Antologia_frantsuzskogo_syurrealizma

деленных от тела, а тела можно увидеть в дюнах и на лугах, да­ леких и красных от крови расцветающих стад. Трупы обожаемых дней, цирки эмоций и красного опьянения, красного, но сердце бьется здесь, как колокольчик, слабый и побледневший при свете внешних солнц. Через парадную дверь проходят дымы оранжево­ го цвета, как наши любимые грибы, лес — совсем близко, и со­ вершенно круглые женщины снуют то там то сям, собирая воск­ ресшие и перелетные листы; это разноцветные птицы, поющие лучше, чем ветер. Четырехстороннее пространство, где можно за­ дохнуться до смерти. Однако знайте: у выхода настороже охотник со всеми своими собаками, всеми своими глазами, и никто не по­ забудет срамного вида церкви, что бьет вас по башке, словно ска­ ла, разлетающаяся на куски без единого крика.

*

Мои руки крест-накрест — свод небесный, голова моя — гусь, неуклюжий и лысый.

Чтобы сфотографировать отдельные растения, оператор дол­ жен держать веер и делать вид, что пускается в пляс.

*

Альпийское разнообразие, лейтмотив серны, шикарный отель и кружевные трещины — такие зрелища завораживают людей с заурядной судьбой.

*

Мир так велик, а вам, уличные певцы, не преуспеть никогда.

*

Мы чувствуем, он здесь, этот чудовищный барометр, газовая лампа-лира в залах ожидания.

Поезда

Железнодорожные насыпи растрескиваются от жара скорых вагонов и красных искр, на всех парах захлестывающих деревья. Неизвестный запах подохших от голода волков хватает нас за гор­ ло в дешевых вагонах. Наберитесь мужества при этих воплях исте­ рических локомотивов и стенаниях измученных колес. Снаружи деревья, опьяненные от множества взглядов, ощущают чудовищное

41

головокружение, как у толпы, что отправляет самолет в вечный путь. Не повинуясь сигналам, огромный зверь затаился, своим единственным глазом он следит за большой гремящей ящерицей, скользящей по ручьям алмазов и камешкам воздушных шахт.

*

Озеро, что следует переплывать под зонтиком, беспокойные радужные переливы на земле, от этого хочется просто испарить­ ся. Проходит мужчина, раскалывая орехи на ходу; временами его тело складывается, как веер. Он идет к гостиной, где его уже опередили хорьки. Если он успеет к закрытию, то увидит, как подводные решетки освобождают путь для лодки с жимолостью. Завтра или послезавтра он вернется к жене, которая ждет его за шитьем огоньков и пряжей слез. Червивые яблоки из оврага, эхо Каспийского моря прилагают всю мощь свою, чтобы сохранить изумрудную пыль. Его руки чувствительны, как рожки улитки, он хлопает в ладоши прямо перед собой. Он весь светится от свое­ го умозаключения, мягкого, как тело птицы в агонии; он прислу­ шивается к судорогам камней на дороге, они пожирают друг дру­ га, как рыбы. Плевки витражей вызывают у него звездные содро­ гания. Он хочет знать, чем он стал с тех пор, как умер.

*

Мир, пишущий число 365 арабскими цифрами, научился ум­ ножать его на число из двух цифр.

*

У меня на руке с внутренней стороны зловещая отметина — голубая буква М; она угрожает мне.

*

Мои глаза — принадлежат мне всецело, и я прикалываю их к своим щекам, которые охладил и опустошил ветер ваших слов.

*

Все как нельзя лучше в этих яслях, побеленных известью, где прогуливается горностай рукоположений, весьма далеких от банальных сделок с выдрой, держащей мимозу, миленькой же­ нушкой материнского тепла.

*

Любовь мерцает в глубине лесов, как большая свечка.

