31. Глава 2. Изменение субординационных и координационных связей между элементами системы культуры. Тенденции развития содержания отдельных ее сфер

    1. 2.1. Материальное и духовное в культуре

Гармонизация антропологической структуры гуманистической культуры должна осуществляться за счет соответствующих преобразований всей системы культуры.

В первую очередь это касается взаимоотношений двух ее наиболее крупных подсистем — материальной и духовной культуры. Содержание процесса гармонизации здесь, как и в других случаях, должно заключаться, с одной стороны, в укреплении сущностного единства между ними, а с другой — в дальнейшем развитии и усложнении каждого из этих элементов. При этом возникает вопрос об иерархии этих подсистем системы культуры. Содержание предыдущих глав показывает, что характер взаимодействия культуры и общества снимает вопрос о «первичности-вторичности» этих элементов, речь может идти лишь о взаимодействии, при этом конституирующая роль культуры по отношению к обществу не менее значительна, чем конституирующая роль общества по отношению к культуре.

Что касается структурных связей внутри культуры, то, ссылаясь опять-таки на историю, можно констатировать, что духовное в культуре является определяющим по отношению к материальному. Именно характер взаимодействия духовного и материального в культуре и лежит в основе специфики культуры как особой сферы жизни общества. Однако степень воздействия духовной культуры на материальную различна. Очевидно, что процесс построения гуманистической культуры требует сознательного воплощения принципа примата духовной культуры над материальной, т. е. глубокого одухотворения всей системы культуры.

2. 2.2. Мораль

Чтобы выполнить эту свою миссию, духовная культура должна обладать соответствующими потенциями, которые зависят от того, какая из сфер является доминирующей в формировании духовных ценностей. Представляется, что в системе культуры гуманистического типа центральное место должна занимать такая ее сфера, как мораль. В пользу этой идеи говорит то, что нравственность характеризует человека в наиболее полном и принципиальном для культуры гуманистического типа измерении — в его отношении к другим людям. Призванная регулировать человеческое общение, мораль прежде всего определяет, кем является для субъекта нравственной деятельности другой человек. Так, если он выступает в роли безличного члена коллектива, мы имеем первобытно-коллективистскую мораль, если членом полиса, то гражданскую (полисную) мораль, если рабом Божиим — религиозную мораль, если средством достижения собственной пользы — индивидуалистическую мораль, если высшей ценностью, то поистине гуманистическую мораль. Мораль, таким образом, наиболее ярко в сравнении с другими сферами культуры показывает меру гуманности того или иного общества.

От того, какая мораль заложена в основу системы моральных ценностей и норм, зависит вклад ее в развитие сущностных сил человека. Главная ценностная ориентация гуманистической морали на гармонически развитого человека превращает ее в силу, вносящую максимальный не только в сравнении с другими историческими типами морали, но и с другими сферами культуры вклад в культивирование сущностных сил человека.

Значение морали усиливается за счет особенностей ее локализации в пространстве культуры: не имея собственной территории, она входит как составная часть во все другие сферы культуры, определяя смысл любой сферы деятельности человека.

И, наконец, еще одно обстоятельство придает морали особый вес в системе культуры: дело в том, что субъектом нравственной деятельности является каждый член общества независимо от своей социальной принадлежности, уровня духовного развития и других признаков. Это свойство присуще всем историческим типам морали в силу ее специфики как культурного феномена, однако для гуманистической морали оно играет решающую роль в превращении ее в стержневую сферу культуры, поскольку позволяет воплотить принципы гуманизма в деятельность каждого человека.

Однако реализация человекотворческого потенциала морали зависит не только от ее объективно обусловленного потенциала, но и от всего реального объема ее содержания и особенностей функционирования. Так, статус моральной ценности в гуманистической культуре должны получить проявления всех сущностных сил человека в их разнообразии и единстве. В соответствии с этим уточнение представлений о структуре сущностных сил человека есть путь к осмыслению системы (а не совокупности) ценностей гуманистической морали.

Исторически сложилось так, что во главу моральной проблематики в нашем обществе в послереволюционный период ставился вопрос о разрешении противоречий между личным и общественным. До последнего времени эта проблема решалась на основе принципа коллективизма, под которым подразумевался приоритет общественного над личным, с различной степенью жесткости, детерминированности этой связи в разные периоды развития нашего общества. Однако сам принцип оставался неизменным.

