- •От редакции
- •Декабристы
- •Русская правда [...]
- •Якушкин
- •Просветители пнин
- •Гражданин
- •Начертание логики
- •87 Станкевич
- •Моя метафизика
- •Чаадаев
- •Философические письма
- •Прокламация
- •Аксаков
- •Хомяков
- •121 Сидонский
- •[Философия]
- •Гогоцкий
- •Философский лексикон
- •Юркевич
- •Курс общей педагогики
- •130 Революционные демократы белинский
- •Письмо н. В. Гоголю
- •3 Июля 1847 г.
- •150 Петрашевский
- •Спешнее
- •171 [Философия]
- •[Социология]
- •[Философия]
- •[Социология]
- •Чернышевский
- •Добролюбов
- •[Философия]
- •[Социология]
- •[Эстетика]
- •[Философия]
- •[Социология]
- •10 Труде]
- •Серно-соловьёвич
- •[Философия]
- •[Социология]
- •[Философия]
- •[Социология]
- •[Социология]
- •Михайловский
- •[Политика]
- •[Социология]
- •[Философия]
- •Мечников
- •[Социология]
- •Сеченов
- •[Философия и наука]
- •[Социология]
- •Достоевский
- •[О свободе]
- •Дневник писателя
- •Толстой
- •[О цели философии]
- •[Философия истории]
- •Буржуазно-помещичья
- •Идеалистическая философия
- •Второй половины XIX в.
- •Соловьёв
- •История и будущность теократии (исследование всемирно-исторического пути к истинной жизни)
- •Оправдание добра
- •Три разговора
- •Лесевич
- •Чичерин
- •[Философия]
- •485 [Логика и диалектика]
- •Украина шевченко
- •Гайдамаки
- •Дневник
- •1857 Г.
- •10 [Июля]
- •11 [Июля]
- •12 [Июля]
- •27 [Августа]
- •3 [Ноября]
- •Подолинский
- •I. Введение
- •II. Что такое наука?
- •Мысль и язык
- •Леся украинка
- •Яновский
- •522 Белоруссия калиновский
- •[Критика реформы 1861 г.]
- •[Борьба за землю и волю]
- •[Что такое свобода? призыв к борьбе за нее]
- •Богушевич
- •Гуринович
- •Дядька антон
- •И функций организма. Приспособление растений к условиям внешней среды]
- •[Взаимосвязь и взаимовлияние привоя и подвоя.
- •Пропаганда материалистических идей ч. Дарвина.
- •Роль наследственности]
- •[Внешние и внутренние причины изменений возделываемых растений. Законы наследования]
- •Литва снядецкий
- •Юндзила
- •Даукантас
- •547 Сераковский
- •[Социология]
- •[4Ejjobek и общество]
- •Биезбардис
- •[Материя и движение]
- •[Человек и общество]
- •[Философия и социология]
- •Ахундов
- •Критика «ек-кельме» "
- •19* 579
- •Об устранении угнетения
- •Налбандян
- •[Философия]
- •[Эстетика]
- •[Этика]
- •[Социология]
- •Грузия додашвили
- •Чавчавадзе
- •[Социология]
- •Абай кунанбаев
- •Двадцать пятое слово
- •Двадцать седьмое слово (по сократу)
- •Седьмое слово
- •Семнадцатое слово
- •Сорок второе слово
- •Тридцать второе слово
- •632 Сорок второе слово
- •Валиханов
- •Очерки джунгарии
- •652 Киргизия
- •Таджикистан [о русском народе1
- •660 [Об обществе, о правителях бухары]
- •[Этика и социология]
- •Молланепес
- •[Этика и социология]
- •Узбекистан бердах
- •[О поэзии]
- •[О русской культуре]
- •Примечания *
- •Налбандян
- •Валиханов
Налбандян
Налбандян родился в г. Новая Нахичевань (ныне пролетарский район Ростова-на-Дону), в семье кузнеца. В 1846 г. окончил духовную школу, получил звание дьячка и работал секретарем епархиального правления в Нахичевани. В 1854 г. Налбандян поступает на · медицинский факультет Московского университета. Здесь он изучает естественные и гуманитарные науки, завязывает тесные связи с передовыми научными и политическими деятелями Москвы и Петербурга. В 1860—1862 гг. совершает поездку в Индию, Англию, Францию, Италию, Турцию и другие страны. В июле 1862 г. был арестован одновременно с Чернышевским и А. Серно-Соловьёвичем и заключен в Петропавловскую крепость. Умер Налбандян β марте 1866 г. в ссылке в Камышине Саратовской губернии.
