Никола. Античная литература. Практикум

4)В чем видится вам смысл вложенного в уста Алеко пушкинского размышления о славе?

А.С. ПУШКИН. ЦЫГАНЫ (ФРАГМЕНТ)

Старик

Ты любишь нас, хоть и рожден Среди богатого народа; Но не всегда мила свобода Тому, кто к неге приучен.

Меж нами есть одно преданье: Царем когда-то сослан был Полудня житель к нам в изгнанье. (Я прежде знал, но позабыл Его мудреное прозванье).

Он был уже летами стар, Но млад и жив душой незлобной: Имел он песен дивный дар

Иголос, шуму вод подобный.

Иполюбили все его,

Ижил он на брегах Дуная, Не обижая никого, Людей рассказами пленяя. Не разумел он ничего,

Ислаб, и робок был, как дети; Чужие люди за него Зверей и рыб ловили в сети; Как мерзла быстрая река

Изимни вихри бушевали, Пушистой кожей покрывали Они святого старика; Но он к заботам жизни бедной

Привыкнуть никогда не мог; Скитался он иссохший, бледный, Он говорил, что гневный бог Его карал за преступленье, Он ждал: придет ли избавленье,

Ивсе несчастный тосковал, Бродя по берегам Дуная, Да горьки слезы проливал,

321

Свой дальний град воспоминая.

Изавещал он, умирая, Чтобы на юг перенесли Его тоскующие кости,

Исмертью – чуждой сей земли – Не успокоенные гости.

Алеко

Так вот судьба твоих сынов, О Рим, о громкая держава! Певец любви, певец богов, Скажи мне: что такое слава?

Могильный гул, хвалебный глас, Из рода в роды звук бегущий Или под сенью дымной кущи Цыгана дикого рассказ?

К. СТАМАТИ. ЗАПИСЬ ЛЕГЕНДЫ ОБ ОВИДИИ

«Приехал из Рима человек необыкновенный, который был невинен, как дитя, и добр, как отец. Этот человек всегда вздыхал, иногда сам с собою говорил, но когда он рассказывал что-либо, то казалось – истекает из уст его мед».

Задание 4.

А. С. Пушкин. К Овидию

Прочитайте пушкинское послание «К Овидию». Ответьте

твопросы и выполните задание:

1)Найдите в пушкинском тексте реминисценции из «Тристий» Овидия.

2)Как изменились места ссылки овидиевой ко времени Южной ссылки Пушкина и отразились ли иные впечатления на отношении Пушкина к римскому изгнаннику?

3)Каков пушкинский поэтический «автопортрет» на фоне Овидия?

4)Как вы думаете, почему Пушкин считал это стихотворение своей поэтической удачей?

Овидий, Я живу близ тихих берегов, Которым изгнанных отеческих богов Ты некогда принес и пепел свой оставил.

322

Твой безотрадный плач места сии прославил,

Илиры нежный глас еще не онемел; Еще твоей молвой наполнен сей предел. Ты живо впечатлел в моем воображенье Пустыню мрачную, поэта заточенье, Туманный свод небес, обычные снега

Икраткой теплотой согретые луга.

Как часто, увлечен унылых струн игрою,

Ясердцем следовал, Овидий, за тобою!

Явидел твой корабль игралищем валов И якорь, верженный близ диких берегов, Где ждет певца любви жестокая награда. Там нивы без теней, холмы без винограда, Рожденные в снегах для ужасов войны, Там хладной Скифии свирепые сыны, За Истром утаясь, добычи ожидают И селам каждый миг набегом угрожают.

Преграды нет для них: в волнах они плывут И по льду звучному бестрепетно идут.

Ты сам (дивись, Назон, дивись судьбе превратной!) Ты, с юных лет презрев волненье жизни ратной, Привыкнув розами венчать свои власы И в неге провождать беспечные часы,

Ты будешь принужден взложить и шлем тяжелый, И грозный меч хранить близ музы оробелой, Ни дочерь, ни жена, ни верный сонм друзей, Ни музы, легкие подруги прежних дней, Изгнанного певца не усладят печали.

