17-02-2016_19-34-01-1 / История русской литературы XIX в. (1800-1830).Учебник-хрестоматия.2013

УДК 821.161.1(075.8)

ББК 83.2(Рос-Рус)1я73

Печатается по решению редакционно-издательского совета Поволжской государственной социально-гуманитарной академии

Рецензенты:

доктор филологических наук, зав. кафедрой русской литературы РГПУ им. А.И. Герцена Е.И. Анненкова; доктор филологических наук, профессор Воронежского государственного педагогического университета С.В. Савинков; кафедра русской литературы и фольклора Национального исследовательского Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского (зав. кафедрой проф. Ю.Н. Борисов)

История русской литературы XIX века (1800 – 1830-е годы): учебник-хрестоматия для студентов учреждений высшего профессионального образования (бакалавриат) / Соcтавление, приложения В. Ш. Кривонос. – Самара: ПГСГА, 2013. - 414 с.

ISBN

Учебник-хрестоматия соответствует Федеральному государственному образовательному стандарту по направлению подготовки 050100.62 — Педагогическое образование (профили подготовки «Русский язык», «Литература», квалификация выпускника «бакалавр»).

Задача учебника-хрестоматии – приобщить студентов к традиции академического изучения литературного процесса и художественного творчества, сформировать у них представление о путях развития русской литературы первой трети XIX века и о специфике литературного процесса в этот период.

ISBN

УДК 821.161.1(075.8)

ББК 83.2(Рос-Рус)1я73

© Авторы, «Наука», 1981,1989

©Составление, приложения, В. Ш. Кривонос, 2013

©Оформление, ПГСГА, 2013

2

ОГЛАВЛЕНИЕ

От составителя…………………………………………………. 4

Глава 1. Литературное движение начала века. Карамзин. Жуковский. Батюшков

(В. Э. Вацуро)………………………………………. 6

3

От составителя

Предлагаемый учебник-хрестоматия адресован сту- дентам-филологам, получающим квалификацию «бакалавр», и призван познакомить их с концептуально изложенными взглядами известных отечественных литературоведов, ведущих специалистов в своей области филологического знания, на развитие русской литературы в

1800 – 1830-е годы.

Задача учебника-хрестоматии, определяющая его специфику и его место в ряду учебников и учебных пособий по истории русской литературы первой трети XIX века, заключается в том, чтобы приобщить студентов к традиции академического изучения литературного процесса и художественного творчества.

Изучая материал данного учебника-хрестоматии и сопоставляя его с материалом других учебников и учебных пособий по предмету, студенты получают возможность выработать четкую систему представлений о путях и истории изучения классического периода русской литературы, ее специфике, осмысленной в историкокультурном контексте, об особенностях литературного процесса, движении жанров и жанровых форм, своеобразии писательских индивидуальностей, проблематике и поэтике литературных произведений.

Источником текста глав служат следующие издания:

История русской литературы: В 4 т. Т. 2. Л.: Нау-

ка, 1981.

Литературные объединения и журналы первой четверти XIX в. (Р. В. Иезуитова). С. 36-50; Проза 1800— 1810-х гг. (Н. Н. Петрунина). С. 51-79; Поэзия 1800— 1810-х гг. (Р. В. Иезуитова). С. 88-103; И. А. Крылов баснописец (Ю. В. Стенник). С. 189-203; Драматургия начала XIX в. Творчество А. С. Грибоедова. Комедия «Горе от ума» (С. А. Фомичев). С. 204-231; Поэзия пушкинского круга (В. Э. Вацуро). С. 324-342; Поэзия 1830-х гг.

4

(В. Э. Вацуро). С. 362-379; Е. А. Баратынский (В. Э. Вацуро). С. 380-392.

История всемирной литературы: В 9 т. Т. 6. М.: Наука, 1989.

Литературное движение начала века. Карамзин. Жуковский. Батюшков (В. Э. Вацуро). С. 292-302; А. С. Пушкин (Ю.М. Лотман). С. 321-337; Проза и драматургия второй половины 1820-х и 1830-х годов (Ю. В. Манн). С. 349-356; М. Ю. Лермонтов (В. Э. Вацуро). С. 360-369; Н. В. Гоголь (Ю. В. Манн). С. 369-383.

Приложения (1. Задания; 2. Рекомендуемая литература) составлены В.Ш. Кривоносом и предполагают самостоятельную учебно-исследовательскую работу студентов над предложенными темами и знакомство с основной учебной и научной литературой по курсу, с современными исследовательскими концепциями и научными подходами к истории русской литературы изучаемого периода.

