Біосоціогенез з флешки Любивного / Студентам з Біосоціогенези людини / Социобиология література / Семинар №3 / Человек и агрессия

ДИСКУССИОННЫЙ КЛУБ

ПЕРСПЕКТИВЫ ЧЕЛОВЕКА

Человек и агрессия

В проведенном редакцией обсуждении за «круглым столом» приняли участие: президент Российской психоаналитической ассоциации доктор медицинских наук Арон БЕЛКИН, заведующий Московским нейроэндокринологическим центром Лев ГЕРЦИК, заведующий лабораторией психосоциальных исследований Научного центра психического здоровья РАМН кандидат психологических наук Сергей ЕНИКОЛОПОВ, кандидат психологических наук Владимир КРУК, кандидат исторических наук профессор Сергей СЕМЕНОВ, кандидат психологических наук Адольф ХАРАШ, военный психолог Александр ХАРИТОНОВ. Вел беседу заместитель главного редактора журнала доктор философских наук Акоп НАЗАРЕТЯН. Материал подготовила к публикации Татьяна ИЛЬИНА.

А. Назаретян. Вся история и предыстория человечества пронизана войнами. Люди всегда между собой воевали и продолжают воевать. Есть даже такая точка зрения — и довольно обоснованная,— что человечество как вид — это дитя войны. В связи с этим я хотел бы поставить следующие вопросы. Во-первых, отвечает ли война каким-то глубоким человеческим потребностям — психологическим, социальным и т. д. Если да, то каким именно? Если нет — тогда чем же можно объяснить ее постоянную воспроизводимость и живучесть? Во-вторых, может ли человек жить без войн? Мы наконец дошли до такого состояния, когда война угрожает самому существованию человечества как вида. И есть ли шанс на то, что человечество далее сумеет реально и по большому счету устранить такую сторону своей жизнедеятельности, как война, вооруженное насилие? Если мы на этот вопрос ответим отрицательно, то означает ли это, что человечество обречено на самоистребление? Если же мы ответим: да, человек способен существовать без войны — то каковы условия, механизмы устранения насилия с политической арены?

и войны не будет. Сейчас уже трудно относиться всерьез к этой концепции. Но и для теоретиков, и для практиков, и для педагогов вопрос становится все более животрепещущим.

Итак, почему же человечество всю свою историю и предысторию воюет?

А. Белкин. Я бы немного конкретизировал вопрос, обратившись к человеческой агрессивности. Есть агрессивность в психологическом понимании, в биологическом понимании, агрессивность как социальный феномен и, наконец, глобальная агрессивность, которая проявляется в войне.

У 3. Фрейда есть известная статья «Почему война?». Она представляет собой открытое

92

письмо^ ответ на обращение А. Эйнштейна (оба письма были опубликованы в 1933 году в Париже одновременно на немецком, английском и французском языках). Публикации были организованы Международным институтом интеллектуального сотрудничества при Лиге Наций в связи с растущей угрозой мировой войны. Однако статья представляет интерес и независимо от конкретных обстоятельств 30-х годов, поскольку в ней ставится глобальным вопрос о природе человека, о месте в ней агрессивного, деструктивного начала.

Учение Фрейда часто характеризуется как пансексуализм. Достаточно прочитать его социально-философские работы, такие как «Тотем и Табу», «Будущее одной иллюзии», «Неудовлетворенность культурой», чтобы увидеть, насколько Фрейд преувеличивал значение первичных либидоносных влечений. Но это было на первом этапе учения Фрейда. Отношение Фрейда к проблеме агрессивности (я немного отступлю от темы) менялось. Вначале он не придавал особого значения агрессивности. Он выделял, как известно, инстинкт сексуальный. либидо и инстинкт «я», инстинкт самосохранения. Агрессивность отходила на второй план. Но в последующем, в 1912—1914 годах, Фрейд начинает придавать все большее значение агрессивности человека •— в известной степени под влиянием Сабины Шпильрейн. Это русский психоаналитик, ученица Юнга (в Италии вышла замечательная книга «Сабина Шпильрейн между Юнгом и Фрейдом»; мы даже не знаем, что в российской психоаналитической мысли, по крайней мере до революции и сразу после революции, она играла довольно значительную роль). Уже в 20-е годы Фрейд пришел к идее о существовании инстинкта агрессивности. Толчком к пересмотру Фрейдом теории влечений стала перная мировая война. Он и его ученики столкнулись с целым рядом новых видов неврозов, так называемых «неврозов фронтовиков», которые никак не укладывались в прежние схемы. В 1920 году появляется работа Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия», в которой он впервые пишет об инстинкте смерти. Следует заметить, что первооткрывателем Фрейд здесь не был. Немецкие романтики уже писали об инстинкте разрушения, о присущем всему живому стремлении к смерти. Учение Ф. Ницше о воле к власти уже использовалось в рамках психоанализа А. Адлером, писавшем об агрессивности как основополагающем свойстве человеческой природы. Фрейд полагал, что психическая энергия подчиняется общим для всех природных явлений законам термодинамики. Психика работает согласно принципу удовольствия, она ориентирована на получение удовольствия и избегание отрицательных эмоций. Данный принцип -- частное проявление общего закона, о котором писал Фрейд,- закона сохранения энергии.