Напрасно грации стихи твои венчали, Напрасно юноши их помнят наизусть: Ни слава, ни лета, ни жалобы, ни грусть, Ни песни робкие Октавия не тронут; Дни старости твоей в забвении потонут. Златой Италии роскошный гражданин, В отчизне варваров безвестен и один,

Ты звуков родины вокруг себя не слышишь, Ты в тяжкой горести далекой дружбе пишешь: «О, возвратите мне священный град отцов И тени мирные наследственных садов!

323

О други. Августу мольбы мои несите! Карающую длань слезами отклоните! Но если гневный бог досель неумолим И век мне не видать тебя, великий Рим,

Последнею мольбой смягчая рок ужасный, Приближьте хоть мой гроб к Италии прекрасной!» Чье сердце хладное, презревшее харит, Твое уныние и слезы укорит?

Кто в грубой гордости прочтет без умиленья Сии элегии, последние творенья, Где ты свой тщетный стон потомству передал?

Суровый славянин, я слез не проливал, Но понимаю их. Изгнанник самовольный,

Исветом, и собой, и жизнью недовольный, С душой задумчивой, я ныне посетил Страну, где грустный век ты некогда влачил. Здесь, оживив тобой мечты воображенья, Я повторил твои, Овидий, песнопенья

Иих печальные картины поверял;

Но взор обманутым мечтаньям изменял. Изгнание твое пленяло втайне очи, Привыкшие к снегам угрюмой полуночи. Здесь долго светится небесная лазурь;

Здесь кратко царствует жестокость зимних бурь, На скифских берегах переселенец новый, Сын юга, виноград блистает пурпуровый.

Уж пасмурный декабрь на русские луга Слоями расстилал пушистые снега; Зима дышала там – а с вешней теплотою Здесь солнце ясное катилось надо мною; Младою зеленью пестрел увядший луг;

Свободные поля взрывал уж ранний плуг; Чуть веел ветерок, под вечер холодея; Едва прозрачный лед, над озером тускнея, Кристаллом покрывал недвижные струи. Я вспомнил опыты несмелые твои,

Сей день, замеченный крылатым вдохновеньем, Когда ты в первый раз вверял с недоуменьем Шаги свои волнам, окованным зимой...

324

Ипо льду новому, казалось, предо мной Скользила тень твоя, и жалобные звуки Неслися издали, как томный стон разлуки. Утешься: не увял Овидиев венец!

Увы, среди толпы затерянный певец, Безвестен буду я для новых поколений, И, жертва темная, умрет мой слабый гений

С печальной жизнию, с минутною молвой!.. Но если, обо мне потомок поздний мой Узнав, придет искать в стране сей отдаленной Близ праха славного мой след уединенный – Брегов забвения оставя хладну сень, К нему слетит моя признательная тень,

Ибудет мило мне его воспоминанье.

Да сохранится же заветное преданье: Как ты, враждующей покорствуя судьбе, Не славой – участью я равен был тебе. Здесь, лирой северной пустыни оглашая, Скитался я в те дни, как на брега Дуная Великодушный грек свободу вызывал,

Ини единый друг мне в мире не внимал; Но чуждые холмы, поля, и рощи сонны,

Имузы мирные мне были благосклонны.

Задание 5.

А. С. Пушкин. Фракийские элегии. Стихотворения Виктора Теплякова, 1836

Прочитайте фрагмент пушкинской статьи о стихотворениях В. Теплякова. Ответьте на вопросы и выполните предложенные задания:

1)Прочтите элегию В. Теплякова «Томис». Объясните ее название.

2)Соотнесите свои впечатления от элегии как с критическими замечаниями Пушкина, так и с его похвалами в адрес поэта.

3)Какие поэтические достоинства отмечает Пушкин в «Тристиях» Овидия? Как характеризует самого Пушкина указанная статья?

325

...поэт плывет мимо берегов, прославленных изгнанием Овидия; они мелькают перед ним на краю волн,

Как пояс желтый и струистый.