585
Налбандян оставил значительное литературное наследство: художественные произведения, труды по вопросам экономики, истории, философии, литературы.
Основные философские работы: «Две строки», «Земледелие как верный путь», «Гегель и его время», «Критика «Сое и Вар-дитер»», «Грамматика нового армянского языка» и др.
Отрывки подобраны автором данного вступительного текста Ш. Ф. Мамедовым по изданию: М. Налбандян. Избранные философские и общественно-политические произведения. М., 1954.
[Философия]
«Всякая философия есть не что иное, как ее время, переведенное в мысли, и безумно думать, что какая-нибудь философия выходит за пределы современного ей мира» (Гегель. Предисловие к «Философии права»).
Из этого положения ясно видно, что философия, спустившись со своего чисто умозрительного пьедестала, ступает на реальную почву своего времени. Известно при этом, что само это время есть не что иное, как совокупность понятий и убеждений данного общества в данных условиях.
Труд Бокля и его метод — связать частные явления и, рассматривая их как нечто целое, считать последующие явления результатом — по своей форме очень близок к вышеприведенному положению Гегеля. И действительно, нельзя по-настоящему понять дух истории, пока ее частные явления не сведены к одному общему источнику, из которого они произошли. Ясно, что это положение до основания колеблет абсолютную свободу воли, ибо воля тоже подвергается влиянию окружающего мира и своего времени и согласуется с ними.
Грановский признает это [положение], но не безоговорочно. Он говорит, что хотя закон истории и носит неизбежный, необходимый характер, но так как время его осуществления не предопределено, то качества главного действующего лица могут повлиять на сроки осуществления этого закона, и выражает сожаление, что, за исключением Макинтоша, остальные историки на психологический элемент в истории обращают очень мало внимания. Здесь он еще раз повторяет, что действующее лицо выступает не как голое орудие, а, обладая определенной волей, является либо поборником, либо противником исторического закона и т. д. [...]
686
Неуклонно следуя своему положению, в другом месте (в предисловии к «Истории философии», стр. 9) Гегель утверждает: «Исторические опыты проходят бесплодно, не оставляя поучительного следа в памяти человеческой». Мне кажется, что это бесплодие естественно, ибо человек будущего, подвергаясь влиянию своего времени, должен подчиняться духу этого времени и действовать в согласии с ним; в данном случае урок прошлого вряд ли может иметь значение. Грановский признает и это. Но допускает также влияние исторических традиций, выросших из оставшихся преданий прошлого. [...]
«Историческое понимание закона, — говорит Гегель в одном из своих сочинений, — старающееся указать его (т. е. закона) основание в забытых обычаях и уже погасшей жизни, тем самым ясно свидетельствует, что такому закону в живой настоящей эпохе недостает смысла и значения». Это положение Гегеля еще более ясно дает понять и оправдывает его тезис о философии (приведенный в начале этой страницы).
Радостно, что положение, которое полвека тому назад было доступно и понятно только знаменитому философу, ныне не нуждается в доказательстве даже для человека с весьма посредственными знаниями. Однако не надо забывать, что положение Гегеля применительно и к его философии, которая, принадлежа к прошлому, может рассматриваться как результат прошлой жизни, как памятник исторического развития германского духа, и не более того. Времена философских систем прошли, теперь время критики. Разрушение систем уже стало большой и величественной системой, хотя оно подобно разрушенным системам и не имеет глав, параграфов и категорий. Улучшать человеческую жизнь — вот в чем философия; развивайся она каким хочет путем, лишь бы это составляло ее смысл и цель. Ясно, конечно, что предпочтительным является более короткий, естественный и разумный путь, чем те извилистые и туманные пути, которые содержатся в тех или иных философских системах. [...]
Если философская система того- или иного мыслителя имеет непосредственным своим источником жизнь и историю того народа, к которому он принадлежит, то в этом случае философ стоит на собственной почве. Но когда его система кроме жизни своего народа носит в себе также и дух жизни другого народа, который принимается им как
587
первоидея, как это неизменно делает Гегель, имея в виду греческий идеал, тогда его философская система, имея в себе чуждые элементы, теряет свою целостность. И в этом случае, какой бы реалистической ни казалась его система, все же она будет носить умозрительный характер, ибо частично основывается на чистой идее, которая не живет живой жизнью, а созерцается и воспринимается лишь мысленно '.
