, государство не имеет право позволить нравственному осуждению посягательств на свободу быть помехой успешному политическому действию, которое вдохновляется нравственным принципом национального выживания. Не может быть политической нравственности без дальновидности, то есть, без анализа политических последствий, кажущегося моральным действия. Реализм рассматривает дальновидность - взвешивание последствий альтернативных политических действий - как первейшую добродетель политики. Этика, в абстрактном смысле, судит о действиях с точки зрения их соответствия нравственному закону; политическая этика судит о действии по его политическим последствиям. Классическая и средневековая философия это знали, как знал и Линкольн, когда сказал:
Я буду действовать наилучшим способом, поскольку я знаю, как это делать; я буду действовать так хорошо как могу и так долго как смогу. Если после моей смерти все будет отлично, то сказанное против меня не будет иметь никакого значения. Если после моей смерти все будет крайне плачевно, то и десять ангелов, утверждающих, что я был прав, ничего не изменят.
5. Политический реализм отрицает отождествление нравственных стремлений конкретной нации с нравственными законами, которые управляют Вселенной. Как политический реализм проводит разделение между истинной и мнением, также он проводит разделение между истиной и идолопоклонством. Все нации подвергаются искушению - и лишь немногие способны противостоять этому искушению долго - оформлять собственные конкретные стремления и действия в нравственные цели Вселенной. Знание, что нации подчинены нравственному закону - это одно, претендовать на конкретное знание того, что есть благо и зло в отношениях между нациями - совершенно иное. Обнаруживается целый мир различий между верой в то, что все нации подчиняются воле Бога, непостижимой для человеческого разума, и нечестивой уверенностью, что Бог всегда занимает одну из сторон и что некто занимающий эту сторону не может потерпеть неудачу, поскольку исполняет волю Бога.
Беззаботное уравнение конкретного национализма и наставления провидения с нравственной точки зрения недоказуемо, поскольку именно это является тем самым грехом гордыни, о котором греческие трагики и библейские пророки предупреждали правящих и управляемых. Это отождествление всегда пагубно, с политической точки зрения, так как способствует появлению искажений в суждениях, которое, в своей слепоте неистовства крестового похода, уничтожает нации и цивилизации - во имя моральных принципов, идеала и самого Бога.
С другой стороны, именно понятие интереса, понимаемого в терминах влияния, спасает нас от нравственной невоздержанности и политической недальновидности. Если мы посмотрим на все нации, включая нашу собственную, как на политические сущности, преследующие собственные соответствующие интересы, понимаемые в терминах влияния, мы можем оправлять правосудие, относительно них всех. Мы можем судить о них в двойном смысле: Мы можем судить о других нациях, как мы судим о своей собственной и, судя о них, таким образом, мы получаем возможность реализовывать политику, которая уважает интересы других наций, но в то же время защищает и способствует продвижению наших собственных интересов. Умеренность в политике не может быть неадекватной в отражении умеренности нравственного суждения.
6. Различие между политическим реализмом и другими школами мысли реально, и значительно. Однако многое в теории политического реализма может быть неправильно понято и неправильно проинтерпретировано. Не будет лишним сказать о различном интеллектуальном и нравственном отношении к проблемам политического.
В интеллектуальном смысле, политический реалист придерживается позиции существования автономии политической сферы, как экономисты, юристы и моралисты придерживаются мнения об автономности их собственных сфер. Он видит реальность сквозь призму интереса, понимаемого в терминах власти, как и экономист видит реальность сквозь призму интереса, понимаемого в терминах богатства; юрист - сквозь призму удовлетворения действий правовым правилам; моралист - сквозь призму соответствия действия нравственным принципам. Экономист спрашивает: "Как данная политика влияет на богатство общества, или его сегмента?". Юрист спрашивает: "Соответствует данная политика праву?". Моралист спрашивает: "Соответствует эта политика нравственным принципам?". А политический реалист спрашивает: "Как эта политика воздействует на влияние нации?" (или федерального правительства, Конгресса, партии, сельского хозяйства, в зависимости от обстоятельств).
Политический реалист не беспокоится о существовании и релевантности стандартов мышления иных, нежели тех, что посвящены исследованию политики. Политический реалист не может не подчинять иные стандарты стандартам политики. Он является частью компании представителей иных школ, пока они следуют стандартам мышления, подчиняющих все иные сферы политической сфере. Именно здесь политический реализм ведет дискуссию с "легалистко-моралистическим подходом" к международным отношениям. То, что эта проблема не является, как было оспорено, просто домыслом, но обнаруживается в самом ядре противоречия, может быть продемонстрировано на многих исторических примерах. Трех примеров будет достаточно.