5

Глава 1

ЛИТЕРАТУРНОЕ ДВИЖЕНИЕ НАЧАЛА ВЕКА. КАРАМЗИН. ЖУКОВСКИЙ. БАТЮШКОВ

(В. Э. Вацуро)

Первые два десятилетия являют собою сложную картину борьбы и взаимодействия различных направлений. Уже 90-е годы XVIII в. были временем брожения философских, социальных, литературных идей, мощный стимул которому дали события французской революции. Весь «век разума», его общественные, этические, эстетические воззрения оказываются предметом осмысления и идеологических полемик; русская духовная жизнь 90-х годов XVIII в. становится полем особого интеллектуального, социального, эстетического напряжения.

Деятельность Николая Михайловича Карамзина (1766—1826) была высшим достижением эстетического развития этого периода. В области литературы он дал образцы философской лирики и почти всех прозаических жанров, к которым станут обращаться в ближайшие годы русские литераторы: путешествия в письмах, сентиментальной повести, «готической» новеллы («Остров Борнгольм»), оссианического фрагмента («Лиодор»); наконец, он дал законченные образцы «слога» — «языка сердца», где примат непосредственного чувства над рациональным познанием сказывался в эмоциональной, часто лирической окрашенности, повышении мелодического начала, богатстве, а иногда и изысканности стилистических оттенков.

Творчество Карамзина 90-х годов предстает и как органический синтез социально-философских и эстетических начал. Философский потенциал художественного творчества Карамзина чрезвычайно высок, недаром почти все его повести возникают в плотном окружении характерологических, этико-моралистических, исторических, социологических этюдов, рассуждений, диалогов.

6

Все это характерно именно для литературы 1790-х годов, когда философия входит в сферу повседневных интересов и не только Вольтер и Руссо, но и Лафатер, и Бонне, и Гердер, и Кант читаются наряду с собственно «изящной словесностью».

Существенно при этом, что ни Карамзин, ни литературный соратник его И. И. Дмитриев отнюдь не порывали с традицией философского и литературного рационализма. Сенсуализм Карамзина не перерос в субъективный идеализм, и «сентиментальность» его прозы имела ощутимые пределы. Стиль «Острова Борнгольма» или «Сьерры-Морены», не говоря уже о повестях начала XIX в., — это уже не стиль «Бедной Лизы»; он строже, лаконичнее и находится уже на пути к прозаическим принципам «Истории государства Российского». Карамзин эволюционировал и в начале XIX в. ставил себе уже совершенно новые литературные задачи. Между тем поколение, выступившее за ним на литературную арену, состояло не из его соратников, а из его последователей, получивших литературное воспитание уже на готовых образцах сентиментального стиля. Это П. И. Шаликов

(1768—1852), В. В. Измайлов (1773—1830), В. Л. Пушкин

(1766—1830), чьи литературные дебюты приходятся на конец 1790-х — начало 1800-х годов и связаны с опытами Карамзина десятилетней давности. «Путешествие в полуденную Россию в письмах, изданных Владимиром Измайловым» (ч. 1—4, 1800—1801), «Путешествие в Малороссию» (1803) и «Другое путешествие в Малороссию» (1804) П. И. Шаликова были образцами сентиментальной «литературы путешествий», лишь отчасти сохранявшими принципы «Писем русского путешественника» Карамзина. В задачу Карамзина входило широко информировать читателя об общественной и культурной жизни Запада, и самый тип автора-путешественника был ориентирован на тип «русского Анахарсиса», жаждущего европейской образованности. Задача «путешествий» Измайлова иная: описывать не столько исторические и

7

географические реалии, сколько «чувства и идеи», ими навеянные. Это был лирический субъективизм, вырождавшийся, в частности у Шаликова, в приторную чувствительность.

Сентиментальная повесть 1800-х годов еще в большей мере свидетельствовала об упадке жанра. Она не дает ни одного сколько-нибудь яркого имени или произведения; это массовая литература, укладывающаяся в типовые схемы «Бедной Лизы» или «Страданий юного Вертера». В ней происходит постепенное выветривание и социальной, и художественной проблематики исходных образцов; и тот же процесс демонстрирует сентиментальная драма. В поэзии симптомом эпигонства оказывается тематическое и жанровое измельчание: на первый план выдвигаются подражательные басни, мадригалы, полудомашние послания.