Как жестоко ошибаются люди, стремящиеся стать «философами» для своего народа, когда они перебегают от одной философской системы к другой; какая смута, какое столпотворение! Один следует Канту, другой Фихте, третий Гегелю и т. д. и т. п. Жалкие люди! Ведь их философия является немецкой, не имея источников в жизни вашего народа, неприменима к ней, если применение, конечно, мы понимаем всерьез, и вправе понимать всерьез, потому что почитатели этих систем принимают их за исходную точку, за альфу и омегу.
^Помимо этого, философия Канта выросла из современной ему жизни, точно так же как и философия других мыслителей из жизни их времени. Философия данного народа^ даже для того же самого народа не может быть истиной на все времена, ибо время идет вперед, изменяется сумма знаний. Эй, ты, кто вовсе и не немец, ты, кто живешь спустя сто лет после Канта, как тебе могут помочь Кант или Гегель, если целью твоих исканий является применение их системы к жизни твоего народа?
Мы не говорим уже о том, что истину нельзя исследовать и понять из нее самой2, хотя бы потому, что исследования человека подвергаются влиянию того или иного авторитета, и прав был Декарт, когда писал: «Когда я приступил к исканию истины, я нашел, что лучший путь к этому заключается в том, чтобы отвергнуть все, до сих пор приобретенное мною»3. Это очень глубокая, почти бессмертная мысль, ибо, если то, что было отвергнуто, было абсолютной истиной, исследователь в своем исследовании сам обнаруживает эту истину и невозможно, чтобы не обнаружил; а если она была относительной истиной, то ясно, что, отбросив ее, он больше выиграет, нежели если бы принял относительную истину за абсолютную.
Что касается меня, я не признаю ни одной из философских систем, а те, кто рабски следует всяким системам,
588
•пусть не ждут от меня ничего, кроме насмешки. Философия должна отражать жизнь народа, а эта жизнь на каждом шагу, на каждой своей фазе должна порождать новую точку зрения. Созданные в прошлом системы застряли на одном месте, они уже изжили себя в тот момент, когда их последняя мысль была положена на бумагу. Жизнь идет вперед, вперед идет и ее философия. Для тех же, кто видит философию лишь в книгах с философским названием, какое значение может иметь философия в жизни какого-нибудь простого народа? Слепцы! Его философия вытекает из его же жизни. Какова жизнь, такова и ее философия.
Прививать же твои изумительные философские системы к его жизни — это все равно, что надстройку признавать за фундамент, а фундамент — за надстройку. Хочешь стать философом для своего народа (ибо нет и не может быть философа, учение которого имело бы всеобщее значение, поскольку существуют разные народы, поскольку природа в разных странах различна и по-разному влияет на людей), так изучай его жизнь, источники его понятий, его потребности. Улучшение этой жизни и есть самая величайшая и самая истинная философия.
Конечно, есть истины, которые относительно абсолютны, их надо исследовать, знать, и, если они полезны, подходящи для жизни и нужд твоего народа, постарайся, чтобы они вошли в сумму его знаний. Стремись к действительному улучшению жизни своего народа, пусть все твои знания будут служить его жизни. Если философия для тебя сводится к заучиванию всяких софистических, абстрактных, туманных, запутанных учений, то прощай! Человек свою жизнь развивает не по заранее определенному пути. Жизнь — текучее явление, и, сталкиваясь с тысячью различных обстоятельств и противоречий, если учесть при этом еще и личные стремления (конечно, взятые суммарно), она то теряет свое первоначальное направление, то переживает застой, то развивается с невообразимой быстротой. Бывали периоды, когда человек, прожив столетие, не проходил и однодневного пути, но бывало и так, что он в течение дня перешагивал через столетие. А вы, милостивые государи, крепко держитесь за свои книги, посмотрим, чего добьетесь со своими философскими категориями. Философия, если она метод и систему своего учения рассматривает как абсолютно не-
589
пререкаемые и неизменные, такая философия, если даже она проповедует свободу, уже становится врагом свободы, выносит сама себе смертный приговор.
Милостивые государи, в этом бурном потоке человеческой жизни чего вы можете достигнуть со своими утонченными, неизменными категориями, видами и бог весть еще какой чепухой? Человек лишен приюта, человек не имеет хлеба, человек раздет и разут, природа требует своего. Найти простой и естественный путь, изыскать истинные человеческие, разумные средства, чтобы человек обрел себе приют, имел хлеб, прикрыл свою наготу, удовлетворил природные потребности, — в этом суть философии. Все те философские учения, которые так или иначе оторваны от природы и не применимы к ней, вы можете либо держать у себя, либо проповедовать с университетских кафедр: быть может, там ваши коллеги придут в восторг от вашего глубокомыслия, но среди сынов природы вам места нет. Сумели ли вы вразумить?