Биологи в подавляющем большинстве отрицают принцип, согласно которому живое неуклонно стремится к уменьшению возбуждения. Физиологи же не находили агрессивности как некой субстанции, вырабатываемой организмом и накапливающейся и виде разрушительной энергии. Позднее, в 50-х годах, ученые предпринимали безуспешные попытки найти в структурах мозга какой-то механизм агрессивности, который бы способствовал пониманию многих феноменов нашей жизни. Наконец, были обнародованы опыты Х.Дельгадо. показавшие, что имеются неврологические механизмы, согласно которым в ответ на раздражение этих структур головного мозга возникает выраженная агрессивная реакция. В 60-х годах весь мир обошел фильм Дельгадо, где он демонстрировал, как можно разъяренного быка превратить в тихого ягненка и наоборот достаточно в определенные структуры мозга ввести соответствующие импульсы. Но наука пошла в этом плане дальше. Ф. Бич и др. выступили с концепцией о роли гуморальных, эндокринных факторов в формировании агрессивности человека и пытались экстраполировать эти биологические данные на феномены человеческой психики и поведение человека. А суть проблемы заключается и том, что тестостерон как половой гормон ведет не только к повышению сексуальности, но и к повышению агрессивности. Отдел психиатрической эндокринологии много лет занимался проблемой гормонального фактора агрессивности.

Суть эндокринной проблемы агрессивности заключается в следующем. (Я расскажу об опыте, проведенном в лаборатории, которой я руковожу; результаты его не были опубликованы.) Известно, что имеются животные, которые проявляют выраженный агрессивный инстинкт (эксперимент проводили вместе с профессором В. Эфраимсоном; многие помнят его замечательную работу «Родословная альтруизма»). Оказалось, что если некоторые крысы проявляют выраженный агрессивный инстинкт, то у других он значительно слабее. В понимании этого феномена надо было уйти к периоду раннего развития животного. Если

93

взять десять крыс и вызывать у них агрессивные реакции, у семи возникнет выраженный феномен агрессии. Но если животному в первые часы после рождения ввести вещество антиандроген—ципротерон—ацетат (которое как бы вытесняет на уровне рецепторов собственный андроген), то из десяти животных семь оказываются неагрессивными. Более того, они отличаются, если можно так сказать применительно к животным, удивительно альтруистическим поведением. Опыт заключался в следующем: известно, что крысы любят темноту. Однако, заняв такое место, животное тем самым вызывает удар тока по своему сородичу, который начинает кричать от боли. Обычно животному эта чужая боль безразлична,

Но если этим животным ввести антиандроген, то такое «альтруистическое» поведение обнаруживают восемь животных из десяти.

Дальнейшее развитие учения об агрессивности связано с изучением пептидных гормонов. Оказывается, в организме есть не только вещества, усиливающие агрессивность, какими являются андрогены, половые гормоны, но есть и вещества, которые снижают уровень агрессивности ондорфины. Если они вырабатываются в больших количествах, то уровень агрессивности снижается. Учеными была показана зависимость действия гормонов от конкретной ситуации. Приведу эксперимент, который был проделан впервые А. Валенстейном в США и повторен с некоторыми изменениями нашими сотрудниками. Крысе давался набор ситуаций: присутствие самки в период течки, еда, кленовая палка, вода, алкоголь и. наконец, наличие в клетке другого животного. С этим набором проводился эксперимент изначально. Естественно, животное или бросается сначала на еду, или проявляет сексуальный инстинкт, если оно сыто. Но стоит забрать из этой клетки самку, животное будет усиленно поедать пищу; если забрать пищу, оно будет глодать кленовую палку; если забрать палку, будет повышенно употреблять воду и алкоголь; если забрать питье, оставив двух животных наедине, между ними проявится агрессивность.