Все это вызывает незамедлительную реакцию в кругах противников Карамзина, однако еще ранее — у самих вождей течения. И Карамзин, и И. И. Дмитриев (1760—1837) к началу XIX в. явственно ощущают признаки кризиса сентиментальной литературы. Их переписка, свидетельства современников и собственные критические выступления доносят до нас снисходительноиронические интонации, с которыми они оценивают своих эпигонов. Вступая на новые пути, учителя спешили отделить себя от адептов.

Несколько иной была судьба преромантических тенденций. Преромантизм укрепляет свои позиции в России

сконца 80-х годов XVIII в. В это время начинается переориентация, поворот «от Франции к Англии»: наряду с именами французских законодателей классического литературного вкуса — Вольтера, Буало — выдвигаются имена Томсона, Юнга, Оссиана-Макферсона, связанные

санглийской, и притом «готической», не классической, национальной литературной традицией.

Преромантическая эстетика носила двойственный характер, будучи, с одной стороны, продолжением, а с

8

другой — преодолением сентиментальной. В ее основе лежало понятие «высокого», «величественного», которое в литературной практике реализовалось как «ужасное». Это представление отнюдь не противоречило сентиментальному сенсуализму; понятие «сладкий ужас» или «сладкая меланхолия» входило в эстетическое содержание элегической, в частности «кладбищенской», поэзии, открывавшей широкие возможности тому субъективнолирическому началу, которое культивировали сентименталисты. Уже в «Бедной Лизе» есть подобные элегические мотивы, создающие атмосферу меланхолии, таинственности, скорби об утрате. Вместе с тем одна и та же исходная стилистическая система воспроизводилась поразному и по-разному функционировала в зависимости от конкретной литературной ориентации писателя. Если Шаликов, например, ставил акцент на «сладости меланхолии», которая «настроивает чувства к самым тонким ощущениям» («Кладбище»), то литературные противники Карамзина обращаются к Юнгу, Оссиану, Томсону в поисках «высокого» языка философско-религиозной аллегорической поэзии, — такие возможности также были заложены в самой преромантической эстетике. Юнг был созвучен масонской литературе, с ее эсхатологизмом, космизмом, идеей бренности всего существующего. Эти идеи, в специфически преромантическом выражении, мы находим в поэзии С. С. Боброва (ок. 1763—1810), вероятно самого значительного из так называемых «архаиков», стремившихся соединить принципы державинской, а отчасти и ломоносовской оды с системой преромантической образности. Это соединение явственно ощутимо уже в дидактико-описательной поэме «Таврида» (1798)

— наиболее известном произведении Боброва. «Ночная» и «кладбищенская» поэзия на русской

почве давала, таким образом, разные варианты, в зависимости от усваивавшего их литературного метода. Нечто подобное происходило и с русским оссианизмом. Оссианом увлекались Карамзин и будущий антагонист его

9

А. С. Шишков; исходный текст мог быть интерпретирован как субъективно-элегический и как исторический. Преромантизм сделал важный шаг по пути к романтическому историзму — реабилитировал национальную старину, уравняв ее в правах с классической древностью. Последствием были существенные сдвиги в эстетическом мышлении: открытие субъекта повествования как носителя исторически определенной системы представлений, не тождественной всеобщему эталону «разумного» и «просвещенного». Отсюда — принципиальная возможность стилизации, воспроизведения как языка прошлых эпох, так и их мышления.

Все эти изменения в литературном сознании создавали предпосылки для восприятия в России преромантического романа, породившего свою особую художественную систему, со специфической повествовательной техникой, проблематикой и характерами. Этот так называемый «готический», или «черный», роман (иногда определяемый как роман «тайн и ужасов») также свидетельствует о формирующемся историзме и эстетическом интересе к средневековью. Возникая на почве просветительского романа, он усваивает просветительское представление о средних веках как о времени варварства, непросвещенности и жестокости нравов, однако, в отличие от просветительства, в самом этом варварстве ищет источник драматического, «ужасного» и эстетически значимого. Эта двойственная и во многом противоречивая концепция лежала в основе романов А. Радклиф, переводы которых в 1800—1810-е годы буквально захлестывают русский книжный рынок; эстетически привлекательной оказывается в них техника «тайны и ужаса», с характерными сюжетными ходами (заключение жертвы в подземелье или башню), топикой (средневековый замок) и непременным кажущимся присутствием сверхъестественного начала, объясняемым в соответствии с законами разума естественными причинами. Почти все эти элементы мы находим уже в «Острове Борнгольме» Ка-

10