P. S. Точно человек глина, а философия — гончар; какую форму захочет, такую и придает глине. Ликуй! (Стр. 456-460)
Улучшить свой быт человек не может, покуда не покорит природу, т. е. покуда не будет знать ее тайн. Естественная же история прямо и положительно отвечает на этот вопрос; стало [быть], изучение природы в социальном отношении имеет большое значение. Прежде, как и все науки, естественная история была сухой формулой без всякого применения к жизни, и вследствие этого ею мало занимались, а в античном мире она считалась низкой наукой, потому что философы считали низостью и чем-то непристойным ученому человеку заниматься материей, ибо все совершали свой круговорот в абстрактном мире (стр. 653).
Философия сама по себе делится примерно на три раздела: логика, натурфилософия и учение о нравственности. Духовное также имеет основание в человеке, поэтому, если учение о духовном выходит за пределы натурфилософии, оно теряет свою прочность и превращается в благовидно-тонкую болтовню.
Если все это в произведении того или иного автора излагается как особая наука, как особая система, а другие, найдя все готовым без приложения самостоятельного труда, принимают это как последнее слово науки, то та-
590
кие люди волей-неволей становятся полнейшими рабами этого автора. Потерянная свобода представляется им найденной свободой — вот до чего доводит подчинение авторитетам, вот до какой степени запутываются понятия людей. Но если мы отбросим философию, то есть ту или иную готовую систему, то как может человек научиться правильно мыслить, понимать, видеть и оценивать все в своем естественном свете?
А откуда же взял свои положения этот господин философ? Известно, что есть источники, имеются материалы, исследования которых являлись основанием его системы. А если его философия не имеет такого основания, значит, она является результатом насилования мысли, тогда она тем более должна быть отвергнута и недостойна признания. Между тем известно, что подлинным источником и прочной основой философии являются всеобщая история и естествознание. Изучай историю, изучай природу, изучай человека, исследуй общество, его законы, явления человеческой жизни, познай ее потребности, средства удовлетворения этих потребностей — и ты станешь философом без признания чьей-либо готовой системы.
[...] Унаследовать готовые знания и освещенные их светом дела прошлого, а потом осуждать эти знания мы не только не вправе, но это даже безнравственно. Речь наша о том, что поскольку наука, жизнь человека, время, сумма знаний являются текучими, то нельзя философию изложить как некий неизменный свод законов.
Изучай эти философские системы, чтобы познать историю философий, чтобы мог провести параллель между прошлым и настоящим, выявить и исследовать то, как постепенно расширяется круг человеческих знаний. Отдельные их положения, которые близки к идее абсолютной истины, достойны того, чтобы человек освоил и выяснил их для себя: они оттачивают и пробуждают его познавательные способности. В них есть положения, которые, являясь отражением самой природы, обладают во много раз большей прочностью и основательностью, нежели все эти искусственные системы, которые либо парят высоко в воздухе, либо, что еще хуже, ибо воздух все же доступен органам чувств, превращаются в ничто.
Но господин философ, который, заучив готовые теории и затем задрав нос до высоты армянского Кокисона4, объявляет, что он изучил философию Канта, Фихте, Де-
591
карта, Бэкона, Гегеля и им подобных философов, и требует, чтобы все встречные преклоняли перед ним колени, ясно показывает, что он сам только и занят тем, что становится на колени перед той или иной теорией. Чувство человеческого достоинства, сознательность, критическое исследование как прошлой так и настоящей жизни человека, а также явлений природы и даже самой природы — вот источники философии, которые открыты перед человеком, лишь бы он не поленился воспользоваться ими. И если человек не способен, соединив в своей голове все нити этих областей знания, обобщить их, ему одинаково бесполезны и готовые системы.
[...] Господа философы так и выдают свои философские системы за некую веру, за догму. Мы бросаем перчатку не философии, не познанию вообще, а той его форме, осуждаем то учение, которое выступает как догма. Нельзя забывать, что прогресс, до сих пор достигнутый человеком, хотя он и кажется сплошным нововведением, по существу является не чем иным, как разрушением старых построений. Настолько много этих построений и настолько густо опутывают они путь человека, что ему нельзя двигаться вперед, иначе как только разрушая их (стр. 460—462). Что такое жизнь?
