Все молчат, не смотрят друг на друга.

КАПА. Выдали меня рано, за старика. Вредный был, колючий, из ушей волосы. Требовал, чтобы любили. А я молодая была, не знала, как это любят. Родился, однако, у меня мальчик. Хорошенький - расхорошенький, вылитый херувим. Я на него радуюсь, я на него любуюсь, ну просто молюсь. А грех на человеческое молиться. Вот и наказал меня Бог. Третий год было Коленьке, и помер. Скарлатина задушила. Я его таскаю, я его таскаю. Умоляю, чтобы жил. А он глазки рас­крыл, обхватил меня за шею, прижался, рыднул один раз и кончился.

ВАДИМ /встал, пошел в свою комнату, у двери остановился, обернулся/. Ольга Ивановна, скажите, только честно... Вы считаете, что я сволочь?

Флерова молчит.

ВАДИМ. Только честно.

ФЛЕРОВА. Нет.

ВАДИМ. Честно.

ФЛЕРОВА. Сволочь не может быть несчастной. А ты очень не­счастен, Вадим.

ВАДИМ. С каких это пор?

ФЛЕРОВА. Давно.

ВАДИМ. Это вы что, «башмачок» вспомнили?

ФЛЕРОВА. Какой башмачок?

ВАДИМ. В первом классе. Когда я не смог прочитать слово "баш­мачок". Откуда я знал, что это за штука, "башмачок"?

ФЛЕРОВА. В старое время говорили не ботинки, а башмаки. У Зо­лушки был "башмачок"...

ВАДИМ. Вы мне тогда объяснили... но они-то смеялись надо мной. И учительница смеялась! Почему они смеялись?

ФЛЕРОВА. Вадим, мы все слишком любили тебя, и ты привык быть везде главным: и здесь, у нас, и в Доме ребенка. Как мы с Анфисой останавливали тебя, как мы пугались твоего высокомерия. Ты помнишь: "Дурак!, - кричал ты детям, - Дурак, не видел автобуса. А я в авто­бусе ехал, и в трамвае ехал!.." А они слушали тебя, раскрыв рот. Знаешь, как ты знакомился? Подходил и говорил: "Здравствуй, это я!" И когда однажды тебе ответили: "Ну и что же, что ты? Тоже мне. Художественный театр!", ты две недели не ходил в детский сад.

ВАДИМ. И правильно! И не надо было вообще туда идти! Первым! Первым надо быть! А меня даже мать родная продала!

ФЛЕРОВА. Что значит продала?

АДА. Ты о матери говоришь!

ВАДИМ. Продала. Подженилась. С этим своим замполитом! Я со школой в колхоз уехал. "Возвращайся скорее, сынок. Я уснуть не смогу, если тебя в комнате нет..." Быстро нашла, чтоб в комнате был... Жизнь свою понимаете, устраивала, а я им мешал!

В комнату Анфисы входит Василий Сергеевич, замполит.

ЗАМПОЛИТ. Здравствуй, Громова, я к тебе в гости приехал. Не прогонишь?

АНФИСА. Да что вы, Василий Сергеевич, как можно? Да я так рада..

ЗАМПОЛИТ. Живешь-то как?

АНФИСА. Хорошо.

ЗАМПОЛИТ. Ну, молодчина. Так и живи. Кто у тебя родился? Сын?

АНФИСА. Сынок, Вадим.

ЗАМПОЛИТ. Молодец, Громова. А я адресок твой сохранил. Ну и заехал посмотреть, как живешь.

АНФИСА. Вы посидите, Василий Сергеевич, я в магазин.

ЗАМПОЛИТ. Спокойно, Громова. Все есть. /Вытащил из портфеля бутылку и свертки с закуской./ Помнишь тушенку "второй фронт"?

АНФИСА. Еще бы... Уж я вам благодарна, Василий Сергеевич, как вы меня из армии проводили... И миткали на пеленки, и тушенки, и мыла! Всего надавали. Уж я вас так вспоминала.

ЗАМПОЛИТ. Спокойно, Громова. "Второго фронта" теперь нет, зато вот... /Разворачивает свертки./

АНФИСА. Что же вы так потратились?

ЗАМПОЛИТ. На пенсии я, жена умерла. Дочь взрослая, замужем за пограничником. Запретная зона. Мог бы там притулится, да рано в чистые деды выходить. Надо еще потрудиться, как говорится, на поль­зу обществу... Твое здоровье, Фиса. Ты все-таки героиней была. Ты, Фиса, героиня...

АНФИСА. Скажете, героиня... В бомбежку все старалась голову засунуть куда-нибудь. Под койку, так под койку, под стол, так под стол. Голову засуну, а вся наружу!.. /Смеется./

ЗАМПОЛИТ. Косу жалко.

АНФИСА. Какую?

ЗАМПОЛИТ. Твою! Отчикала, раз-два...

АНФИСА. Так ведь под пилотку не влезала, и мыть хлопотно!

ЗАМПОЛИТ. Да уж, воды больше чайника не дадут! /Смеются./

КАПА /из-за стола/. Палит тебя грех, Анфиска. В твои-то годы не о мужиках, о душе думать надо.

АНФИСА. Ты-то сама святая.

КАПА. Я-то грешная. Я-то Богу молюсь, чтоб простил он мои грехи. Вот и ты молись.

ЗАМПОЛИТ. Главный хирург наш в большие люди вышел. Академик, клиникой заведует, н нему на операцию даже из капстран приезжают. Клава, санитарка, троих родила, а работу не бросила. Серьезный человек. А ты, Анфиса, еще на уровне, как женщина. В тебя еще влюбиться можно. Замуж не собираешься?

АНФИСА. Что вы, Василий Сергеевич, мне да замуж. Я старуха...

ЗАМПОЛИТ. И не такие выходят... Запевай Анфиса. /Поют фронто­вую песню./