В 1939 году Советский Союз напал на Финляндию. Это действие привело к тому, что Франция и Великобритания столкнулись с двумя проблемами, одна из них правовая, другая политическая. Нарушило это действие Устав Лиги Наций, и если нарушило, то какие ответные действия должны предпринять Франция и Великобритания? На вопрос со стороны права можно было легко ответить утвердительно, поскольку было очевидно, что действия Советского Союза были запрещены Уставом. Ответ на политический вопрос зависит, во-первых, от способа, которым российские действия влияют на интересы Франции и Великобритании; во-вторых, от существующего распределения власти между Францией и Великобританией, с одной стороны, и Советским Союзом и иными враждебными нациями, особенно Германией, с другой; в-третьих, от влияния, которые эти контрмеры оказывают на интересы Франции, Великобритании и будущее распределение влияния. Франция и Великобритания, будучи ведущими членами Лиги Наций, сделали так, чтобы Советский Союз был исключен из Лиги, а сами они избежали вступления в войну на стороне Финляндии против Советского Союза только потому, что Швеция отказалась пропускать их войска через свою территорию в Финляндию. Если бы отказ Швеции не спас их, Франция и Великобритания скором времени обнаружили бы себя, вступившими в войну как против Советского Союза, так и против Германии.
Политика Франции и Великобритании - классический пример легализма в то смысле, что ответ на правовой вопрос, легитимный в своей сфере, определяет их политические действия. Вместо того, чтобы задавать оба вопроса, касающегося права и касающегося власти, они задали только вопрос, касающийся права; а ответ, который они получили не касался решения проблемы, от которой зависело само их существование.
Второй пример иллюстрирует "моралистический подход" к международной политике. Он касается международного статуса коммунистического правительства Китая. Рост влияния этого правительства поставил перед западным миром две проблемы, нравственную и политическую. Соответствовала природа и политика этого правительства нравственным принципам западного мира? Должен западный мир идти на сделку с этим правительством? Ответ на первый вопрос не мог не быть отрицательным. Стандарт мышления, использованный для ответа на первый - нравственный - вопрос, является просто анализом природы и политики коммунистического правительства Китая с помощью принципов западной нравственности. С другой стороны, второй - политический - вопрос должен быть подчинен сложной проверке интересами, уровнем наличествующего влияния, и тех или иных действий, основанных на этих интересах и влиянии. Результаты этой проверки могли бы привести к заключению, что было бы мудрее не иметь дел с коммунистическим правительством Китая. Однако, подобное заключение, при выработке которого не уделялось должного внимания данной проверке, и ответ на политический вопрос с точки зрения нравственности были действительно классическим примером "моралистического подхода" к международной политике.
Третий случай иллюстрирует поразительный контраст между реализмом и "легалистко-моралистическим" подходом к внешней политике. Великобритания, один из гарантов нейтралитета Бельгии, вступила в войну с Германией в августе 1914 года, потому что Германия нарушила нейтралитет Бельгии. Действия Британии могут быть оправданы как с реалистической, так и с "легалистко-моралистической" точки зрения. То есть, можно утверждать, исповедуя принципы реализма, что на протяжении веков аксиомой Британской внешней политики было предотвращение установления контроля враждебной державы над Нидерландами. По это причине, не столько нарушение нейтралитета Бельгии само по себе, сколько враждебные намерения агрессора, предоставили рациональное оправдание вмешательству Британии. Если бы агрессором было бы другое государство, не Германия, Великобритания вполне могла бы воздержаться от вмешательства. Эту позицию занимал сэр Эдвард Грей, министр иностранных дел Великобритании в тот период. Заместитель министра иностранных дел Хардинг заметил ему в 1908 году: "Если Франция нарушит границы Бельгии в войне против Германии, сомнительно чтобы Англия или Россия пошевелили бы пальцем для сохранения ее нейтралитета, но если нейтралитет Бельгии нарушит Германия, то в этом случае вполне возможно противоположное". Сэр Эдвард Грей немедленно ответил: "Это существенно". В самом деле, кто-то может занять "легалистскую" и "моралистическую" позицию, что нарушение нейтралитета Бельгии само по себе из-за его правовых и моральных недостатков, несмотря на те интересы, которые были на кону, и сущность нарушителя, оправдывает британское и, по этой ж причине, американское вмешательство. Именно эту позицию выразил Теодор Рузвельт в своем письме сэру Эдварду Грею от 22 января, 1915 года:
Для меня главный вопрос состоит в ситуации вокруг Бельгии. Если бы Англия или Франция поступили в отношении Бельгии так же, как поступила Германия, я бы выступил точно так же против, как я сейчас выступаю против Германии. Я решительно одобряю ваши действия как модель того, что следовало сделать тому, кто добросовестно соблюдает договоры и уверен в том, что существует такая вещь, как международная мораль. Я занимаю эту позицию как американец, который не больше англичанин, чем немец, как человек, старающийся лояльно служить интересам собственной страны, но кто также стремиться делать то, что он может ради справедливости и блага человечества в целом, и кто, таким образом, чувствует себя обязанным судить о других нациях по их поведению в данных обстоятельствах.