Особенность современной ситуации заключается в том, что этот принцип прилагается к гораздо более развитым личным интересам и потребностям, чем это было ранее. Создается впечатление, что регулятивное воздействие морали на этом новом этапе развития противоречий между личным и общественным как сущностными силами человека оказывается явно недостаточным. Отсюда разрастание таких опасных феноменов, как рвачество, воровство, мошенничество, коррупция. Для борьбы с такого рода негативными явлениями требуется активизация морали и на теоретическом уровне и в сфере практической нравственности. Так, одним из теоретических резервов, подлежащих использованию, является более глубокое осмысление категории «коллективизм».

Вероятно, есть смысл различать уровни проявления коллективизма и в качестве принципа нравственной деятельности, и в качестве свойства личности. Так, умение поставить интересы конкретного коллектива выше своих личных — это коллективизм в его элементарном проявлении. А вот умение руководствоваться в своей деятельности интересами общества в целом, воспринимать трудности его развития как личные трудности — это уже гораздо большее, чем просто коллективизм. Это уже то, что может быть определено как гражданственность. Проявление ее говорит о масштабности личности, высокой устремленности, интенсивности и богатстве ее интересов и потребностей.

Таким образом, возведение гражданственности как высшего проявления коллективизма в ранг нравственного принципа и наделение ее статусом моральной ценности оказывается одним из способов возвышения личных интересов и потребностей, а гражданственность как феномен нравственной жизни превращается благодаря этому в реальную основу разрешения противоречий между личным и общественным как сущностными силами человека.

Велик вклад гуманистической морали в культивирование рационального и эмоционального как диалектически взаимосвязанных сторон человеческой духовности. Как и во всех других случаях, этот процесс должен протекать по законам гармонии: через развитие каждой из противоположностей и их взаимопроникновение.

Обогащение рационального компонента человеческой духовности осуществляется через расширение и углубление содержания различных уровней морали: мировоззренческого, выполняющего в структуре нравственной деятельности «дирижерскую» и «поисково-ориентационную» функции, уровня рефлексии, где происходит преобразование и конкретизация нравственных ценностей, идеалов в особенное (мотивы деятельности). Наконец, наиболее действенный уровень морали связан с поступком, в котором сливаются моральное и практически-нравственное.

Однако на всех этапах нравственной деятельности рациональное неразрывно связано с эмоциональным, и поэтому совершенствование рационального компонента нравственности, вызванное ее усложнением в условиях все более динамичной действительности, неумолимо требует расширения диапазона, углубления и повышения интенсивности нравственных чувств. Только умозрительное постижение самых высоких ценностей бытия, знание самых тонких механизмов нравственной деятельности, не подкрепленное эмоционально, не способно предотвратить негуманное поведение.

Особенно опасна гипертрофия рационального в морали в виде формальной рациональности. Нравственная деятельность сводится тогда к холодной бухгалтерии кредита и дебета личной пользы, а в острых и особенно непредвиденных ситуациях, неизбежно вызывающих эмоциональный взрыв, регуляторы поведения формируются на нижних этажах психики, что приводит к актам вандализма, насилия и т. п.

Только в полном слиянии рационального и эмоционального рождаются убеждения, которые и определяют в конечном счете линию нравственного поведения личности. Специфика нравственной деятельности, таким образом, не проявляется ни в рациональном, ни в эмоциональном ее компонентах, взятых отдельно один от другого. Специфика ее состоит в том, что она связывет их в неразрывное единство, и потому роль гуманистической морали в диалектическом синтезе рационального и эмоционального как сущностных сил человека поистине уникальна.

Глубина воздействия гуманистической морали на духовный мир человека не означает ее равнодушия к физическому субстрату его деятельности — телу.

В настоящее время одной из самых горячих точек в пространстве этой проблематики является ценностное осмысление здоровья. В условиях неимоверных трудностей индустриализации, войны, последующего восстановления народного хозяйства, пренебрежение или, по крайней мере, невнимание к собственному здоровью, работа на износ считались культурной нормой.

В моральном сознании они были нерасторжимо связаны с такими чертами личности, как самоотверженность, идейность. В современных условиях приверженность личности общественным идеалам считается вполне совместимой с заботой о своем здоровье, более того, ставится вопрос об ответственности за него.

