Выдающееся значение государственной школы в развитии русской историографии не вызывает сомнений, но, быть может, называть ее следует не скрупнейшим историографическим явлением» (с. 5), а, хотя бы, одним из таковых? В один ряд с концепцией Кавелина и Чичерина можно поставить, например, концепцию В.О. Ключевского. Кстати сказать, на него повлияли, как взгляды сторонников государственной школы, прежде всего, Чичерина, так и представителей других направлений в русской исторической науке. Среди них не только С.М. Соловьев, многим обязанный государственной школе, но затем заметно вышедший далеко за ее рамки, но и постоянные оппоненты Кавелина и Чичерина, например, А.П. Щапов.
Неоднозначны и результаты полемики, Кавелина со славянофилами. Справедливой была критика их взглядов Кавелиным и Соловьевым. Но вместе с тем присущий славянофилам настойчивый интерес к народному быту, другим сторонам жизни общества, выходившим за рамки правовых норм и юридических институтов, способствовал тому, что в поле зрения историков попадали история крестьянства, как у И.Д. Беляева, история и быт русских царей и цариц, как у И.Е. Забелина.
Представляется обоснованным, что последователи Кавелина и Чичерина, такие как В.И. Сергеевич, вошли в историографию, как представители историко-юридической школы, по отношению к которым термин государственная школа уже не применяется. Объяснение этому в том, что в отличие от Кавелина и Чичерина последующие поколения историков права не претендовали на выдвижение концепций, рас-
крывающих общие закономерности исторического развития России. В среде историков, получивших юридическое образование, усиливается внимание к тщательному изучению исторических источников, и идут они в этом смысле дальше Чичерина. Так, С.Б. Веселовский, вышедший из стен юридического факультета Московского университета, но относившийся с особой требовательностью к изучению исторического источника и установлению точности исторического факта, характеризуя историков, писавших об опричнине, весьма критически отзывался о том, как Кавелин оценивал эпоху Ивана Грозного. Веселовский упрекал Кавелина в «незнании фактов», «небрежности умозаключений» и «бездоказательности высказываний»'. Строже суждения Веселовского относятся к 1940-м годам, и приведены здесь не для развенчания Кавелина, а с тем, чтобы показать сложную эволюцию исторических школ и взглядов их представителей. РА Киреева оговорилась, что она предельно кратко характеризует труды своих предшественников. Но все же в их числе следовало бы упомянуть В.А. Китаева, автора книги «От фронды к охранительству».
Приведенные замечания касаются частностей, что же касается общей оценки монографии, то она, как уже было сказано, несомненно заслуживает одобрения.
А.Н. ЦАМУТАЛИ
Примечания
1. ВЕСЕЛОВСКИЙ С.Б. Исследования по истории опричнины. М. 1963, с. 1&-19.
М. ВЕЛЕВА. Българскъата съдба на проф. П.М. Бицилли. София. Гутенберг. 2004. 162 с.
М. ВЕЛЕВА. Болгарская судьба профессора П.М. Бицилли.
В предисловии к книге профессора Софийского университета М. Велевой ее коллега историограф Л. Любенова назвала историографию «странной наукой» (с. 7), требующей от исследователя проникновения в «магию» творчества изучаемого им историка. Велева, как свидетельствует Любенова, прониклась этой «магией» применительно кП.М. Бицилли как ученица профессора X. Гандева, прошедшего школу Бицилли. В рецензируемой книге собраны работы о Бицилли за 1994—2003 поды. Фактически это первая книга об этом историке. За последние два десятилетия в Болгарии, России, в некоторых стра-
нах Западной Европы и США переиздано и впервые опубликовано значительное число работ Бицилли, сделаны начальные шаги по выявлению и публикации его эпистолярного наследия. Однако работы о Бицилли появлялись только в периодике или в качестве вводных статей к изданиям его трудов.
Бицилли начинал преимущественно как исследователь истории древнего мира и раннего средневековья, хотя впоследствии внес существенный вклад в разные гуманитарные науки. О юности ученого и его первых шагах на научном поприще известно чрезвычайно мало. М.А.
171