42

Медовый месяц

Отчего возникает взаимная склонность? Существуют более или менее трогательные разновидности ревности. Например, со­ перничество женщины и книги, я бы охотно погулял по этим деб­ рям. Палец у виска — не дуло револьвера. Мы, наверное, слы­ шим мысли друг друга, но машинальному ’’незачем”, гордому выражению нашего отказа, не пристало быть произнесенным во время этого свадебного путешествия. Под звездами нет ничего, на что можно пристально глядеть. В какой бы поезд вы ни сели, по­ мните: высовываться из дверей опасно. Станции были четко рас­ пределены по всему заливу. Море, не столь прекрасное для чело­ веческого взгляда, как небеса, неотрывно преследовало нас. В глубине наших глаз терялись красивые расчеты, настроенные на будущее, как тюремные стены.

*

Здесь не соскучишься: это нанесло бы ущерб ласкам, и мы рискуем их тут же утратить.

*

Круг героизма и чистогана — самолет устаревшей модели — еще кружит над провинцией.

*

Молодость моя в кресле-каталке с птичками на рукаве гряду­ щего.

*

Воля к величию Бога Отца не превышает во Франции 4 810 метров — высота над уровнем моря.

*

Торжественная речь волн, многоцветный дож, эмфатическое солнце, заступник всех дев, танцующих в венках из пылающих рыб.

Завод

Великая история железных дорог и водохранилищ — уста­ лость тягловых животных без труда завоевывает сердца некото­

43

рых мужчин. Они уже познакомились в приводными ремнями; отныне с регулярным дыханием для них покончено. Несчастные случаи на производстве — никто меня в этом не переубедит — прекраснее, чем браки по расчету. Однако порой по заводскому двору проплывает дочка хозяина. Легче избавиться от жирного пятна, чем от мертвого листка; по крайней мере руки не дрожат. Равноудаленная от производственных мастерских призма надзора играет лукаво со звездою найма на работу.

*

Чего мы ждем? Женщину? Два дерева? Три флага? Чего мы ждем? Ничего.

*

Лягавые голуби, затравливающие путешественников, держат в клювах письмо с голубой каемкой.

*

Сквозь многократные сиянья гнева я вижу дверь, хлопаю­ щую, как корсет цветка или школьная резинка.

*

Райские ассенизаторы прекрасно знакомы с этими белыми крысами, что снуют под престолом Бога.

*

Я появился на свет в День поминовения усопших на отврати­ тельном лугу среди ракушек и жуков-рогачей.

*

Светила астральных морей, торпедирование черных лучей и больших длинных кораблей — тревога — коридор — глаза капер­ ских судов, мускатных вин и мараскино! Дорогая, куда подевался тот акробат и то маленькое гнездышко, в котором я родился? У моего друга лошадь вдвойне чистых кровей, она летает по лугам и выбрасывает пламя через запыленные ноздри. Ее галоп стреми­ тельнее ночи, мощнее эфирных паров любви. Когда сможем мы стиснуть ногами это млекопитающее чудовище, тибетскую козу, которая взмывает на Горизанкар15 при звуках металлических флейт, что нежнее твоих призывов, о безутешный пастух! Мы увидим кровянистые бювары и лица пастельно-голубого оттенка.

44

Они облачатся в зелень света и переплетенных листьев. Их глаза бледно-серого цвета, от которого мужчины содрогаются, а у жен­ щин начинается выкидыш.

*

Искушение новым яством: заказать себе, к примеру, порцию разрушения с платаном.

*

Белая сельдь, пришедшая к первому часу, начищает прила­ вок, и это порождает испарение поэзии, вызывающее сильный го­ лод.

*

Сегодня, или завтра, кто-нибудь позабудет зажечь фонари.

*

Не отвлекайте гения — сажателя белых корней, моих под­ земных нервных окончаний.

*

На каждой странице единственное и простое слово: ”Про­ щай”.

