VIII. Прежде культуры

Ключ к фрагменту: Не исследование многообразия культур как самодостаточной ценности, а нравственное постижения этого многообразия должно быть ведущим мотивом феноменологии культуры. Этика должна иметь приоритет в иерархии мировых ценностей, поскольку именно она делает осмысленным и уважительным отношение к Другому, и другим культурам.

В заключение скажем, что прежде культуры и эстетики значение пребывает в этике, предпосылке любой культуры и любого значения. Мораль культуре не принадлежит ‑ она позволяет о ней судить, открывает третье измерение, высь. Высь устрояет бытие.

Высь вносит в бытие смыслонаправленность. Она переживается уже в опыте бытия человеческого тела. Она же побуждает человеческие сообщества к воздвижению алтарей. Не потому бытие человека помечено знаком выси, что посредством своих тел люди обладают опытом вертикальности, а напротив: бытие устрояется согласно выси, а потому человеческое находится в пространстве с различенными верхом и низом, с открытым небом…

В высшей степени важно подчеркнуть, что смыслонаправленность первее культурных знаков. Если всякое значение привязывать к культуре, не усматривать разницы между значением и культурным выражением, значением и искусством, расширяющим возможности культурного выражения,—то надо признать, что Дух во всех культурных индивидуальностях осуществляется в равной мере. Тогда окажется, что никакое значение нельзя отделить от этих бесчисленных культур, а потому нет возможности вынести о них суждение. Всеобщность тогда возможна будет только, по выражению Мерло-Понти, «в боковом направлении».

Заключается же она в таком случае в способности проникнуть в одну культуру из другой ‑ как учат чужой язык с опорой на свой родной. Тогда придется отступиться от замысла всеобщей грамматики и построенного на ней, как на костяке, алгоритмического языка. Никакое прямое или по природе предпочтительное сообщение с миром идей будет невозможно. Словом, подобный подход к всеобщности выражает столь характерное для нашей эпохи коренное несогласие с колонизаторской культурной экспансией. Культивирование и колонизация в нем сущностно разделены. Мы оказываемся полярно далеки от того, к чему призывал нас Леон Брюншвик (да и враждебный к поэтам мимесиса Платон): прогресс европейского сознания не сводится более к очистке мышления от культурных наслоений и частных особенностей языка, которые вовсе не означают постижимого, а, напротив, увековечивают ребячество. Леон Брюншвик, впрочем, и не мог учить нас ничему, кроме великодушия; но для него великодушие и достоинство западного мира сводились бы к освобождению истины от ее культурных предположенностей, чтобы вместе с Платоном устремиться к самим значениям, отделенным тем самым от становления. Опасности такой концепции вполне очевидны. Высвобождение умов из-под опеки может стать предлогом для эксплуатации и насилия. От философии требовалось, чтобы она осудила расплывчатость, указала на значения, возвышающиеся на горизонте культур, и на само превосходство западной культуры, как культурно-исторически обусловленной. Требовалось, стало быть, чтобы философия встала в один ряд с современной этнологией. Вот вам и победа над платонизмом. Но побежден он во имя самого великодушия западного мышления ‑ в людях оно усматривает абстрактного человека, провозглашает абсолютную ценность личности, а оказываемое ей почтение распространяет на сами культуры, в которых эти личности пребывают и выражают себя. Платонизм побежден с помощью тех самых средств, которые выработаны восходящим к Платону всеобщим мышлением ‑ этой ославленной европейской цивилизацией, которая смогла понять частные культуры; сами же они никогда ничего не понимали.

Но в этих переплясах неисчислимых и равноценных культур, где каждая оправдана в своем особенном контексте, порождается мир от европоцентризма, конечно, избавленный, но попутно и лишенный направленности. Увидеть в значении докультурную ситуацию, увидеть языковую деятельность, исходя из откровения Другого, что в то же время есть рождение нравственности, ‑ в человеческом взгляде, направленном на человека именно как на абстрактного человека, вне всякой культуры, в наготе его лица, ‑ это по-новому вернуться к платонизму. Это также открывает возможность судить о цивилизациях, исходя из этики. Значение, то есть постижимое, сводится для бытия к тому, что явить себя в своей внеисторической простоте, в совершенно неописуемой и несводимой обнаженности, к тому, чтобы существовать «прежде» культуры и «прежде» истории. Платонизм, как утверждение человеческого начала независимо от истории и культуры, вновь обнаруживается у Гуссерля ‑ в том упорстве, с которым он постулирует феноменологическую редукцию и (с меньшим правом) конституирование мира культуры в трансцендентально-усматривающем сознании. Избранный им путь обращения к такому платонизму не непреложен, и мы надеемся, что отыскали непосредственность значения иным способом. А именно, постижимая явленность должна создаться в прямой устремленности нравственности и Дела, она должна положить пределы историческому пониманию мира и ознаменовать возврат к греческой мудрости, пусть и опосредованный всем развитием современной философии.

Ни вещи, ни воспринимаемый мир, ни мир науки не позволяют достигнуть нормы абсолютного. Это творения культуры, и они омыты историей. Нормы же морали не плывут в океане истории и культуры. Они даже и не выступающие из него островки, ибо только через них возможно любое значение, даже культурное, и они позволяют судить о культурах. <…> (C. 177-180)

Источник: Левинас Э. Значение и смысл // Левинас Э. Время и Другой. Гуманизм другого человека. – СПб., 1998. – С.125-191.

Вопросы для самопроверки:

1. Что является предметом изучения феноменологии культуры?

2. Какие процессы внутри западноевропейской культуры послужили катализатором к возникновению феноменологии культуры?

3. В каком направлении проект феноменологии культуры был развит в философии Э. Левинаса?

4. Какова роль метафоры в культуре с точки зрения Э. Левинаса?

5. Какова роль человеческого языка, тела, эстетических и этических установок в деле постижения культуры?

Дополнительная литература по теме:

Кондаков И.В. Феноменология культуры // Культурология. ХХ век. Словарь. – СПб., 1997.‑ С. 488-492.

Левинас Э. Избранное: Тотальность и бесконечное. – М. – СПб., 2000.

Левинас Э. Избранное: Трудная свобода. – М., 2004.

Свасьян К.А. Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика. – Ереван., 1987.

Разеев Д.Н. В сетях феноменологии. Гуссерль Э. Основные проблемы феноменологии. – СПб., 2004.