К этому нужно добавить, чт. е. другой этический ракурс проблемы здоровья: как относиться к чужому здоровью. На первый взгляд, тут все ясно: чужое здоровье надо беречь, посягательство на него рассматривается как нарушение не только норм морали, но и норм права. Однако до недавнего времени общественная мораль довольно снисходительно относилась, например, к такому стилю руководства, когда выполнение плана достигалось любой ценой, в том числе и за счет ущерба для здоровья людей. Нельзя не признать, что и сейчас еще моральный суд над такого рода руководителями не слишком строг.

Гуманистическая мораль наделяет статусом ценности не только человеческое тело, но и всю совокупность его природных свойств, включая сюда низший уровень эмоциональности — чувственность, инстинктивные механизмы психики, наследственные данные фило- и онтогенетического происхождения и т. д. Все это в целом рассматривается как природная кладовая, из которой человек черпает ресурсы своей деятельности.

Однако по отношению к формам проявления и использования этих богатств мораль действует избирательно. Во взаимодействии биологического и социального в человеке, где культура выполняет многообразные функции (см. раздел III, п.1), на мораль полностью падает одна из них — селективная, кроме того, от нее зависят интенсивность, направленность и конечные результаты выполнения культурой всех остальных ее функций. Следовательно, от изменения содержания морали в сторону ее дальнейшей гуманизации в первую очередь зависит характер функционирования всей культуры в целом по отношению к биологическому в человеке, т. е. степень реализации возможности глубокого облагораживания его биологической природы.

В то же время совершенствование морали есть одно из направлений развития социального в человеке, что соответственно способствует гармонизации биологического и социального как сущностных сил человека.

Велик вклад гуманистической морали в утверждение в качестве общекультурной ценности человеческой индивидуальности. Она одобряет проявления неповторимости, непохожести, уникальности человеческой личности в чертах его духовного облика, внешности, манеры поведения и т. п., одновременно осуждая отсутствие оригинальности, которое на языке практической нравственности получило название «серости», «безликости». В то же время гуманистическая мораль санкционирует пресечение претензий на экстравагантность, достигаемую средствами, связанными с унижением достоинства других людей.

Моральному регулированию подлежат не только средства достижения оригинальности, но и сама ее, если можно так выразиться, структура. Так, высоко ценится оригинальность духовного склада личности — особенности мышления, утонченность чувств, умение играть неповторимую роль в общении с людьми. Оригинальность внешнего облика и поведения получает моральное одобрение только как проявление первой группы качеств. Таким образом, нравственно развитая личность имеет возможность использовать мораль как инструмент для определения и регулирования меры своей оригинальности.

Возводя в ранг моральной ценности уникальность личности, гуманистическая мораль является в то же время одним из действенных средств развития человеческой универсальности. Это присходит по двум основным направлениям: во-первых, через увеличение объема общечеловеческого в содержании морали и, во-вторых, через моральное одобрение таких свойств личности, которое проявляется в стремлении к овладению достижениями мировой культуры, в том числе и в области профессиональной деятельности.

Культивируя индивидуальное и общечеловеческое, гуманистическая мораль в то же время высоко оценивает приверженность личности прогрессивным традициям своей нации, нормам и ценностям социальной группы, в которые она вливается, участвуя в разных видах деятельности. Индивидуальность человека, проявляющаяся, таким образом, не только в его уникальности, но и в степени овладения им достижениями мировой культуры, а также в прочности уз, связывающих его с культурой своей нации, понимании общественного долга, профессиональной чести, признании окружающими и обществом в целом его трудовых и иных заслуг, и составляет, с точки зрения гуманистической морали, главное его достояние и реальную основу той ценности, которая определяется как человеческое достоинство. Этимологическая близость слов «достоинство» и «достояние» в таком их понимании оказывается далеко не случайной.