Поэт приветствует незримую гробницу Овидия, стихами слишком небрежными:

Святая тишина Назоновой гробницы Громка, как дальний шум победной колесницы! О, кто средь мертвых сих песков Мне славный гроб его укажет?

Кто повесть мук его расскажет – Степной ли ветр, иль плеск валов, Иль в шуме бури глас веков?..

Но тише ...тише; ...что за звуки? Чья тень над бездною седой Меня манит, подъемля руки, Качая тихо головой?

У ног лежит венец терновый (!), В лучах сияет голова.

Белее волн хитон перловый, Святей их ропота слова, И под эфирными перстами

О древних людях, с их бедами, Златая лира говорит. Печально струн ее бряцанье:

Внем сердцу слышится изгнанье;

Внем стон о родине звучит,

Как плач души без упованья.

Тишина гробницы, громкая, как дальний шум колесницы; стон, звучащий, как плач души; Слова, которые святее ропота волн... все это не точно, фальшиво или просто ничего не значит.

Грессет в одном из своих посланий пишет: Je cesse d’estimer Ovide,

Quand il vient sur de faibles tons Me chanter, pleureur insipide, Dc longues lamntations.

Книга Tristium не заслуживала такого строгого осуждения. Она выше, по нашему мнению, всех прочих сочинений Овидиевых

326

(кроме «Превращений»). Героиды, элегии любовные и самая поэма «Ars amandi», мнимая причина его изгнания, уступают «Элегиям понтийским». В сих последних более истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее холодного остроумия. Сколько яркости в описании чуждого климата и чуждой земли! Сколько живости в подробностях! И какая грусть о Риме! Какие трогательныс жалобы! Благодарим г. Теплякова за то, что он не ищет блистать душевной твердостию на счет бедного изгнанника, а с живостию заступается за него.

Иты ль тюремный вопль, о странник! назовешь Ласкательством души уничиженной? – Нет, сам терновою стезею ты идешь, Слепой судьбы проклятьем пораженный!..

Подобно мне (Овидию), ты сир и одинок меж всех,

Изнаешь сам хлад жизни без отрады,

Огнь сердца без тепла, и без веселья смех, И плач без слез, и слезы без услады!

Песнь, которую поэт влагает в уста Назоновой тени, имела бы более достоинства, если бы г. Тепляков более соображался с характером Овидия, так искренно обнаруженном в его плаче. Он не сказал бы, что при набегах готов и бессов поэт

Радостно на смертный мчался бой.

Овидий добродушно признается, что он и смолоду не был охотник до войны, что тяжело ему под старость покрывать седину свою шлемом и трепетной рукой хвататься за меч при первой вести о набеге (см, Trist. Lib. IV. El. 1).

Элегия «Томис» оканчивается прекрасными стихами:

«Не буря ль это, кормчий мой? Уж через мачты море хлещет, И пред чудовищной волной, Как пред тираном раб немой,

Корабль твой гнется и трепещет!»

…………………………………….

…………………………………….

…………………………………….

«Вели стрелять! быть может, нас Какой-нибудь в сей страшный час

327

Корабль услышит отдаленный» – И грянул знак... и все молчит, Лишь море бьется и кипит, Как тигр бросаясь разъяренный;

Лишь ветра свист, лишь бури вой, Лишь с неба голос громовой Толпе ответствует смятенной.

«Мой кормчий, как твой бледен лик!»

– Не ты ль дерзнул бы в этот миг, О странник! буре улыбаться? – «Ты отгадал!..» Я сердцем с ней Желал бы каждый миг сливаться;

Желал бы в бой стихий вмешаться!.. Но нет, – и громче, и сильней Святой призыв с другого света, Слова погибшего поэта Теперь звучат в душе моей!

ПРОВЕРЬ СЕБЯ!

Опираясь на материал лекции и практического занятия, охарактеризуйте следующий круг понятий и проблем:

•• горацианские мотивы, близкие к анакреонтическим;

•• анакреонтика;

•• тристии;

•• поэтическая аналогия;

•• интертекстуальность.

