Лотман Ю.М. Карамзин. Сотворение Карамзина. Статьи и исследования 1957-1990. СПб. 1997

Ю.М. ЛОТМАН

Карамзин

Сотворение Карамзина

Статьи и исследования 1957—1990

Заметки и рецензии

| ИНСТИТУТ •'О'ХШ'ЮЕ GEUeCTBO"!

• М Е Г А П Р О Е КТ

Санкт-Петербург «Искусство—СПБ»

Вступительная статья Б. Ф. Егорова Художник Д. М. Плаксин

Макет альбомной части Я Я Барановой, А. В. Дзяка, Я Г. Николаюк Фотоработы М. В. Скомороха

На фронтисписе:

А. Г. Венецианов. Портрет Н. М. Карамзина. 1828

Биография души

Как меняются в истории понятия! В начале пушкинской эпохи «карам­ зинист» — значит писатель, последователь творческих принципов Карамзина, в противовес «шишковистам», сторонникам «архаической» школы. В наши же дни это просто исследователь Карамзина. Но просто ли? Вернее — просто ли быть исследователем Карамзина?

Юрий Михайлович Лотман известен широким кругам читателей прежде всего как теоретик литературы и пушкинист. Можно подумать, что карамзинские штудии не находились на магистральном пути ученого. На самом деле Ю. М. Лотман занимался Карамзиным всю свою творческую жизнь. Демобилизовавшись после шести лет армейской службы (из которых четыре приходятся на передний край фронтов Великой Отечественной войны), Ю. М. Лотман вернулся в 1946 г. в родной Ленинградский университет, где начинал учиться еще в 1939 г., и поступил в спецсеминар профессора Н. И. Мордовченко, замечательного ученого и замечательного человека, от­ личавшегося кристальной честностью, отзывчивостью и внимательно-терпи­ мым отношением к индивидуальным склонностям учеников. В семинаре Мордовченко Юрий Михайлович в 1947 г. написал курсовую работу о журнале Карамзина «Вестник Европы», а в 1948 г. — большое исследование «Карамзин и масоны».

Вульгарно-социологическое отношение к Карамзину как к «монархисту»

и«реакционеру» протянулось, к сожалению, в советской науке до первых послевоенных лет. Нужна была научная принципиальность Н. И. Мордов­ ченко и заведующего кафедрой русской литературы профессора Г. А. Гуковского (вскоре его сменил на этом посту Н. И. Мордовченко), чтобы поло­ жительно оценить интерес молодого ученого к сложному и немодному пи­ сателю, одобрить первые труды Ю. М. Лотмана. Г. А. Гуковский, тогда — ответственный редактор сборников «XVIII век», принял работу о Карамзине

имасонах к печати в 3-й том этого издания, но в последующие трудные годы рукописи обеих статей Ю. М. Лотмана были утрачены. Частично материалы были в дальнейшем использованы автором в работах о друге Радищева — А. М. Кутузове и новиковском кружке.

В 1957 г. вышла статья Ю. М. Лотмана «Эволюция мировоззрения Ка­ рамзина» (Ученые записки Тартуского университета, вып. 51), где впервые, если не считать краткой, но ценной статьи Б. М. Эйхенбаума 1916 г., Карамзин как мыслитель и писатель был рассмотрен в процессе станов­ ления и изменения. В 1961 г. в статье «Пути развития русской прозы 1800—1810-х гг.» (там же, вып. 104) впервые был поставлен вопрос об «Истории государства Российского» как о своеобразном художественном произведении. В «Ученых записках Тартуского университета», слава Богу, можно было относительно свободно печатать научные статьи о Карамзине (партийное руководство университета было занято борьбой с эстонским «национализмом», ему было не до трудов по русской филологии, тем более что местные партийные боссы наивно полагали, что приехавшие из Ленин­ града литературоведы проводят нужную начальству линию...). Зато скольких усилий стоило Лотману печатать статьи об идеалисте и монархисте в Москве и Ленинграде, сколько нервов себе и ближним он потрепал, когда издавал в Большой серии «Библиотеки поэта» «Полное собрание стихотворений» Карамзина (М.; Л., 1966) и в серии «Литературные памятники» — «Письма русского путешественника» (Л., 1984). Им был опубликован еще целый ряд прямо и косвенно посвященных Карамзину работ. Так что «карамзинский» путь ученого — отнюдь не периферийный. Ю. М. Лотман стоит у истоков современного карамзиноведения, он первооткрыватель «настоящего» Карам­ зина, точнее, он реабилитировал выдающегося русского писателя. Венцом изысканий Лотмана стала обобщающая книга «Сотворение Карамзина», с которой и начинается предлагаемый читателю том.

Это не исследование творчества Карамзина в целом и не биография в смысле перечня внешних фактов его жизни. Это биография души, попытка раскрыть внутренний пафос исканий писателя, который, как считает Ю. М. Лотман, всю жизнь выковывал себя. Есть писатели, стихийно идущие по жизни, есть, наоборот, сознательно творящие свою личность, не только художественную, но и человеческую, житейскую. Есть и литературоведы, пренебрегающие этим и даже отрицающие сознательное становление личности большого писателя, есть, наоборот, очень последним интересующиеся. К таковым относится Ю. М. Лотман, который даже у Пушкина раскрыл подобное становление. Тем большие основания для такого подхода дает Карамзин. Отсюда и название книги «Сотворение Карамзина», взятое у П. Я. Чаадаева, подчеркнувшего в 1830-х гг. в письме к А. И. Тургеневу, что Карамзин — талантливый человек, который «сотворил себя писателем» (цитата из этого письма взята эпиграфом к книге).