Признание принципа гуманизма фундаментальной характеристикой морали имеет принципиальное значение, которое трудно переоценить. В этом отношении весьма поучительно содержание дискуссий 20-х годов по партийной этике. Как известно, целый ряд видных деятелей партии, и среди них Н. И. Бухарин, Е. А. Преображенский, занимали в этих дискуссиях нигилистические позиции, выражающиеся в отрицании морали, якобы являющейся всего лишь формой буржуазного сознания, на смену которой должны прийти самоочевидные нормы практической целесообразности. Этим взглядам противопоставлялись представления о том, что этические вопросы нуждаются в осмыслении и разработке. Вот как формулировал основное содержание партийной (читай — коммунистической) этики А. А. Сольц, бывший с 1920 по 1934 гг. членом ЦК РКП (б), а с 1923 г. — членом ее Президиума: «Основой нашей этики являются интересы преследуемой нами цели. Правильно, этично, добром является то, что помогает осуществлению нашей цели, что помогает сокрушить наших классовых врагов, научиться хозяйствовать на социалистических началах... Мы — правительство большинства и можем открыто и прямо сказать: “Да, мы держим в тюрьме тех, кто мешает нам осуществлять свой порядок, мы не останавливаемся на ряде других подобных поступков, у нас нет абстрактно неэтичных поступков. Наша задача состоит в том, чтобы устроить лучшую жизнь, эта задача должна нами преследоваться, всякое сопротивление ей должно караться — и это является с нашей точки зрения этичным”»¹. При всем уважении к личной честности этих авторов, нельзя не отметить, что уязвимость такого рода теоретических построений, особенно в свете трагических фактов истории, совершенно очевидна. Кто ставит цели? Кто и по каким критериям определяет «лучшую жизнь»? Постепенно привычной стала мысль о том, что однозначные ответы на все эти и другие вопросы содержатся в последних документах партии. Это фактически привело к ликвидации морали, поскольку она невозможна, если исключены ситуации морального выбора. Урок заключается в том, что «вымывание» гуманистического содержания целей, которым мораль подчиняет деятельность человека, неумолимо ведет к аморальности и как мы — увы! — хорошо знаем — к преступлениям.

Жизненно необходимо для нашего общества и всемерное моральное стимулирование разнообразных проявлений сущностного человеческого свойства быть субъектом, творить общественные отношения, культуру и самого себя. Реальное его развитие осуществляется в ситуациях морального выбора, отличающихся все большей остротой в связи с возрастающим динамизмом общества, предоставляющего человеку все более широкий диапазон целей деятельности и средств их достижения. В связи с этим невиданно возрастает значение внутренних регуляторов ориентиров морального выбора, средоточием которых является такое личностное свойство, как совесть, проявляющаяся в способности личности к моральному самоконтролю.

Развитие этого свойства, наделение его статусом наивысшей моральной ценности превращает мораль в самое мощное средство социального контроля, поскольку от суда собственной совести скрыться можно только тому, кто ее не имеет. В связи с этим наивно выглядят попытки найти такие экономические или юридические средства регуляции, которые однозначно определяли бы поведение личности. Между тем исключение ситуаций морального выбора, а именно об этом фактически идет речь, превращает человеческое общество в муравейник, где каждая особь четко функционирует на заранее определенном ей месте. Нет нужды говорить о том, насколько это далеко от гуманистических идеалов общественного устройства.

В огромной мере нуждаются в моральном санкционировании и оценке и различные проявления свойства объектности. Наиболее общее выражение этого свойства — дисциплинированность — не имеет моральной окраски. Так, личная дисциплина может мотивироваться страхом, безразличием, а может сознанием долга и чувством ответственности. Ясно, что этот последний вид дисциплины самый трудный, но в то же время только он соответствует принципам гуманистической морали. Возводя в статус моральной ценности именно самодисциплину, гуманистическая мораль культивирует таким образом свойство объектности в его самых сложных и плодотворных для личности проявлениях.

Самодисциплина оказывается в то же время одним из проявлений свойства субъектности, поскольку чувство долга и ответственности, на котором она основана, есть важнейшая характеристика личности как субъекта нравственной деятельности. Гуманистическая мораль становится, таким образом, реальной культурной силой, которая неразрывно связывает между собой человеческие свойства субъектности и объектности.

Таким образом, гуманистическая мораль обладает неисчерпаемым человекотворческим потенциалом. Представляется, что она обладает той силой, с помощью которой можно решать проблему формирования разумных потребностей. В этом плане заслуживает внимания разграничение разумных и рациональных потребностей. Последние вычисляются в соответствии с данными физиологии, медицины, санитарии, и соответственно удовлетворение их сравнительно легко учитывается и контролируется.

