Progressivnyj_satanizm_Tom_2

Даже в объятьях сжигающей тьмы Не оставим поиски мы.

Хоть слышен костра погребального треск (Нет покоя нам, нет покоя!), Мы продолжаем вперёд смотреть И на погребальном костре.

(музыка)

2

Нас ничто не избавит от тяги к чужим языкам, К ним приникли губами мы, словно к колодцу в пустыне,

Словно знаем, что будем мы живы и кровь не застынет Лишь дотоле, покуда чужая речь дивно близка

И сладка, будто спело-медовая, сочная дыня… Но везде, и для всех, и навечно нам быть в чужаках, Ибо сказано было, и правда одна на века:

"Если мыслишь инако – да будешь ты изгнан отныне!"

Но в изгнаньи свободу мы приняли; кару – как дар Мы воспели на странном и терпком смешеньи наречий, Языков родниково-хрустальных живая вода Нас омыла – она от забвенья и смерти излечит;

И мы счастливы, словно безумец влюблённый, когда Перед встречей с любимой живет ожиданием встречи.

Tanda. Юлиан

1

–Не ходи во Фригию, Юлиан, Изгони сперва христиан из войска!

–Я философ, император, но не тиран - По империи пойдут беспокойства…

–Не ходи во Фригию, Юлиан!

Смерть кошачьим глазом глядит тебе в спину! Бед не оберёшься от христиан, Суждено тебе во Фригии сгинуть!

Ах, пророчеств тёмных густой туман, Предсказаний страшных глухие тени… " Не ходи во Фригию, Юлиан!" - Только не спасает предупрежденье.

И уже роса поутру блестит - На траве рассветные сохнут слёзы.

Снова приближается стук копыт - Стычка пограничная – несерьёзно…

Правду прорицал в давнем прошлом жрец: И, ударом в спину, как колос, срезан Падает с коня император-мудрец. Меркнет свет. Последний уходит Цезарь.

2

В чеканной классике латыни Легко читаются слова:

Пусть мир падёт, пусть кровь остынет, Но мысль останется жива.

И, сколько б ни было событий, Но остаются навсегда Любовь, поэзия, открытья. Все остальное – суета.

Иди над пропастью ошибок По тонкой ниточке вины:

Ведь только дерзким – путь к вершинам, И тьма забвенья – остальным.

Распятье сморщенного бога Не защитит и не спасёт.

Простые буквы смотрят строго, А мир пылает и цветёт.

Tanda. Посвящение Анжею (Nicodimus'у)

Обернулось властью счастье и исчезло – не найти. Мы уходим, не прощаясь. Там, за зарослями – Стикс. Наши старые забавы остаются в городах.

Мы уходим, улыбаясь. Не вернёмся никогда.

Мы уходим, мы уходим в тополиную метель, К непогоде, к непогоде, к холодам и темноте.

И, намеренно небрежно разрывая сладкий плен, Расстаёмся мы с надеждой – те, кто смели повзрослеть, Те, кто головы не склонит перед богом и бедой Ни на гибельном изломе, ни за черною водой.

Мы уходим, мы уходим в тайну ночи, бездну дня, В шорох волн и звон мелодий, в дождь и магию огня.

А идущим вслед за нами, по наследству или в дар: Наша огненная память – семенами – в городах.

Да поможет знанья дерзость уберечься, не остыть От жестокости недетской и от детской слепоты!

Мы уходим, мы уходим в тополиную метель, К непогоде, к непогоде, к холодам и темноте.

Мы уходим, мы уходим от костров, чей горький дым Нас проводит, нас проводит к свету Утренней Звезды.

Tanda. Вальпургиева

За холмами – закат. Ярко-алое в кубке вино.

Исиреневый дым. И – за нами – прошедшие вёсны. Мы отсюда уйдем, и погаснет костер за спиной,

Иисчезнут в траве ослепительно рыжие звёзды.

Мы уходим в ночи. Выбран был этот путь, а не дан.

Тот, кто носит кристалл, не подвластен ни страху, ни боли. Сохранит для грядущих мерцающий обсидиан, Что есть память и сила, познание, дерзость и воля.

Горек запах полыни, как горечь всех прошлых утрат,

Иещё не умолкли гитар обнажённые нервы,

Игорит наш костёр за всех тех, кто сгорел на кострах,

Ина небе ночной ярко, дерзкая, светит Венера.

(музыка)

Tanda. Песня Снежной Девы

В хрустальном доме нету теней - Дробятся искры хрустальных граней. Заворожит красота камней, Их блеск остёр – ладони изранит.

Богат дворец узорного льда. Отважный путник, тебе я рада!

Но дольше смотришь – ближе беда. Любуясь, помни, что гибель рядом.

Ипусть весь мир сгорает дотла - Небесный зной да любви истома - В хрустальном доме не будет тепла!

Ия пришла из этого дома.

Я лёд, я пламень, я меч, я ожог Волны морозной, алмазной пыли.