Смысл книги — в показе исторической значительности морального «само­ сотворения».

Но проникновение во внутренний мир — всегда реконструкция. И Ю. М. Лотман не скрывает этого, а принципиально делает реконструкцию своим методом. Одновременно он враг домыслов и вымыслов. Проникнуть во внутренний мир можно лишь через изучение внешней биографии и твор­ чества. И такая работа была проделана в течение многих лет. Автор воистину стал карамзинистом.

8 Биография души

вновь сделал историю художественной. Работая над обобщающей книгой о Карамзине, ее автор позволял себе реконструкции и композицию фактов, но решительно отвергал выдумку, даже «художественную», оставаясь на твердом фундаменте реальной истории.

Книга Ю. М. Лотмана исторична и в других аспектах: и в смысле впи­ сывания жизненного и творческого пути Карамзина в сложную историю России и Западной Европы конца XVIII — начала XIX в., и в перспективном отношении (показана роль Карамзина в истории русской культуры), и в связывании времени (автор размышляет на существенную тему: чем вызвана нынешняя растущая популярность Карамзина, обусловившая своеобразный издательский «бум», когда непрерывно выходят в свет однотомники и двух­ томники писателя и проектируется издание многотомной «Истории государ­ ства Российского»).

Характерно, что сугубо историко-литературные исследования, составив­ шие второй раздел этого тома, не отстоят от биографии души, раскрытой в «Сотворении Карамзина». Достоинство и честь как духовный вектор лич­ ности, ее внутренний пафос и энергия самостроительства — эти дорогие для Ю. М. Лотмана идеи присутствуют в каждой его статье о Карамзине,' сколь бы узкого аспекта она ни касалась. Это тем более удивительно, что собранные под одним переплетом работы писались в разные периоды — некоторые еще в «сталинское» время и в первые годы хрущевской «оттепели». Тогда над многими честными гуманитариями тяготел груз марксистской методологии (представлений о решающей роли классовой борьбы и т. п.). И все же, в отличие от проходимцев, готовых прикрываться «нужными» цитатами и пассажами о революционно-освободительной борьбе, лишь бы это было актуально, такие ученые, как Ю. М. Лотман, и в рамках неизбежной нор­ мативности оставались настоящими исследователями, не оскорблявшими ис­ тину и превозмогавшими своим талантом установленные догмы.

Читателю стоит обратить внимание на раздел «Приложения», где публи­ куется давняя работа Лотмана об А. С. Кайсарове, принадлежащем к раннеромантическому кругу мыслителей и литераторов, ставшем профессором Дерптского (Тартуского) университета, а в Отечественную войну 1812 г. — организаторе походной типографии при штабе М. И. Кутузова; он был убит, увы, в партизанском отряде, действовавшем в тылу наполеоновской армии. Кружок Кайсарова «Дружеское литературное общество», который он создал вместе с Андреем Тургеневым, ярко подсвечивает околокарамзинское лите­ ратурное пространство начала XIX века.

Б. Ф. Егоров

Сотворение Карамзина

...Чего стоит у нас человеку, родившемуся с великими способностями, сотворить себя хо­ рошим писателем.

Чаадаев о Карамзине

Роман-реконструкция

На зеленый остров посреди темно-синего моря пришел человек. Он решил здесь поставить храм. Он ломал и возил глыбы мрамора, тесал их, резал капители и фризы, возводил колонны и стены. Но до этого он построил храм в своем воображении, и все, что он возводил в камне, было лишь воссозданием созданного им идеала. Идеал этот не был мертвым и непо­ движным: в голове строителя роились планы, варианты теснили друг друга, вид с вершины холма или форма мраморной глыбы вносили поправки в планы строения или фигуру бога. Строитель был связан и свободен: он строил не первый храм и в многолетних странствиях обошел сотни строений, созданных другими гениями. Он знал, как надо строить храмы, и уйти от этого знания никуда не мог. Но он знал и то, что чужой опыт не только помогает, но и связывает. А он хотел создать свободный храм, такой, какого еще не было. Росло здание, но рос, менялся и идеал, который недостижимо — впереди замысла.

О чем думал строитель, что привело его на остров, что хотел он сказать своим трудом, и к кому он обращался? Это могут понять лишь те, кто вместе с ним шли по трудным и пыльным дорогам его жизни, в долгие ночи передумали его думы, пережили его потери и надежды, тяжелые унижения и высокое горение души...

Прошли века. Храм упал, зарос, обломки занесло землей, и на его месте возвысился зеленый холм.

На зеленый холм посреди темно-синего моря пришел человек. У него были книги, карты, лопата. Он решил восстановить храм. Он копал, извлекал и расчищал куски стен и статуй, раскладывая на зеленой поляне сверкающие обломки мрамора. Он был ученый и знал цену прозаическому труду. До этого он совершил промеры пропорций многих других храмов. Он понимал язык чертежей, такой сухой для непосвященных, для тех, кто требует резуль­ татов и не хочет знать, какой ценой они добываются. И вот теперь, когда все, что можно было извлечь из земли, она отдала, надо было сложить разбросанные части воедино.

Но в руках у человека — лишь жалкие остатки: многого недостает — на берегу выросла целая деревня, выстроенная из камней бывшего храма, а