328

КЛЮЧИ К ЗАДАНИЯМ «ПРОВЕРЬ СЕБЯ»

Занятие 1–2

Этиологическая функция мифа – «объяснительная» функция. Миф объясняет существующий природный и социальный порядок: происхождение мира, вселенной, человека, разновидностей животных, растений, тех или иных социальных установлений и т.д.

Хаос – бесконечность во времени и пространстве, характеризующаяся аморфностью, неупорядоченностью, неорганизованностью, однако наполненная энергией для преобразования в сторону «культуры».

Демиург – творец, первопредок, сформировавший мир из праматерии. Понятие, утвердившееся в философии Платона и Плотина и используемое в мифологии и философии.

Космос – упорядоченный, организованный образ мироздания, пришедший на смену хаосу.

Культурный герой – мифологический персонаж (бог, полубог, герой), вносящий в жизнь людей блага культуры: огонь, орудия труда, культурные растения, ритуалы, законы и т.д.

Мифологическое время – начальное сакральное время, противопоставляемое времени историческому, профанному. Мифологическое время представляется как эпоха первотворения: первопредметов и перводействий (первый огонь, первое копье, первые приемы охоты, первые поступки, позитивные и негативные, первые ритуалы и т.д.).

Миф – ритуал. Связь мифа и ритуала состоит в том, что ритуал (обряд) представляет собой как бы инсценировку мифа, а миф, в свою очередь, объясняет происхождение того или иного ритуала. Но проследить взаимную связь мифа и ритуала не всегда оказывается возможным. Многие мифы не нашли связи с обрядовой жизнью греков и римлян. Не исключено также, что мифы, могущие объяснить тот или иной ритуал, утрачены или не прояснены должным образом. У греков ритуалы связаны большей частью с культом таких богов, как Деметра и ее дочь Кора, Дионис, а также полубогов (Орфей, Тезей, Геракл).

329

Архетип – понятие, введенное швейцарским психоаналитиком К. Г. Юнгом. Обозначает первичные схемы, заложенные в структуре коллективного бессознательного и находящие выражение в природе снов, бредовых фантазий и т.д. Понятие впоследствии приобрело более широкое истолкование, распространяющееся на наиболее общие, фундаментальные мифологические образы и мотивы (потоп, мировое яйцо, мировое древо, мотив «доделывания человека» и т.д.).

Занятие 3

Мифологическая основа эпоса. Эпос, особенно ранний, в своем повествовании опирается на мифологические сказания. Это относится и к Гомеру, который сложил свои поэмы на основе мифов о Троянской войне. Однако Гомер не излагает нам все Троянские сказания, а выбирает отдельные события и героев (в чем, кстати, проявляется индивидуальность творческой воли) и формирует на их основе цельное действие поэм. В результате «Илиада» становится поэмой о гневе Ахилла и последствиях этого гнева, а «Одиссея» – повествованием о возвращении героя на родину.

Эпическое богатырство. Эпический герой отличается цельностью и воплощает прежде всего мощь родоплеменного коллектива, которому беззаветно служит, проявляя силу, стойкость, отвагу.

Эпическое двойничество. Среди эпических героев, в том числе и у Гомера, встречается «эпическое двойничество»: сердечное сближение пары героев, связанных совместными испытаниями, своего рода военное «побратимство». В то же время эта пара героев неравнозначна. Один образ выделяется как главный, ведущий герой фабульных событий, второй – как вспомогательный, оттеняющий фигуру главного героя, высвечивающий ее отдельные стороны и проявления. Такова, к примеру, близость Ахилла и Патрокла, свидетельствующая о способности первого к глубочайшей сердечной привязанности, а с утратой друга – к глубочайшей скорби и жажде мести.

Гомеровское понимание судьбы. Судьба, согласно представлениям Гомера, могущественна, и она даже выше богов, которые нередко предстают лишь как исполнители ее воли. Предопределенность своей судьбы ощущают Гектор, Ахилл

330