Птицы плотника полюс полночь прохожие одетые строго девушка

вокруг шеи платок пламя алкоголя воля воля

Как сколотить состояние кружевами вдохновенья важным стать серпантины музыки руки

пред часовым механизмом как небо

45

Вспомнить шансон де жест вдоволь нахохотаться над квадратом рекламы минеральных вод и цветов не покидайте меня

настанет миг когда нежность проскользит среди уважаемого общества

46

БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ16

Коридоры больших отелей пусты, по углам прячется дым си­ гарет. Человек спускается по лестнице грез, он замечает, что на улице дождь: стекла побелели. Мы знаем — рядом с ним лежит собака. Все препятствия налицо. Розовая чашка, заказ сделан, снуют слуги, не суетясь. Раздвигаются занавесы неба. Этот по­ спешный отъезд предательски выдает отдаленный гул. Кто же так мягко убегает? Слова теряют свои лица. Улица превращается в пустынный путь.

В тот же день около четырех часов по мосту, соединяющему острова, проходил высокий мужчина. Звонили колокола, то ли деревья. Ему казалось: он слышит голоса друзей. ’’Бюро ленивых экскурсий направо, — кричали ему, — в субботу художник напи­ шет тебе”. Соседи по одиночествам высовывались из окон, и всю ночь раздавался свист фонарей. Капризный дом истекает кровью. Мы обожаем пожары; если небо меняет цвет, значит, здесь про­ ходит смерть. На что же лучшее можно еще надеяться? Другой мужчина, стоя перед парфюмерной лавкой, слушает отдаленную барабанную дробь. Витавшая над головой ночь взгромоздилась ему на плечи. В продаже условные веера: они перестали плодоно­ сить. Не зная результатов, мы бежали в сторону гавани. Настен­ ные часы перебирали четки в отчаянии. Конструировались добро­ детельные ульи. Никто не подходил близко к большим проспек­ там, что составляют силу городов. Одной грозы было достаточно. Издали или слишком близко не распознать влажной красоты тю­ рем. Нет лучших убежищ, чем вокзалы, поскольку путешествен­ ники никогда не знают заранее своего маршрута. Мы вычитываем в линиях ладони, что залоги даже самой благоуханной верности лишены будущего. Что нам делать с мускулистыми детьми? Теп­ лая кровь пчел хранится в бутылках из-под минеральной воды. Мы никогда не видели неприкрытой искренности. Знаменитые люди транжирят жизнь в беспечности прекрасных домов, от кото­ рых начинает сильнее биться сердце.

Какими маленькими кажутся эти спасенные приливы и отли­ вы! Земные радости льются потоками. Каждый предмет — вопло­ щенный рай.

Кратчайший путь — по большому бронзовому бульвару. На магических площадях лучше не задерживаться. Медленный и на­

47

дежный темп, через несколько часов возникает прекрасный цве­ ток кровотечения из носу. Загорается панорама чахоточных. Мы различаем каждую поступь подземных странников. Однако в этих тесных краях царит самое обычное молчание. Путешественник останавливается. В изумлении он приближается к окрашенному кровью цветку. Ему, без сомнения, хочется сорвать его, но он лишь сжимает руку другого путешественника, увешанного кра­ денными драгоценностями. Их глаза пылают серным пламенем, и они долго общаются при помощи чудесных выкриков. Мы дума­ ем, что это шепот иссохшей луны, но чей-то взгляд внезапно раз­ веивает чудеснейшие встречи. Никто не мог узнать тех путешест­ венников бледной расы.

Их разделяли сумерки предместий и печаль деревенских праздников. Как хорошо под тентом. По краю опушек пробегал лазурный пар, и дивное растение медленно разрасталось. Рожда­ ющиеся на его воинственных окончаниях длинные призывы за­ ставляли дрожать кусты; то были пассажирские суда, которые на много лет покидали остров поклонений. Эмигранты занимались подсчетами, вовсе не пренебрегая сентиментальными комбинаци­ ями. Лес вокруг постепенно обезлюдел. Животные в норах раз­ глядывали своих детенышей. Облака быстро исчезли, оставляя звезды умирать в одиночестве. Ночь иссякла.