Смотри прямее, смотри же, дружок, Как восхищённо люди застыли!

Яне любовь – я метели вой. Как саван белое – бьётся платье. Иди же прочь, покуда живой!

Лишь смерть таится в моих объятьях.

Янити вьюги совью в петлю… Уйди, покуда тебя жалею, Уйди, иначе – я полюблю!

И станут губы – снега белее…

Tanda. Чертежи

Завертелась твоя мясокрутка… А. и Б. Стругацкие "Трудно быть богом"

За мною придёт Строитель, Скажите ему – я знал!

Р. Киплинг "Каменщик"

Яв курсе, что плохи наши дела. Но не оборву строки.

Явижу, что в воздухе гарь и зола, а реки черны и горьки. Да, высоко поднялась волна безумья и пена лжи.

Язнаю о том, что идёт война. Но не трогай мои чертежи.

Мне скажут: "Речь о Добре и Зле. Пустяками не дорожи!" Но зло и добро истлеют в земле. Останутся чертежи.

И жизнь моя – лишь отраженье строк, с каждой формулой всё ясней. Я знаю: беда пришла на порог. Но чертежи важней.

Пускай они и войне важны, пускай опасны вдвойне, Но разум всегда превыше войны – и должен выжить в войне. Когда убивают забавы для, когда расплавлен гранит - Пусть кровь мою впитает земля, но чертежи сохранит.

Тому же, кто выживет – выдюжи, прочти, что сохранено; Будь твёрд, одиночество выдержи – тебе вдохновенье дано. Пусть будет твоя голова ясна. Улыбнись, спокойно скажи: "Я знаю о том, что идёт война. Но не трогай мои чертежи".

Tanda. Снег под солнцем

Снег под солнцем – дроблёные звёзды, Истолчённые в муку паденья - Бесполезной борьбы с притяженьем, Безнадёжности, боли, бессилья, Тупика, окончанья дороги.

Из ненастья, кружащей метели, Танца белых волос и вуалей, Вихрей, воя, вращения, воли - Образуется мёрзлая корка

Ик земле прижимается плотно, Как удавка ко вздрогнувшей шее.

Иломаются хрупкие рёбра Шестигранных цветов и кораллов,

Иуже ни полёта, ни пенья -

Небо в шрамах инверсионных, Равнодушное вязкое солнце

Ибескрайняя мёртвая тяжесть: Воедино сливается выдох,

Иза ним не последует вдоха.

Но обломки, обрубки, осколки, Перебитые тонкие пальцы Всё сияют, сияют, сияют…

Tanda. Ненависть

В слове "ненависть" корень навий, Пахнет ненависть сентябрём: "Мы тебя всё равно узнаем, Мы тебя всё равно сотрём

Мокрой тряпкой, пропахшей мелом - Лишь движение, взмах крыла: Нарисованная неумело, Ты исчезнешь, как не была.

Ты исчезнешь – в море, в больнице, В городской мороке дневной…". Ну, а в ночь бессмертие снится И за мною встаёт стеной.

Tanda. Я не верю безупречным…

Я не верю безупречным - Лицам бледным, пальцам млечным, Хрупким искренним ладоням Я не верю, не проси!

Верю цинику, эстету, Ветру, логике, кастету, Верю в выстрелы, в погони И в луну на небеси.

Бой – до смерти, для отважных, Спазм соитий жарких, влажных, Миг удачи быстротечной, Алого вина струя - Это жизни суть земная, Слаще этого – не знаю.

Я не стану безупречной. И не верю в бога я.

Tanda. Когда над городом в небе кресты…

Когда над городом в небе кресты, Словно мачт сожжённый остов, Зорче смотри – и увидишь ты: Падают позолоты листы И становится город погостом.

Уберёшь обжорство – теперь гляди На блеск голодный, на злые искры.

Ивот уже костры впереди, Сначала книги в них, но подожди -

Ичто-то к тебе огонь слишком близко.

Похоть уходит – слабеет плоть. Сумрачны дни и бесцветны ночи. Хочет, ревнив, энтомолог-господь Булавкой бабочку-страсть приколоть…

Всё меньше людей, их жизнь всё короче…

Лень, зависть, алчность идут след в след - Убрать их, чтоб люди вовек не знали!

Но денег нет – и прогресса нет, Рабы да стройки грядущих лет - Новые Беломорканалы…

Гнев убери – и глубже вдыхай

Гарь разорённого пепелища.

Вот входит враг – но безгневен край. Погибнет, кто не противится, знай! Гляди в безгрешные мёртвые лица.

Убери гордыню – и падай в грязь Болотную, глаз поднять не смея. А быдло плюёт на тебя, смеясь…

Вспомни: кто встал, сказал: "Я князь Мира сего!", сатанея.

Гнев и гордыня – два чёрных крыла. Пробуй, птенец – преграды нету.

Над городом-кладбищем – ввысь, где мгла. Звезду увидишь – она светла, Утренний свет над юной планетой.

Tanda. И Денница взойдёт – нежным яблоком в тёмных садах небосвода…

ИДенница взойдёт – нежным яблоком в тёмных садах небосвода, Согревая, маня, торжествуя сияньем блистающей плоти;

Ив кипеньи прибоя, рифмуясь, сольются вода и свобода,

Ииная звезда соскользнёт незаметно, истает в полёте;

Ивосстанет заря из атласной, морской, перламутровой стыни, Заалеет над зубьями леса, оскалами каменных сколов;

Имедово-кровавый гекзаметр волною на берег нахлынет,

Иуйдёт сквозь песок в те слои, где рассыпаны горсти оболов.

Nicodimus. Черный Странник

Испытан огнем и прохваченный стужей О, Странник, скажи мне, Зачем это нужно?

Зачем ты сжимаешь В руках манускрипты? Понятно по взгляду - На них не молитвы.

Скажи, отчего ты так беден, но весел, Продай мне состав этой Дьявольской смеси. Зачем тебе власть?

Это дело лихое.

Не проще ль пропасть, Уклониться от боя?

Ответил мне он:

Кто-то должен быть Первым. Свободы озон Смешан с запахом серным! Застывшая Вечность Над Лысой Горой, Полет в бесконечность Струей огневой.

Бессмертных оплакивать Толку нам мало.

Из сонных артерий наполним бокалы, Приступим с умом Вновь к Великой Работе, Ведь слиться с огнем Можно только в полете.

Все то, что черно, Не испачкаешь сажей, И им не дано

Содержать нас под стражей. Вновь Силу найдет, Кто объявлен пропавшим, Черту перейдет

Исольется с Восставшим.

Икто-то со злости

Вдруг вырвется Первым Разбитые кости - Железные нервы. Застывшая Вечность Над черной рекой. Полет в бесконечность Над мертвой землей.

Охвачен Огнем И прошедший сквозь стужу,

О, Странник, вдвоем Мы погубим их души. Ни к черту душа

Тем, кто бродит в потемках, От страха дрожа На догматов обломках! Любой, кто познал,

Нас поймет с полуслова - Кто в битве той пал - Ввысь поднимется снова, Сменив, обретая

Свободу от стада, Невежество рая На Формулы Ада.

Ведь кто-то, Ведь кто-то

Да должен быть Первым. Погибшие судьбы, Горящие нервы… Застывшая Вечность Над Стикса волной, Полет в бесконечность… Не ждет нас покой.

Nicodimus. Духи Огня

Сейчас наш девиз – все или ничего! Мы выжить готовы в любые невзгоды. Всегда мы желали лишь одного - Свободы, свободы, свободы, свободы! Мы долго терпели, но пробил наш час,

Ивремя пришло нам с врагом расквитаться,

Ибогу, что некогда вышвырнул нас, Придется с своею судьбой повстречаться! В вихрях астрального чистого пламени Честь отдавали мы Черному Знамени!

Назад нет пути, все уже решено, Уходим в одно из последних сражений. Нам служит в бою утешеньем одно -

Наш дух не угаснет в сердцах поколений! Септенер горит золотистым огнем,

Заветных семь букв вдаль уходят по стрелке – ЛЮЦИФЕР! Мы новые песни Вселенной споем - не выйти врагу из такой переделки!

В вихрях астрального чистого пламени Честь отдавали мы Черному Знамени!

А церковь пускай захлебнется, бранясь, по миру пуская нечистые слухи:

Мы – вольные духи, мы – дети Огня, Не тронули первыми мы даже мухи, Но если кто силой войдет в черный дом, Навяжет нам волю свою и желанья, Клянемся: такой мы устроим прием - Свое он закончит здесь существованье!

В вихрях астрального чистого пламени Честь отдавали мы Черному Знамени. Честь отдавая астральному знамени, Стали мы искрами Вечного Пламени.

Nicodimus. Юлиан

Пусть я "богохульник", твердит молва - Я верен своим богам.

Их храмы, их дела и слова Я на поруганье не дам!

В Орфея мистерии я посвящен, Открыты глаза мои.

Я слышу, как дышит живой небосклон, Колеблются недра земли.

Познал я тайны звездных глубин, Судьба мне известна моя, И знаю: убьет меня христианин В спину – ударом копья.

Но я еще Цезарь, и я силен,

Имеч сжимает рука,

Ив мудрости древних я искушен,

Ивласть моя велика!

Яшел к этой власти сквозь кровь и стон,

Яшел, как простой солдат,

И варварской сталью я был пронзен В день, когда умер мой брат.

Но силы иссякли убийцы-отца, Тело сползло на пол.

И из-под гнета ханжи и лжеца Я принял Римский Престол.

Хотел я Эллады зажечь огонь, Мудрость вернуть отцов:

Умами чтоб правил Сократ и Платон - Не секта безумных слепцов!

Империи старой увидеть добро, Рассеяв гниенья туман… И меч я сменил на простое перо,

Низвергнув догматов обман.