60. Тематическое и поэтическое новаторство в дооктябрьской поэзии в.В. Маяковского. Поэма «Облако в штанах» как программное произведение

ПОЭТИЧЕСКОЕ НОВАТОРСТВО МАЯКОВСКОГО

(Ранняя лирика)

В начале ХХ века, в период становления империализма в России, происходил небывалый подъем в русской культуре. Конец XIX – начало XX столетия все увереннее называют «серебряным веком» отечественного искусства. Художественные достижения этого периода, бесспорно, значительны и разнообразны. Тем не менее, долгое время подлинные сокровища русской литературы начала века явно недооценивались. Отсюда – обилие «белых пятен» в литературном процессе этой эпохи. И это относится не только к поэзии Н. Гумилева, М. Волошина и О. Мандельштама. Мне кажется, что и раннее творчество В.В. Маяковского до сих пор недооценивается, вообще воспринимается однобоко. А ведь такое отношение к великому поэту совершенно недопустимо. Невозможно понять человека в целом, если не проанализировать все его стороны. Такое «историческое» рассмотрение дает каждому отдельному проявлению исследуемого явления оттенки, нюансы, которые сообщают ему смежные проявления.

Возможно, какой-то толчок недооценке своей ранней лирики дал сам Маяковский, несколько пренебрежительно отзываясь о ней впоследствии как о чем-то подготовительном по отношению к более позднему творчеству, как о лишенном самостоятельной ценности сырье. Но здесь мы не должны дать себя обмануть, положившись на «авторитет автора». В связи с этим, мне бы хотелось привести здесь афоризм Ф.Ницше: «Я это сделал», – говорит моя память. «Я не мог этого сделать», – говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов, память уступает». В таких вещах нельзя доверять автору, так как он слишком заинтересован, слишком пристрастен, – оно и понятно. Необходимо, не считаясь ни с чьим мнением, всерьез заняться ранней лирикой В.В. Маяковского.

Первое, что бросается в глаза в ранних стихах Маяковского, – это их трагическая безысходность. Самые первые стихотворения, датированные 1912—1915 годами, в основном представляют собой индустриальные зарисовки «громоздящегося города». Живой тяжестью давят читателя его дожди, улицы, «силки проводов»… Мрачная, отъединенная тоска заполняет душу. И здесь, как мне кажется, общее настроение творчества раннего Маяковского напоминает тот мир, в котором живут герои Достоевского. Например, вот что говорит Раскольников: «Я люблю, как поют под шарманку, в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица; или, еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без ветру, знаете? А сквозь него фонари с газом блистают…» Как здесь не вспомнить «Скрипку и немножко нервно»! А постоянно повторяющийся у раннего Маяковского образ «фонарей с газом»! Да, несомненно, здесь мы имеем явную точку пересечения двух художников. Еще одна черта сходства: постоянный мотив «униженных и оскорбленных» в ранней лирике Маяковского:

Меня одного сквозь горящие здания

Проститутки, как святыню, на руках понесут

И покажут богу в свое оправданье.

Трагизм ранней поэзии Маяковского – мятежный трагизм, граничащий с «метафизическим бунтом» (опять как у Достоевского!):

Через секунду

Встречу я

Неб самодержца, –

Возьму и убью солнце!

Здесь поэт восстает против солнца, причем последнее означает обобщенный образ всего владычествующего, мощного, сияющего. Но Маяковский не может примириться с возможностью радости, пока существует «адище города», где «умирают дети», где «сбитый старикашка шарит очки». Он, как Иван Карамазов у Достоевского, хочет «вернуть свой билет», если гармония мира построена на слезинке ребенка:

Тебе

Орущему:

«Разрушу,

разрушу!»

вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,

я,

сохранивший бесстрашную душу,

бросаю вызов!

Однако Маяковский, по сравнению с Достоевским, отчасти из-за различия вообще между поэзией и прозой, но в основном – между двумя различными (в частности, по времени) мироощущениями, эксцентричен в гротескном показе одиночества человека в промозглом хаосе города. Маяковский достигает необыкновенной по силе выразительности в своих ранних произведениях:

Людям страшно – у меня изо рта

Шевелит ногами непрожеванный крик.

Маяковский одушевляет внешний мир, прежде всего, картины города, так что «город молится», «вечер кричит», «пальцы улиц ломает Ковка», «звезды визжат»…

Для него все вокруг является «изобразительно-выразительными средствами» – вывески, крыши, перекрестки, улицы, провода. И вместе с Маяковским иногда начинаешь даже любить эту тоску какой-то особенной, болезненной любовью:

А вы

Ноктюрн сыграть

Могли бы

На флейте водосточных труб?

Во всех ранних стихотворениях и более крупных произведениях Маяковского присутствует мотив тоски, мотив одряхлевшего времени, даже в самых ранних стихах, отобранных у поэта при выходе из тюрьмы:

Ждал я: но в месяцах дни потерялись,

Сотни томительных дней.

Иногда сквозь тоску прорывается предчувствие грядущего пожара:

… сейчас родила старуха-время

огромный

криворотый мятеж!