Подход к потребностям с точки зрения рациональности, широкое использование которого началось в 60-е годы, сыграл прогрессивную роль, поскольку с его помощью был отчетливо выявлен низкий уровень потребления жизненно необходимых благ в нашей стране, что в какой-то мере способствовало развитию производства, товаров народного потребления. Однако ограничиться рациональным подходом нельзя. Например, жилищная норма в 12 кв. м на человека рациональна, если человек в своем доме только ест и спит. А если в соответствии с характером своего труда он вынужден дома работать, она явно недостаточна. Или другой пример: с точки зрения гигиены, зимняя одежда должна быть теплой и этого достаточно, а с точки зрения потребностей, развитых культурой, она должна быть красивой, соответствовать моде и т. п. Вот в этом плане и может, как представляется, «работать» понятие «разумные потребности».

Можно высказать предположение, что оно будет наполнено достаточно глубоким содержанием, если связывать его с понятием «сущностные силы человека». Идя в этом направлении, можно назвать первый необходимый признак разумных потребностей, заключающийся в том, что их удовлетворение способствует гармоническому развитию сущностных сил человека.

Однако этого признака явно недостаточно. Возникает вопрос о мере удовлетворения разумных потребностей и способах контроля за ее соблюдением. При этом очевидно, что соотнесение разумных потребностей с гармоническим развитием сущностных сил человека делает диапазон их (потребностей) критериев необычайно широким, не поддающимся точному исчислению. Представляется, что адекватным этому диапазону может быть только диапазон моральных оценок, все остальные способы контроля и оценки слишком узки для феномена разумных потребностей.

На этом основании разумные потребности можно определить как такие потребности, удовлетворение которых способствует гармоническому развитию сущностных сил человека в соответствии с нормами и ценностями гуманистической морали.

В русле такой трактовки разумных потребностей, возможно, как представляется, и решение проблемы коэволюционной разумности, т. е. согласования потребностей с экономическими и экологическими закономерностями.

Однако как практически реализовать поистине огромные человекотворческие потенции гуманистической морали? К числу особенностей морали как сферы культуры относится ее слабая институализация. Правда, в ряде стран делались попытки учреждения полиции нравов, но история их, как правило, полна курьезов. Да иначе и быть не могло: нормы и требования морали не имеют той определенности, которая позволила бы государственным органам достаточно точно установить меру их нарушения и, следовательно, наказания.

Вероятно, институциональную базу морали как сферы культуры можно было бы и усилить. Есть смысл, например, подумать об учреждении судов чести и особенно судов профессиональной чести. Где, например, обсудить проступок врача, отказавшего больному в приеме или нагрубившего ему? Сейчас по этому поводу пишется жалоба, и вышестоящие инстанции принимают меры. А ведь совсем иначе обстояло бы дело, если бы свое порицание нарушителю норм профессиональной этики высказали коллеги, что одновременно, кстати говоря, было бы актом самовоспитания и для них самих. Эффективны были бы и суды профессиональной чести педагогов, юристов, работников любой другой профессии. Понятие профессиональной чести подразумевает неукоснительное соблюдение лицом данной профессии требований и норм морали, действующих в данной области. Свод этих правил иногда оформляется документально (например, «Клятва Гиппократа»).¹

Однако в целом возможности дальнейшей институализации морали как сферы культуры сравнительно невелики, и даже полная их реализация не даст нужного эффекта. Здесь на помощь приходит другая особенность морали, заключающаяся в специфике ее локализации в пространстве культуры, о чем уже речь шла ранее. Наличие нравственного момента во всех без исключения видах и формах деятельности общественного человека делает мораль общекультурным феноменом, и потому сила ее воздействия на процесс формирования человека зависит не только от углубления ее гуманистического содержания, но и от степени проникновения ее во все поры культуры и общества. Представляется, что одно из самых больших препятствий на пути к этому — «бивуачность», «неукорененность». Под этим подразумеваются и не вызванные необходимостью миграционные процессы, и невнимание к повседневной жизни человека, и нигилистическое отношение к роли семейного воспитания, и пренебрежение культурным наследием, и т. п., т. е. комплекс социальных и культурных явлений, действие которых лишает личность духовного кислорода, не позволяет сложиться ее моральным устоям.

Видимо, в борьбе за моральное здоровье общества одно из самых важных мест должно занимать избавление от неукорененности, бивуачности и в социальных, и в культурных аспектах. Только благодаря этому, вероятно, общечеловеческие ценности смогут занять достойное их центральное место в культуре.