Если, проделывая этот опыт, крысе ввести тестостерон (мужской половой гормон, имеющий, как уже отмечалось, отношение к агрессивности), то все показатели значительно увеличиваются: животное совершает больше копулятивных актов с самкой; проявляет большую потребность в еде; если забрать еду, сильнее грызет кленовую палку; если забрать палку, оно начинает с большой интенсивностью пить воду и алкоголь, а если забрать воду и алкоголь, возникает дикая агрессивность. Таким образом, вне ситуации даже биологические факторы, которые, казалось бы, ведают агрессивностью и ее повышают, отходят в определенной степени на задний план. На это впервые обратил внимание Фрейд, который показал роль ситуационных факторов в проявлении инстинкта агрессивности.

Фрейд внес большой вклад в учение об агрессивности человека. Психоанализ позволяет интерпретировать довольно сложные явления группового и индивидуального поведения. В понимании агрессивности Фрейд пользовался так называемой «гидравлической моделью» психики. В чем она заключается? У человека бессознательная сфера порождает огромное количество различных импульсов, побуждений, влечений. Не находя выхода в культуре (в широком понимании), они проявляются в агрессивности. Значит, для того чтобы снизить агрессивность, нужен какой-то выход в направлении культуры. И здесь нужно упомянуть работу Фрейда «Культура и агрессивность», в которой показано, что культура носит репрессивный характер, она давит необузданные инстинкты человека. Взаимоотношение между культурой и биологическими факторами может явиться в какой-то степени, как мне кажется, основой той дискуссии, которую вы предложили.

Статья Фрейда «Почему война?» заканчивается очень хорошей фразой. Хотя Фрейд стоит за то, что есть врожденные структуры агрессивности, но все-таки у человека, по его

С. Ениколопов. Очень правильная «затравка» предпослана дискуссии, потому что обсуждать любые теории агрессии нельзя, не вспомнив, что практически для всех них основания были заложены Фрейдом. Правда, впервые понятие «агрессивное влечение» ввел Адлер в 1909 году; Фрейд его высмеивал как ненаучное и признал только потом. Он же ввел и фрустрационную концепцию, хотя по-настоящему она зазвучала лишь через 20 лет, в 1939

94

году. Когда Фрейд переходил к инстинктивной теории, он объяснял агрессию фрустрационными проявлениями. Он упоминал и о проблемах научения, о проблемах культуры, контекста,

по изучению агрессии, привел зарубежных ученых в полный шок, заявив, что мы агрессивным поведением заниматься не будем, потому что это плохое поведение. Еще в середине 70-х годов на все попытки заниматься психологией агрессии (даже у преступников) мы получали ответ, что это, во-первых, не наше дело, а во-вторых, с ним и так все ясно: в БСЭ. мол, написано четко, что агрессия - это нападение одного государства на другое.

Если вернуться к изначальному вопросу о связи агрессивности и войны, такая его постановка гробит во многом все исследования по психологии агрессии, даже индивидуальной: индивидуальную вроде бы и признают, но нужно доказать, что никакого отношения к войне она не имеет, иначе как бы не миролюбивая у нас идея. И появляются философские работы типа работы Г. Румянцевой, где все время присутствует натяжка (например, с опорой на Дж. Холичера): задано доказать, что Лоренц не прав, потому что он служит Вермахту. В нормальной логике это «в огороде бузина, а в Киеве дядька». А раз Лоренц не нрав, то, видимо, и Фрейд тоже не прав. Поэтому у нас в стране и нет по-настоящему честных исследований по психологии агрессии. Если брать зарубежную научную литературу по

агрессии и уж совсем плохо — когда нужно объяснять массовидные явления. И сейчас, когда страна стоит перед проблемой объяснения массовидного насилия, эти объяснения оказываются просто смехотворными (например, что события в Фергане начались из-за спора о клубнике:

явполне допускаю, что последней каплей, переполнившей чашу, была действительно

1987-й год. когда еще и Карабахский конфликт не был столь острым. По отношению к армянам мы получили такой результат, что едва не ушли в сторону: примерно треть испытуемых в ситуации конфликта уменьшают агрессивность, а у двух третей агрессивность увеличивается. Но у этой трети (испытуемыми были московские студенты) оказались знакомые или друзья армяне. Мы обрадовались, увидев в этом подтверждение идеи народной дипломатии. Но и по отношению к эстонцам был получен почти такой же результат хотя у этой группы ни друзей, ни знакомых эстонцев не было. То же самое и с молдаванами. Тогда мы решили несколько изменить условия эксперимента, введя новые переменные. И выяснилась любопытная вещь: оказалось, что определяющим для испытуемого (а они были русскими) является то. как он относится к собственно русским. Большая часть тех, кто наращивал агрессивность в процессе конфликта, были твердо уверены в том, что они не являются типичными представителями русской нации: они-то хорошие, а вот вообще русские не очень хорошие. Кстати, такая позиция оказалась у 2/3 русских. Те же нехорошие черты (враждебность, подозрительность, неконтактность, недружелюбие и т. д.), осуждаемые у русских, они приписывали эстонцам, армянам, молдаванам... То есть проблема заключается в том, что эти две трети - по-видимому, люди, которыми можно легко манипулировать. Образ врага у них создается достаточно просто; есть некоторая готовность к эюму.

Правда, здесь опять-таки играет роль ситуативный фактор. Позднее такие же исследования мы распространили на представителей других наций и регионов например, выяснилось, что москвичи настроены против томичей, а те не любят москвичей и т.д. По отношению к литовцам мы проводили эксперимент в течение нескольких лет. И оказалось, что пик агрессивности к литовцам был в 1991 году, а потом эти настроения стали исчезать.

95

По-видимому, людям свойственна склонность к формированию образа врага. К вопросу о тех самых 18% крыс, собак, проявляющих альтруизм: оказалось, что этот альтруизм хорошо коррелирует с поисковой активностью, и при этом уровень тревожности у них намного выше среднего. К сожалению, такой эксперимент проводили только с животными, но не с людьми.

А. Хараш. Из приведенных здесь примеров меня поразил один факт: те, кто плохо относится к своей нации, считая себя приятным исключением из нее, агрессивны и в отношении других наций. Это очень интересный факт; его можно истолковать еще и так: в том человеке, который не ощущает себя в большом, защищающем его сообществе, не чувствует себя частицей этого целого,— он-де исключение, он «богоподобен» (стоит, кстати,

в том живет страх, тревога. Отсюда и агрессивность: нападение — лучшая защита, и его агрессия — не что иное, как попытка защитить себя. Думаю, агрессивность обусловлена прежде всего потребностью в самосохранении.

А. Назаретян. Выходит, поскольку исторически солидарность обеспечивалась образом врага (начиная с палеолита), то, соответственно, чтобы испытывать защищенность между своими, нужно противопоставить «нас» «чужим».

А. Хараш. В том-то и дело, что, похоже, не всем это нужно, а только тем, кто

С. Ениколопов. К этому я хотел бы добавить: у того же Фрейда есть очень интересное рассуждение, относящееся к 1936 году, о том, что все религии, объявляющие о любви к кому-то, всегда построены на ненависти к другому; в число таких религий Фрейд включил и большевизм, который призывал любить братьев по классу. И Фрейд тогда, в 1936 году, спрашивал: что же будет со страной, где проходит этот эксперимент, когда большевики полностью покончат с буржуазией?

А. Белкин. Мне бы хотелось изложить свою концепцию агрессии. Я пытался показать, что биологические основы агрессивности закладываются в раннем детстве. Если эксперимент с крысами, о котором я говорил, провести не в первые часы после рождения детеныша, а спустя 1—2 недели, то мы не получим соответствующего эффекта. Значит, если говорить

В обществе, в человеческой популяции в силу биологических особенностей всегда имеются и агрессивные, и альтруистические люди. Но чем же можно объяснить массовую агрессию? Оказывается, дело в том, что должна наступить синхронизация соответствующих

в которой происходит синхронизация эмоционального состояния агрессивности. Зададимся вопросом: что ведет к этой синхронизации? Здесь уже упоминалось о тревоге. По нашим исследованиям, феномен тревожного ожидания рождает в значительной степени агрессивность. Тревожное ожидание — это не страх; это в первую очередь неопределенность ситуации, когда неизвестно, что может случиться. Арестуют—не арестуют. В этой неопределенной ситуации у человека нарастает агрессивность. Уже арестован, состоялся суд, неопределенность ушла и даже тяжелое наказание взамен неопределенности может внести какое-то успокоение. Если коснуться сегодняшней ситуации в нашей стране — почему каждый день нарастает агрессивность у населения? Во многом это следствие неопределенности всей нашей жизни (мы не знаем, чего ожидать завтра, не верим, что правительство приведет нас куда надо), которая способствует синхронизации эмоционального состояния людей, порождающего агрессивность.

Феномен тревожного ожидания имеет под собой определенную биологическую базу. Происходит выброс гормонов, которые вызывают агрессивность. Тревожное ожидание — это не просто волнение о том, случится что-то или не случится; это особое биологическое

96

неодинаков — даже в пределах России. Если взять, скажем, возрастной состав русских и сопоставить с возрастным составом тюркоязычных этносов, то обнаружится, что у последних примерно 2/3 популяции составляет молодежь, а у русских — обратная пропорция, идет старение нации. То же самое наблюдается при сравнении возрастного состава населения Западной Европы и Латинской Америки (за исключением Аргентины). Первое, что бросается в глаза, когда вы приезжаете в Латинскую Америку из Европы,— это абсолютное преобладание молодежи и даже детей, в то время как в Западной Европе детей почти не видно, а преобладают люди пожилого возраста. Я думаю, что когда мы обсуждаем вопрос об агрессивности отдельных этносов, и тем более об агрессивности определенных государств, это обстоятельство никак нельзя игнорировать.

И второй вопрос, связанный с культурой, с ее ролью в подавлении инстинкта агрессивности. Этот вопрос также связан с возрастным составом этнических групп, поскольку регрессивная функция культуры усиливается личным и групповым социальным опытом. Когда мы говорим о роли агрессивности в истории, мы должны принимать во внимание характер социального сознания на уровне общин. Если мы обратимся к истории, то увидим, что члены общины в своем мифологическом сознании на ранних этапах делили всех людей на «наших» и «не наших», и по отношению к «не нашим» они считали позволительным делать то, что делает А. Проханов на страницах газеты «День» по отношению к своим оппонентам. Все дозволено по отношению к «не нашим», потому что они живут не в Митгарде — прибегая к германской мифологии,— а в Утгарде, в мире зла. Или такое деление: мир добра, освоенный данной социальной группой, и весь тот мир, который не освоен,— мир зла.

Это общинное мышление на уровне поведения подавляло инстинкт агрессивности по отношению к «своим» и стимулировало инстинкт агрессивности по отношению к «чужим». Отсюда очень интересное наблюдение за культурой Рима: в Римской республике, которая рассматривалась как большая община, воинам в воинских доспехах вообще воспрещался доступ в город — в Рим. Возвращаясь из военных походов, они должны были пройти под Триумфальной аркой, очистить от крови себя и свое оружие — и лишь тогда становились римскими гражданами. То есть уходя за пределы померия, воины переставали рассматривать себя как людей, становились как бы зверями. Они принимали специальные вещества (отвар мака, бальзамы), стимулирующие агрессивность. То же самое было у первобытных народов, которые перед сражениями пили настой мухоморов. Поэтому с точки зрения истории культуры агрессивность рассматривалась и у цивилизованных народов, и у первобытных в пределах своего полиса, своего коллектива как необходимое зло; соответственно, религиозные процедуры помогали снять эту агрессивность по отношению к соплеменникам и стимулировать по отношению к чужим. Но и по отношению к чужим те же римляне, например, считали агрессивные войны абсолютным злом; по римскому праву, все войны должны быть справедливыми. Отсюда специальные приемы религиозного характера, которые оправдывали агрессию именно религиозным образом, при том, что культ бога войны тоже отправлялся за пределами померия; он не мог находиться в пределах самого полиса, потому что он»был «не чистым». Но при современном уровне сознания мы достигли такого развития, когда рассматриваем все человечество как единую общину. На этой основе родилось всечеловеческое сознание; христианство предвосхитило ту ситуацию, которая сейчас начинает воплощаться в действительность. Поэтому только сейчас создаются культурные предпосылки для подавления инстинкта агрессивности по отношению ко всему человечеству в целом.

А.Белкин. А Крестовые походы?