Защита реалистом автономии политической сферы против ее ниспровержения другими типами мышления не предполагает пренебрежения к существованию или важности этими типами мышления. Он предполагает, что каждому типу мышления должна быть предназначена собственная сфера и функция. Политический реализм основывается на плюралистической концепции природы. Реальный человек состоит из "экономического человека", "нравственного человека", "религиозного человека" и так далее. Человек, в котором нет ничего кроме "политического человека", будет чудовищем, так как он будет совершенно свободен от моральных ограничений. Человек, в котором нет ничего кроме "нравственного человека", будет дураком, так как он будет совершенно свободен от дальновидности. Человек, в котором нет ничего кроме "религиозного человека", будет святым, так как он будет совершенно свободен от светских желаний.
Признавая, что эти различия в аспектах человеческой природы существуют, политический реализм также признает, что для понимания какого-либо из этих аспектов необходимо обращаться к этому аспекту на его собственных условиях. То есть, если я хочу понять "религиозного человека", я должен на какое-то время абстрагироваться от иных аспектов человеческой природы и обратиться к ее религиозной стороне как, если бы это была единственная существующая сторона. Более того, я должен применять к религиозной сфере стандарты мышления, которые для нее подходят, но всегда осознавая существование других стандартов мышления и их влияние на религиозные качества человека. То, что истинно для этого аспекта человеческой природы, истинно и для всех остальных. Например, ни один современный экономист не смог осмыслить свою науку и ее отношения с другими науками о человеке по иному. Именно с помощью подобного процесса освобождения от иных стандартов мышления, и развития единственного подходящего предмета обсуждения, экономика постулировала себя как автономная теория экономической активности человека. Очевидная цель политического реализма состоит в том, чтобы содействовать похожему развитию в сфере политики.
Сама природа вещей предполагает, что теория политики, которая основывается на подобных принципах, не будет поддержана единодушными криками одобрением - как и, по той же самой причине, внешняя политика, основанная на этой теории. Теория и политика противоречат двум тенденциям в нашей культуре, которые не способны примириться с допущениями и результатами рациональной, объективной теории политики. Одна из этих тенденций принижает роль власти в обществе на том основании, что та вырастает из опыта и философии XIX века; нам следует обратиться к этой тенденции позднее, более подробно. Другая тенденция, противостоящая реалистической теории и практике политики, вырастает из тех самых отношений, которые существуют, и должны существовать, между разумом человека и политической сферой. По причине, которую нам следует обсудить подробнее, разум человека в своих повседневных операциях не может постоянно руководствоваться истинами политики. Он должен изменять, деформировать, преуменьшать и приукрашивать истину - чем больше он это делает, тем более активно человек вовлечен в политические процессы и, особенно, в процессы международной политики. Единственно обманывая себя о природе политики и той роли, которую он играет на политической сцене, человек имеет удовольствие жить как политическое животное, совместно со своими ближними. Поэтому неизбежно, что теория, которая пытается понять международную политику такой, какая она есть в действительности и такой, какая она должна быть с точки зрения присущей ей природы, а не такой, как человек предпочитает ее видеть, должна преодолеть психологическое сопротивление, с которым иные ветви знания не сталкиваются. Книга, посвященная теоретическому пониманию международной политики, таким образом, требует специального объяснения и оправдания.
Перевод Константина Аршина