Другая черта раннего Маяковского – нарочитый эгоцентризм. Образ поэта глубоко трагичен, он указывает на невозможность для него найти себе место в загнивающем мире, где «прокисший воздух плесенью веет»:

А такому

Как я,

Ткнуться куда?

Где для меня уготовано логово?

Здесь образ поэта – это образ богатого внутренне человека, заживо погибающего в душном мире. В этом проявляется гуманизм Маяковского.

… А я вам открыл столько стихов шкатулок,

Я – бесценных слов мот и транжир.

Творчество В.В. Маяковского оказало значительное влияние на всю мировую поэзию. Его новаторство в области стихотворной формы теперь живет самостоятельной жизнью, уже привычной, как и положено.

Маяковскому, как никому другому, было чуждо понимание художественного творчества как «искусства для искусства». В его поэзии, в самых ранних его стихах, искусство говорит о самом реальном, конкретном, бытовом, но оно открывает в этой «карте буден», в этом вроде бы непоэтичном городском пейзаже, чарующей выразительности краски. В этом гуманизм Маяковского: его поэзия не витает в облаках, а всегда остается верной земле, настоящему, людям:

Не высидел дома.

Анненский, Тютчев, Фет.

Опять,

Тоскою к людям ведомый,

Иду

В кинематографы, в трактиры, в кафе.

В более поздних стихах (послеоктябрьский период) этот гуманизм выражается в пафосе утилитарной поэзии, которая понимается как работа – одна из многих других.

Анализ поэмы Маяковского «Облако в штанах»

Любовная лирика поэта Владимира Маяковского весьма необычна и неординарна. В ней легко уживаются нежность и чувственность, страсть и агрессия, а также грубость, самомнение, гордыня и тщеславие. Подобный феерический «коктейль» способен вызвать у читателей самые разнообразные чувства, однако никого не оставляет равнодушным.

К раннему периоду творчества Маяковского относится очень своеобразная и импульсивная поэма «Облако в штанах». Над ней поэт работал почти 17 месяцев и впервые представил свое произведение летом 1915 года в Петербурге, где на квартире у Эльзы Брик проходили литературные чтения. Там Маяковский познакомился с младшей сестрой хозяйки, Лилей Брик, которая на долгие годы стала музой поэта. Именно ей автор и посвятил свою поэму, которая несмотря на довольно своеобразное и вызывающее содержание все же не лишена определенного изящества и романтизма.

Примечательно, что изначально это произведение называлось «Тринадцать апостолов» и было практически вдвое длиннее, чем «Облако в штанах». Причем, в роли тринадцатого апостола выступал сам Маяковский, который взял на себя смелость судить людей и их поступки. Однако название поэмы, равно как и отдельные ее части, при первой публикации были запрещены цензурой, поэтому поэту пришлось убрать особо острые социальные и политические моменты, превратив довольно жесткое и бунтарское произведение в образец новой любовной лирики.

Начинается поэма с того, что ее двадцатидвух летний герой, в образе которого выступает сам автор, переживает глубокую личную трагедию. Его возлюбленная Мария, которой он назначает свидание, не приходит к назначенному часу, В характерной для поэта манере, рублеными и прямолинейными фразами описываются душевные терзания главного героя, для которого каждый удар часов отдается болью в сердце. Переживания превращают молодого человека в дряхлого сгорбленного старика, который, прислонившись лбом к оконному стеклу и вглядываясь в темноту, задается вопросом: «Будет любовь или нет?».

К тому моменту, когда Мария все же появляется на пороге его комнаты и сообщает, что выходит замуж за другого, главный герой более не испытывает ничего, кроме испепеляющей ненависти. Причем, распространяется она не столько на бывшую возлюбленную, сколько на жестокий и несправедливый мир, где люди заключают браки по расчету, а не по любви, а главной ценностью являются деньги, а не чувства.

Последующие части поэмы посвящены гневному обличению общества, которое погрязло в грехах, но совершенно не обращает на это внимания. При этом Маяковский затрагивает не только материальные, но и духовные аспекты жизни людей, утверждая, что именно вера в Бога делает их рабами. То и дело автор пытается опустить читателя на землю, используя очень емкие и образные сравнения вроде «гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете». При этом поэт мастерски показывает, какой путь проделывает его герой для того, чтобы очистить свое самосознание и избавиться от ненужных чувств, которые мешают ему быть сильным, жестким, решительным и непреклонным. Однако именно несчастная любовь заставляет его переосмыслить жизненные ценности и изменить приоритеты, направив свою энергию на то, чтобы изменить этот грешный мир.

«Я знаю — солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи», — утверждает Владимир Маяковский, подчеркивая тем самым, что каждый человек является вполне самодостаточным и гордым существом, который в состоянии сделать свою жизнь счастливой, избавиться от сомнений и душевных терзаний. При этом автор утверждает, что небу нет никакого дела до того, что происходит на земле, и рассчитывать на помощь высших сил не приходится, потому как «вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо».