Глава IV. Эстетические принципы русского народного костюма

1. Эстетический идеал в искусстве русского народного костюма и его отражение в фольклоре

Эстетический идеал внешнего облика русских крестьян - это целостный конкретно-чувственный образ, воплощающий народные представления о совершенной жизни и совершенном человеке. Исследуя проблему этого эстетического идеала, мы опирались на тезис о том, что весь внешний образ человека - это ансамбль, в котором физические данные, одежда и манера поведения сливаются в гармоничное единое, где эстетическое неотделимо от этического. При этом учитывалось, что эстетические вкусы русских крестьян как система эстетических предпочтений и ориентации возникла и развивалась на почве творческого осмысления и обобщения исторического, духовного и социального опыта, на основе жизненных впечатлений и переживаний, чувства мира в целом.

Изучению идеала крестьянской внешности, одежды и манеры поведения как ансамбля, т. е. как эстетической и художественной целостности, способствует как многоаспектный анализ самого русского народного костюма, так и исследование соответствующих народных эстетических представлений, которые с особой определенностью проявились в фольклоре (что объясняется спецификой используемого в нем средства выражения - слова).

При этом обнаруживается "дополнительность смыслов слова и вещи, их взаимосемантичность", возникает художественно обобщенный, собирательный образ идеально красивого русского человека. Согласно справедливому утверждению И. Е. Фадеевой, "произведения разных видов народного художественного творчества не повторяют друг друга, но объясняют".

"Эстетика фольклора, - пишет В. Е. Гусев, - близко и непосредственно соприкасается с эстетикой быта, с эстетикой поведения человека, с эстетикой взаимоотношений. В этом смысле эстетика фольклора совпадает с эстетикой народного прикладного искусства. Песни и сказки в той же мере, как и народные художественные изделия, как украшенная резьбой или росписью домашняя утварь, как вышивка и кружева на одежде и т. п., создают ту атмосферу, в которой повседневно живет, строит свои взаимоотношения трудящийся человек".

Основу эстетического идеала внешнего облика крестьян составляло единство мечты и реальности, цепи и средств ее осуществления. Из одних лишь пословиц и поговорок уже можно составить художественно-обобщенный образ русской красавицы: "Грудь лебедина, походка павлина, очи сокольи, брови собольи". "Кругла, пухла, бела, румяна, кровь с молоком". "Смирна, как агнец; дедова, как пчела; красна, что райская птица; верна, как горлица".

Уж так повелось на Руси, что в крестьянском быту женщина всегда работала больше мужчины, выполняя все, что потруднее. Потому в ней особенно ценилось плотное, крепкое телосложение, которое связывалось в сознании народа со здоровьем, большой физической силой и работоспособностью, с благосостоянием и сытостью, а также с надеждой на способность стать многодетной матерью. На свадьбе среди пожеланий молодым было обязательно и такое: "Сколько в поле пеньков, столько бы вам сынков, а сколько кочек, столько б дочек". "У кого детей много, тот не забыт от Бога" - говорится в пословице. В старинной народной песне о русской красавице поется:

Как девица хороша,

Как истонка-высока,

Как избела-бела,

Без румянец румяна,

Без платья толста,

Без башмаков высока.

Известно, что малорослые девицы подкладывали что-либо в обувь, надевали короткую одежду, из которой они как бы выросли и т. д.

К большим изъянам женской внешности на Руси исстари относилась худоба: "Костлява девка - тарань рыба. Дал бы Бог дородность, а красоту я сама себе добуду", - говорится в старинных русских пословицах. Чтобы выглядеть полнее и таким образом приблизиться к желаемому идеалу, крестьянки надевали одновременно по несколько пар чулок и пышных нижних юбок, белились, румянились и чернили брови. К. А. Буровик пишет, что нередко "тело" обретали своеобразно: женщину укладывали на несколько дней в постель, потчевали хлебной водкой, заботливо кормили и строго наказывали не выходить".

Характерной чертой идеального образа русской красавицы был роскошный наряд. На Вологодчине, например, говорили: "Курицу не накормить - девицу не нарядить!" С самого рождения девочки мать, а с подросткового возраста и сама дочь начинали готовить приданое. Основной его частью была одежда. По праздничному костюму судили не только о зажиточности, но и о вкусе и уровне рукодельного мастерства крестьянки. В северорусских деревнях девушка и парень к каждому общественному празднику готовили новую одежду. На молодежные гулянья и праздники в соседних селах девушки носили с собой в узлах все свое приданое, потому что наряды были мощным средством привлечения женихов, которые, в свою O4qxab, мечтали жениться на мастерице-рукодельнице. У сибиряков, например, в одной из народных песен поется: "Да если шить и вязать она умеет, возьму замуж за себя", а в другой:

Мне не надо пива,

Мне не надо водки,

Мне надо девицу -

Перву мастерицу.

В свадебных песнях невест величали следующим образом:

Моя-то Лизаветушка

Умеет шелками шить,

Умеет она золотцем!

Моя-то Парашенька -

Умеет она тонко прясть,

Умеет она часто ткать!

Н. И. Костомаров рассказывает, что у посадских и крестьян в XVI-XVII вв. существовал обычай, согласно которому жених перед самой свадьбой посылал невесте в подарок шапку, пару сапог, ларец с румянами, перстнями, гребешком, мылом и зеркальцем, а некоторые посылали еще принадлежности женских работ: ножницы, нитки, иглы, а вместе с ними лакомства (изюм и фиги), а также розгу. Таким образом будущий муж намекал, что если молодая жена будет прилежно работать, то ее за это будут кормить сладостями и баловать, а иначе будут сечь розгами.

"Говорят, - пишет В. О. Ключевский, - лицо есть зеркало души. Конечно, так, если зеркало понимать как окно, в которое смотрит на мир человеческая душа и через которое на нее смотрит мир. Но у нас много и других средств выражать себя. Голос, склад речи, манеры, прическа, платье, походка, все, что составляет физиономию и наружность человека, все это окна, через которые наблюдатели заглядывают в нас, в нашу душевную жизнь".

О русских красавицах в народе говорили: "Из милости ступает, травы не мнет, ненароком взглянет, что рублем подарит", "Идет да не тряхнетцы, на сторонку не оглянетцы". Наряду с пышущей здоровьем внешностью и костюмом, соответствующим обстоятельствам, возрасту и положению, важным семантическим смыслом обладали для крестьян их жесты, мимика и пантомимика, которые являлись невербальными средствами передачи социально-культурной информации и ценностных ориентации по отношению к художественно осваиваемому миру. К примеру, достоинство, уважение к себе и окружающим проявлялось в том, что мужчины должны были "разговаривать" правой рукой, засунув левую за кушак; бойкая речь с активной жестикуляцией считалась "бабьей". Богатого односельчанина и духовное лицо приветствовали "большим обычаем" - поклоном до земли, ровни обменивались "малым обычаем" - поклоном в пояс.

Общение было насыщено разнообразными благопожеланиями на все случаи жизни, преобладали формы христианского происхождения, типа "бог в помощь" (пожелание в работе), "бог заплатит" (благодарность), "бог милостив" (утешение), "с богом" (согласие, прощание, начало любого дела) и т. д. В систему приветствий молодежи и односельчан входили вопросы друг о друге и членах семьи, хваление одежды. В конце XIX в. в разных местностях входило в моду пожатие руки, обращение на "вы"; парни, ходившие на заработки в города, приносили оттуда "великатное" обращение, очень нравившееся девушкам. В праздники молодежь группами гуляла по деревне (парни и девушки отдельно), при этом девушки " выставлялись на обозрение", ходя по домам, а парни демонстрировали мужскую удаль, бойцовские качества в различных играх, соревнованиях, а нередко и в кулачных боях. Т. А. Бернштам отмечает также, что девушка гуляла справа от парня, а жена - слева от мужа".

Эстетическому и этическому идеалу русского крестьянина испокон веков соответствовал удалой добрый молодец высокого роста, здоровый, румяный, с могучими плечами, гордой поступью и осанкой. Не зря ведь в пословицах говорится: "Без осанки конь - корова", "Знать сокола по полету, а добра молодца по походке (по выступке)". В заздравном обращении муж просит жену: "Спороди мне молодца: станом в меня, белом личиком в себя, очи в ясна сокола, брови черны в соболя". В заговоре матери от тоски по родному сыну- идеальный образ добра молодца рисуется еще более подробно и поэтично: "Умываю я своего дитятку во чисто личико, утираю платком венчальным его уста сахарные, очи ясные, чело думное, ланиты красныя, освещаю свечою обручальною его становой кафтан, его осанку соболиную, его подпоясь узорчатую, его коты шитые, его кудри русые, его лицо молодецкое, его поступь борзую. Будь ты, мое дитятко, ненаглядное, светлее солнышка ясного, милее вешняго дня, светлее ключевой воды, белее яраго воска, крепче камня горючего Алатыря".

Для парней хорошая одежда была так же важна, как и для девушек. В произведениях фольклора молодец имеет и умеет носить " с шиком" дорогую модную одежду. Рубашка у него "тонка полотнена, бела волокнена", на ногах - "зелен сафьян сапожки, кривые каблуки, и с зачесами чулочки, да все гарусные"4. С ненарядно одетым парнем девушка и в хоровод идти не соглашалась. На парня 16-17 лет родители заводили несколько комплектов одежды. Сами парни зачастую ходили на заработки для того, чтобы получше одеться.

В произведениях народного словесно-поэтического творчества Идеализированное преображение героев достигается приписыванием материалу, отделке, украшениям и дополнениям костюма, впрочем, как и всем принадлежащим им вещам, фантастически преувеличенной степени качества и богатства. По справедливому замечанию Н. П. Колпаковой, это должно было "украсить дела до предела, ошеломить невиданной роскошью и богатством образа"1. Весьма наглядное подтверждение этому находим, например, в обрядовых песнях: "Собирался Иван к заутрене, надевал кафтан во сто рублей, подпоясывался кушаком в тысячу, надевал шляпу - цены нет!". О молодецких русых кудрях поется, что они "семисотные", "витые-перевитые, серебром пересыпаны по плечам лежат, словно жар горят", а "на каждой-то кудринке да по злаценой жемчужинке". Нередко в народных песнях и сказках на вороном коне молодецком "повода шелковы, узды золочены" и запряжен этот конь в "полтораста рублей санки, пятьдесят рублей дуга раскрашена, дорога!" А вот вполне реалистическое описание крепкого хозяйства жениха, о котором мечтает в северорусском свадебном причете невеста:

Дом - хоромы хорошие,

Много хлеба-то белово,

Да всякие всяцины,

Много скота-то рогатово,

Много нарезано,

Много тут-то навешано.

Три лошади сивые.

Девушки всегда мечтали и пели в песнях о том, чтобы именно таким красивым и богатым был их суженый. Им очень хотелось, чтобы он "пьян не напивался, табаком не обжирался", "не играл бы в полетайки-те карточки", "матюгом не забавлялся", а "сумел по терему пройти да с людьми слово молвити", "поговорить до поздороваться" и, как в поговорке говорится" мог "шутку сшутить, людей посмешить". Особенно ценились девушками в женихах их ухарство и бойцовские качества как в сфере любви и брака, так и при общении со сверстниками.

Как видим, в понятие идеальных образов русских крестьян входил целый ряд эстетических критериев. При этом в фольклоре эстетическая ценность изображаемого костюма (и других личных вещей) обусловлена прежде всего отношением к человеку, которому они принадлежат.