5. Биологическое – социальное

Понятие «телесное» зачастую употреблялось деятелями Возрождения и в другом смысле, как синоним чувственности биологического содержания. В отношении к этому феномену Возрождение гораздо более сдержанно, чем по отношению к телу как эстетическому предмету. Более того, в этом случае Возрождение зачастую более связано со средневековьем, чем во многих других. Так, Петрарка называет требования тела неукрощенным ослом и высказывает сожаление, что Боккаччо пускает гулять этого осла по страницам своего «Декамерона»¹. Сам же Боккаччо, как известно, отрекся от своего произведения (9, 229)². Более того, в поведении многих титанов Возрождения можно заметить черты средневекового аскетизма. Так, тот же Петрарка, по рассказам современников, «сумел превратить свое тело в послушное орудие своего духа: он мало спал, вставал, даже зимою, при сильной стуже до света, покидал свое ложе как только просыпался и уходил заниматься в библиотеку. Он разрешал себе только самый необходимый покой»³.

Согласно Николаю Кузанскому, все природное в человеке (биологическое в нашей терминологии) должно преодолеваться и преодолевается, но не за счет социума, а за счет личных, индивидуальных творческих усилий. По Н. Кузанскому, люди, не имеющие сил искать, стучаться, творить, довольствуются своей принадлежностью к природе. Но тот, кто ищет и действует, получает помимо природного дара, принятого им вместе со своим рождением, второй дар — света. Мир не в своей абсолютности, а в своей конкретности предстает такому сознанию как теофания, т. е. каждая вещь в нем приобретает значимость, выражение, начинает светиться своим внутренним смыслом, светом истины⁴.

Таким образом, в возрожденческой культуре биологическое, природное в человеке противопоставляется не социальному, а опять-таки индивидуально-личностному. Проблема социальности вообще не особенно волновала мыслителей Ренессанса. Исключение составляет, пожалуй, Никколо Макиавелли (1469 –1527). Через все его произведения проходит идея об изначально дурной природе человека, которая и есть источник социальной напряженности. «Причина этому та, что природа создала людей таким образом, что люди могут желать всего, но не могут всего достигнуть. А так как желание приобретать всегда больше соответственной возможности, то следствием сего оказывается их неудовлетворенность тем, чем они владеют, и недовольство собственным состоянием. Этим порождаются перемены в человеческих судьбах, ибо по причине того, что одна часть граждан жаждет иметь еще больше, а другая боится утратить приобретенное, люди доходят до вражды и войны, каковая одну страну губит, другую возвеличивает»¹. Социальной силой, которая может обуздать порочную природу человека, является, по Макиавелли, власть мудрого государя.

6. Эмоциональное – рациональное

Большая заслуга принадлежит культуре Возрождения и в культивировании человеческой духовности, причем обеих ее составляющих — национального начала во всех его ипостасях (разум, рассудок, наконец, просто сообразительность, умение считать, поступать соответственно обстановке) и эмоционального (душа, сердце, чув­ство и т. п.).

Одна из важнейших примет Возрождения — освобождение человеческого разума как способности постигать высшие истины бытия от оков догматизма и всякого рода ограничений. Не менее почтительно относится Возрождение и к способности человека к вдумчивому анализу житейских ситуаций, умению делать правильные выводы, вести счет и учет. Отсюда увлечение статистикой. Так, известно, что статистика во Флоренции учитывала все до мелочей: количество детей, умеющих читать, обучающихся арифметике, количество нищих и т. п. Была знаменита хорошо поставленной статистикой и Венеция.

В культуре Возрождения повсюду видны приметы приближающегося господства точных наук. Граждане пытаются выбрать лучшую власть по математическому расчету, т. е. «вычислить» ее¹. Особенно преуспела в этом, как признавалось, Венеция, она «в совершенстве постигла значение цифр и в рассчитанной политике опередила многих других»². Считалось, что математика должна и для художника стать первым учителем: с ее помощью производится тщательнейшее измерение обнаженного человеческого тела; «если античность делила рост человека на какие-то шесть или семь частей, то Альберти в целях достижения точности в живописи и скульптуре делит его теперь на 600, а Дюрер впоследствии — и на 1800 частей³.

Однако рационализм возрожденческого человека еще не похож на сухую, бескрылую расчетливость буржуа более поздних эпох, потому что он был сопряжен с культивированием тончайшей и изощреннейшей эмоциональности. И здесь принцип индивидуализма нашел свое главное прибежище. Наиболее ярко это выражено в поэзии, и, пожалуй, именно в поэзии Франческо Петрарки. Его лирический герой наслаждается всеми оттенками своих тонких чувств, любит свою любовь, любит свои муки любви, любит в них самого себя. Не случайно у некоторых современников возникали подозрения, что Петрарка не столько любит Лауру, сколько прелестные сонеты, вдохновляемые ею, а его друг Джиованни Колонна спрашивал его, уж не поэзия ли настоящая дама его сердца⁴.

Но как бы то ни было, все оттенки лирического чувства Петрарка действительно изображал с невероятной точностью и блеском. Особенно велик он в передаче сложности, противоречивости эмоционального мира человека. Вот один из его сонетов (СХХХII):

Коль не любовь сей жар, какой недуг Меня знобит? Коль он — любовь, то что же Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, боже! Так злой огонь?.. А сладость этих мук!...

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг? Коль им пленен, напрасны стоны. То же Что в жизни смерть — любвоь. На боль похоже Блаженство «Страсть», «Страданье» — тот же звук

Призвал ли я иль принял поневоле Чужую власть?... Блуждает разум мой. Я — утлый челн в стихийном произволе, И кормщика над праздной нет кормой.

Чего хочу — с самим собой в расколе — Не знаю. В зной дрожу, горю — зимой.

(Пер. Вяч. Иванова)¹

В этих строках можно услышать и сетования на бремя индивидуализма, добровольно возложенное на себя возрожденческим человеком, и гордость по поводу того, с каким достоинством он его несет.

Подводя итоги, нужно отметить, что для антропологической структуры культуры Возрождения характерна заложенная в ней тенденция к гармонизации взаимоотношений между различными сущностными силами человека. Особенно выразительно и определенно она проявилась в гармонизации духа и тела, ума и сердца (рационального – эмоционального). Однако полной гармонии достичь все-таки не удалось. Антропологическая структура культуры Возрождения, особенно в ее итальянском варианте, оказалась перенапряженной из-за сильнейшего крена в сторону индивидуализма. Именно на этой и только на этой основе решалась в возрожденческой культуре проблема взаимоотношения таких сущностных сил человека, как «индивидуальное» – «универ­сальное», «субъектное» – «объектное», «личное» – «общественное», «биологическое» – «социальное». Кроме того, и гармония духа и тела, ума и сердца тоже была весьма относительной, поскольку зиждилась на принципе индивидуализма, ничем и никем не ограниченного.

Все это привело к невиданному ранее расцвету человеческой индивидуальности. Это имело и свою оборотную сторону. Какую именно? Об этом речь пойдет в следующих главах.