С.Семенов. Все Крестовые походы христианства не были по существу христианскими, они были антихристианскими.

А.Назаретян. Но так же можно аутодафе объяснить искажениями христианства и коммунистические репрессии — искажениями марксизма...

С. Семенов. Если мы обратимся к первоначальному христианству, скажем, к периоду до Константина, то увидим, что оно как раз осуждало войну, осуждало насилие по отношению к любому человеку, независимо от его верований или его этнической принадлежности. В этом, собственно, была сила христианства как мировой религии — в этом смысле христианство сохраняет свое преимущество по отношению к другим мировым религиям (за исключением ислама, который появился позднее христианства и уже на базе христианства). Если взять

98

в экспериментах, о которых я говорил, интересно то, что именно я принимаю или не принимаю собственную нацию; а «мы», к которому я отношусь,— это вторичная вещь. Подходит, нравится мне моя нация — и я ко всем нациям хорошо отношусь; не подходит —

ия на всех распространяю враждебность, подозрительность. То же самое и с христианством.

Яхотел бы сделать отступление и сказать об агрессивных преступниках — абсолютно агрессивной категории людей. Всех их — убийц, насильников, грабителей —- объединяет несколько характеристик. В первую очередь, они экстернальны, г. е. управляются внешними

событиями; они рассматриваю! другого человека как вещь, которая может быть наделена

варвары», «город—вне города», «мы» как закрытая, обороняющаяся крепость. Еще одним общим качеством для них является то, что у них, как правило, всегда слабое «я», их все фрустрирует, все воспринимается как угроза своему «я» (национальному, личному и т. д.), и важно структурировать и свое «я», и внешний мир. Вот почему свобода создает все предпосылки для агрессии, а обнаружение, возникновение врага создают возможность структурировать мир и себя тоже. У меня было несколько описаний самоубийц, т. е. случаев аутоагрессии. Как только человек принимает решение о самоубийстве, он сразу чувствует сильное эмоциональное успокоение. Неопределенность исчезает. Проходит некоторое время, и вновь начинается безумная тревога, эмоциональное напряжение, пишется записка: «если можете, простите», и этот цикл повторяется несколько раз, пока не раздается выстрел. То есть каждый раз мысль о самоубийстве снижает уровень неопределенности и эмоционального напряжения. То же самое относится и к социальной ситуации: как только я могу создать

защитная реакция, позволяющая совершать все, что угодно, ибо враг — не человек, нелюдь. Тем самым вы оправдываете себя в собственных глазах.

А. Харитонов. Позвольте развить эту интересную и многоплановую проблему, которую мы здесь обсуждаем. Ее можно рассматривать на разных уровнях: на биологическом, физиологическом, психосоматическом, социальном, философском... В частности, представитель Московской школы Л. Выготского А. Петровский рассматривает проблему агрессии следующим образом (эта точка зрения несколько противостоит тем, которые здесь были высказаны). Если брать латинский корень, то «агрессия» значит нападение, подавление. Если рассматривать на поведенческом и характериологическом уровнях, есть три вида агрессии. Первый — реактивная (которая может быть компульсивной, импрессивной и экспрессивной) — это реакция на окружающий мир, она проявляется в различных состояниях (гнева, неудовольствия и т. д.). Второй вид — аутоагрессия, т. е. направленная на себя, на собственное «я». Третий вид — инструментальная агрессия, где цель занимает как бы нейтральную позицию, а сама агрессия используется как средство для достижения цели. Необходимо различать агрессивность поведения и агрессивность как характериологическую черту. Во втором случае — это врожденное свойство, яркое проявление характера; поведение же может быть ситуативным, вызванным какими-то внешними причинами, фрустрацией, которая возникает в результате

гетическом уровне. Организм человека подчиняется принципу удовольствия и принципу реальности; существует некоторое неудовольствие (собой либо внешними событиями), и возникает фрустрация, возникает энергия, которая направляется человеком на объект неудовольствия. В социальном плане происходит психическое заражение: фрустрирующая энергия передается от одного к другому в маленькой группе, в большой группе и т. д. Находится лидер, который прогнозирует эту ситуацию, подхватывает энергию, возглавляет толпу и ведет это войско с объединенной фрустрирующей энергией на другое войско; происходит война. Здесь ставился интересный вопрос: можно ли избежать агрессии. На мой взгляд, это проблема выхода фрустрирующей энергии, причем именно на психосоматическом уровне. Я придерживаюсь ортодоксального взгляда: здесь центральная проблема — либидо. Неудовлетворенность на психосексуальном уровне приводит к агрессии, т. е. к выбросу