Беззаботный путешественник говорит своему спутнику: ”Я шел перед самим собой, понимая всю фатальность вечных гонок и одиноких оргий. Справа от меня был друг, и я убил его; он знал только солнце. Его лучи мучительно забрызгали нас грязью, меня истомила жажда, и я выпил залпом его страдания. Он еще смеялся, вверяя мне свой последний вздох. Я заскрежетал зуба­ ми, читая в его глазах страстное смирение самоубийцы. Ветер сдавливал мне горло, но я так и не знал, кто постоянно говорил со мной. Теперь я узнал вас”.

Пастухом их слов было смутное молчание металлов. Стран­ ник, чьи руки были увешаны украшениями, ответил: ’’Три луч­ ших дня моей жизни заставили побледнеть мое сердце. Ужасные ароматы восточных стран конструируют кошмары. Мне вспом­ нился один человек, который бежал, не видя своих рук. Теперь я вижу вас снова” .

Так они и жили, пока не наступили месяцы, кончающиеся на -брь. День отступал, оставляя на их губах горстку чистейших слов. В прежние годы, в такую же пору, когда на млечных путях раскрываются все тела, они поднимались в обсерватории. Они

48

бледнели над расчетами расстояний, вероятностей. Несколько не­ преложных, как слова Святого М едара, изречений приходило им при случае на память. Изредка они открывали какую-нибудь звезду — красную, как далекое преступление, или же морскую.

Вход в их души, распахнутый прежде всем ветрам, теперь за­ купорен накрепко: он не пропускает несчастья. О них судят по одежде с чужого плеча. Чаще всего это два элегантнейших мане­ кена без головы и без кистей рук. Те, кто хочет научиться хоро­ шим манерам, торгуют за прилавком их костюмами. Когда они придут сюда завтра, мода уже изменится. Фальшивый воротничок в некотором смысле не что иное, как ротик ракушки^; он осво­ бождает проход толстому позолоченному зажиму, схватывающе­ му, когда на него не смотришь, самые красивые отражения в вит­ рине. По ночам он весело размахивает своей маленькой этикет­ кой, на которой каждый может прочитать: ’’Последняя новинка сезона”. Нечто, обитавшее в обоих наших друзьях, выходит по­ степенно из своей полунеподвижности. Оно движется на ощупь, выставляя вперед прекрасные глаза на цветоножках. Тело — це­ ликом фосфорическое — удалено в равной мере от света дня и магазина одежды. Тонкими телеграфными антеннами оно привя­ зано к детским сновидениями. Там, внизу, пробковые манекены. Спасательные ремни. Как далеки мы от очаровательных формул вежливости.

49

ИЗРЕЧЕНИЯ РАКА-ОТШЕЛЬНИКА19

Я много познал

Генерал Эблея впереди Папильотки

Дисгармонии настроений по законам астрономии Олицетворенное Здравствуйте Печальное опьянение дегустаторов

На листопадах качаюсь сплю в перьях голова как кастрюля

Всё безразлично сингулярные сигналы где утверждалась ревность пыли

Занавесы

Мышеловки души тушили калорифер белого меридиана таинств

Шатун корабля Спасательный плот

Прекрасно падают пригожих водоросли разных цветов Трепет ночных возвращений Две головы плоские чаши весов

Без начала

Крыши масло остров серп Звук топора шляпу надел президент Укроемся в убежище Опасайтесь лучших рабочих В двух шагах не видать низги Женщина с вязанкой дров

Не понимаю той встречи у Дворца Правосудия Пояс медалей Кольца опилок на террасах кафе

Кузнечиков туча накипь Страны возведенные на скелетах рыб Всё семикратно цвета рубина

50