Жизнь есть непрерывное изменение, непрерывный обмен веществ и самосохранение. Внешние силы (грубо говоря) действуют в отношении наследственности, самосохранения организма разрушительно. Организм находится в непрерывном изменении — усваивает и выделяет вещество и развивается. Пока он может совершать эти действия, имеет в себе силу и мощь противостоять этому действию внешних разрушительных сил и противостоит этим силам, он сохраняет свою особь — живет. Но когда нарушается равновесие между внутренними силами и разрушительными внешними силами, когда организм не может сопротивляться действию внешних сил, он уже не в состоянии сохранить свою особь и тотчас же погибает. Внешние силы побеждают и разрушают его (стр. 438— 439).
Хотя мы вообще являемся сторонниками индуктивной философии, как более положительной теории, но в познании ничуть не ошибочна и дедукция (стр. 569).
592
Из всего вышесказанного явствует, что первейшим вопросом для человека мы считаем экономический вопрос и называем его вопросом жизни и смерти. Этого достаточно, чтобы последователи принципа дуализма (dualis-me), по своей простоте или оставаясь верными принципам своего дуализма, объявили нашу проповедь материализмом или, кто их знает, каким еще «измом»! (Стр. 453)
Вступая на это поприще, я, быть может, вызываю у вас любопытство, последователем какой школы и какой философии являюсь я? Канта и Гегеля принимаю не без критики прежде всего потому, что мысли мои и свободу мышления не желаю ни в коем случае рабски подчинять власти этих философов, считая утрату свободы делом, противным разумной философии; во-вторых, философию как нечто живое, движущееся и всецело принадлежащее всему человечеству, я изучаю ныне на современной истории народов и явлениях жизни (стр. 341).
На расточаемые по нашему адресу — за наши принципы — эпитеты: социалист, красный республиканец, последователь Ж.-Ж. Руссо и т. д. и т. п., мы отвечаем неизменно улыбкой и спешим заявить, что не признаем никаких авторитетов и что в нашем оклеветанном письме нет ни единого слова из Ж.-Ж. Руссо. Но, если дважды два — четыре, как для Ж.-Ж. Руссо, так и для нас, в этом случае мы еще не становимся последователями Ж.-Ж. Руссо, а лишь последователями истины; истина же не является собственностью одного человека, хотя относительно этого г-н Чамурчян5 может предъявить свои ребяческие, безрассудные претензии.
Издавна научившись уважать и почитать гений и разум, мы не страшимся имен ни Руссо, ни Вольтера. Да, мы даже обязаны величать и уважать гений и разум, те божественные горны, из которых впервые вылетели искры свободы.
Да, мы умеем уважать не только Оуэна, Прудона, Фурье и Фохта, но и Шиллера, Гёте, Фихте, Канта и Гегеля — этих бессмертных друзей угнетенного человечества (стр. 364).
Прошли те времена, когда люди воодушевлялись отвлеченными и мистическими вещами: безжалостный реальный мир с железным посохом в руке требует справедливой дани. Человечество связано с земным шаром: опыт
593
научил его только на земле находить источники своего счастья и своих бедствий (стр. 370).
Ясно, что не наше дело объяснять естественное явление басней, наоборот, для нас истинным является естественное явление, ставшее легендой, освободить его от волшебных покровов и «во имя благоденствия народа» объяснить законами природы.
Человек подвержен влиянию природы не только физически, но и нравственно. Биение сердца природы непосредственно отдается в сердце человека. Свои идеи человек черпает у природы. Истинность его идей и понятий определяется в зависимости от того, насколько он познал и изучил природу. Вот закон, не знающий исключения. Все тончайшие — даже тоньше паутины — идеи метафизических систем имеют свои основания в природе. Природа — это книга, которую надо прочитать и правильно понять, ошибочное понимание приносит большой вред. Явления природы своим величием зачастую приводят человека в ужас; он чувствует себя ничтожным, когда перед его глазами выступает такая сила, такая мощь, такое зрелище, перед которыми бледнеет сила не только одного человека, но и всего человечества .(стр. 509— 510).
Природа говорит так: «Либо изучай мои законы, овладевай мной, извлекай пользу, либо я порабощу тебя и, не давая никакой пользы, буду причинять тебе еще и лишения» (стр. 546).
Пусть говорят, что хотят, но душа человека отражает внешнюю природу (стр. 548).
В Мире нет ничего, что совершалось бы против законов природы. То, что противоречит законам природы, ложно (стр. 572).