100

наружу такой энергии, которая возникает oт нарушения гомеостаза человека с природой. Если ссылаться на американского психолога А. Маслоу (представитель гуманистического направления, психоаналитик), он говорил, что есть пять уровней потребностей, начиная от самых низших до самоактуализации. Анализ сегодняшней ситуации в нашей стране показывает, что как раз невостребованные потребности на психосоматическом уровне, на социальном уровне приводят к взрыву агрессии, которая очень быстро объединяет людей в предыстории конфликтной ситуации, в состоянии конфликта — и происходят войны. Мы видим это и в России, и на примере межнациональных конфликтов в СНГ.

Какие проблемы, на мой взгляд, возникают в связи с этой вытесненной фрустрационной энергией? Это проблема психотерапии, индивидуальной и групповой, выводящая нас на источник агрессии. Это и проблемы управления такой энергией, прогнозирования выброса фрустрационной энергии и, наконец, адекватного удовлетворения потребностей личности.

А. Назаретян. Если я правильно понял, все выступавшие здесь согласны в том, что главной причиной войн, насилия и т. д. являются все же потребности не предметные, как это кажется на первый взгляд (захват территории, источников сырья), а функциональные, обычно неосознаваемые. У О. Уайльда есть притча, в которой говорится, что самое страшное наказание, которое Бог может придумать для человека,— это выполнить все его желания. Или вот Т. Манн развенчивает Ф. Ницше, называя его учение фанфаронством, и вдруг следует такой пассаж: «Почему теория Ницше стала возможной? Потому что он жил в эпоху длительного прочного мира и надежно обеспеченных банковских вкладов, в эпоху, наскучившую себе самой своим непроходимым благополучием». Смотрите, какой парадокс.

полагаете, что таким образом можно было бы стратегически блокировать агрессию и ликвидировать насилие и войны?

А.Харитонов. Это один из путей борьбы с насилием, в том числе и политическим. Данному способу придается сейчас очень большое значение, например в американском обществе, и у нас также он привлекает к себе внимание.

А.Белкин. Снять неопределенность ситуации — это ведь тоже элемент психотерапии (не индивидуальной, конечно, а массовой социопсихотерапии). Есть такое понятие — психология надежды; в нашем сегодняшнем обществе это очень важно.

А.Хараш. Хочу поделиться одной из возникших у меня ассоциаций. Это — концепция

первичной терапии, разработанная психотерапевтом из Лос-Анджелеса Артуром Яновым. Он лечит неврозы. Согласно его представлениям, невроз приобретается человеком в детстве, подчас в самом раннем, еще в колыбели, но иной раз и гораздо позже, вплоть до подросткового возраста. Все зависит от того, когда произойдет так называемая «первичная сцена». Первопричиной невроза является испуг. Типичный случай: родители долго не подходят к ребенку, и его мучает страх, что он умрет от голода или замерзнет. Кстати, к вопросу об общепринятом принципе, что ребенка «нельзя баловать». Мы растим невротиков, когда следуем рекомендациям типа «пусть себе кричит, пусть привыкает к режиму». Первичная сцена завершается острым переживанием покинутости и непричастности. У ребенка как бы открываются глаза: «Боже мой, меня не любят родители!». После этого его поведение меняется, причем в более удобную для родителей сторону; он может меньше кричать и плакать, став более услужливым и послушным,— но это означает, что он приобрел невроз, причем в самом прямом, медицинском понимании,— отсюда и «ком в горле», и язва в желудке, и целый ряд других органических симптомов и недугов. Этот невроз, который есть не что иное, как «первичная боль», можно, по Янову, вытолкнуть наружу только «первичным воплем». Это тот вопль, который был сдержан в самом начале, во время первичной сцены, и живет в организме человека в виде патологических деформаций и напряжений. Психотерапевтический метод, практикуемый Яновым и его последователями, состоит в искусственном стимулировании этого задержанного «первичного вопля».

Хочу обратить внимание на две вещи. Первое: для родителей, чье поведение служит причиной детских страданий и неврозов, все эти «первичные сцены» являются делом обыденным. Они, как правило, не замечают наносимых ими самими тяжелых и необратимых

101