[О философии]

Так как не может быть ничего более прекрасного (по край­ней мере по моему мнению), чем достижение истины, то, оче­видно, стоит заниматься философией, которая и есть поиск истины. Но в чем же причина того, что едва ли один из ты­сячи обретает чистую истину и становится ее обладателем? Чем объяснить, что даже днем с огнем нельзя найти настоя­щего философа, между тем как нас со всех сторон осаждает столько людей, занятых рыночными делами? Не потому ли, что эта блаженная и невинная истина скрывается в глубоком подземелье Абдерита⁵? Или же усердные занятия иными делами приводят к глубочайшему пренебрежению истинной философией как якобы ничего не стоящим делом? Я охотно допустил бы и то и другое. Но как могут допустить первое аристотелики? Ведь они настолько убеждены в том, что истина уже давно обретена, что уже больше не заботятся об ее оты­скании. А как они могут допустить второе? Ведь каждому из­вестно, что аристотелики предаются бесконечным трудам, так что кажется даже, будто они философствуют до-настоящему. Действительно, они возложили на себя этот крест и в неустан­ном бдении терзают себя и днем и ночью. [...] Заниматься не­нужным делом — это все равно что ничего не делать; так не вправе ли мы называть ничегонеделанием и бездействием по­гоню аристотеликов за докучными пустяками и их усердные занятия всевозможными химерами и вздором вместо исследо­вания истины, которое они объявляют своей целью? Какое отношение к истинной философии и к настоящему исследо­ванию истины имеет бесконечная мешанина бесполезных ди­спутов? Что общего имеет с исследованием истины это бесчис­ленное множество книг? Для одних — для тех, кто их сочиняет, трудясь над ними, словно над лоскутным одеялом, — это пу­стая трата времени, другие же проводят целые дни, листая и перелистывая их, и все же, точно Сизиф^е, ворочающий камень, нисколько не продвигаются вперед. Приходится ли после этого удивляться тому, что настоящая философия, которая пред­ставляет собой дело серьезное и обладает геркулесовой силой, смеется над этими детскими попытками и над бездарностью мнимых философов! (стр. 23—24).

298

[О диалектике]

Посмотрим, как наши философы трактуют самоё диадек-тику — органон философии. Кому не бросится в глаза стран­ный полемический зуд наших философов, когда они препи­раются даже о самом искусстве изложения. Странное дело! Диалектика (при условии, если бы она была необходима и полезна) должна была бы состоять из некоторых немногочис­ленных и ясных правил, при помощи которых разум мог бы успешнее действовать. Но вот вместо точных правил наши философы наполнили диалектику огромным количеством труд­нейших споров, какие только существовали в философии. Видно, нужно было с самого начала обрушить на не искушен­ные и не окрепшие еще умы эти хитроумные вопросы об уни­версалиях и метафизических предметах! Видно, для того чтобы поднатореть в искусстве рассуждать, им надо спорить о сущ­ности разума, об относительном будущем и о тысяче других подобных вещей! Но аристотелики считали диалектику не столь­ко органоном, сколько частью философии. Однако, что бы они ни считали, они во всяком случае полагали, что к философии относится лишь то, о чем можно спорить. И потому они не замечают, что, рассуждая об искусстве рассуждения, посту­пают так же нелепо, как человек, который пытался бы увидеть зрение своего собственного глаза. В самом деле, не могу достаточно надивиться их непониманию того, что диалектика, т. е. искусство направлять разум в занятии философией, долж­на существовать лишь одна и этой одной должно быть доста­точно; тем не менее они делят ее на две: на ту, которая возбуждает споры или может быть объектом спора, и ту, необходимую прежде всего, которая должна была бы состоять из некоторых простых правил. Но разве не абсурдна мысль, будто необходима диалектика диалектики? Однако аристоте­лики уже давно так запутали свои правила, что для их пони­мания в скором времени потребуется некая третья диалектика; и хорошо, если вслед за этим не понадобится и четвертая! (стр. 38—39).

[ФИЛОСОФИЯ И ТЕОЛОГИЯ]

[...] Серьезный ущерб исследованию истинных и необходи­мых вещей наносится тем, что схоласты всюду всовывают и втискивают совершенно посторонние вещи. Ведь они так боятся, что им не хватит материала для диспутов, что не оставляют в покое ни одного камня, из-под которого можно было бы что-либо извлечь. [...]0ни переносят в философию самые запутанные вопросы теологии, или науки о божествен­ном. Ведь они перетаскивают в метафизику таинства триедин­ства и воплощения, когда трактуют вопросы об ипостасях или о субсистенции. Точно так же, обсуждая в моральной филосо­фии вопрос о конечной цели, они вовлекают в круг своего рас­смотрения то, что относится к сверхъестественному блаженству.

299

А в физике, рассуждая о месте и о пустом пространстве, они спорят о существовании тела Христа и о месте, занимаемом им в обрядах причастия. Кроме того, в связи с вопросами о движении, о мире, о возникновении и гибели они обсуждают вопросы творения и воскресения из мертвых. Было бы очень долго все это перечислять. Всякий знакомый с их сочинениями знает, что в них сплошь и рядом обсуждаются теологические вопросы, решение которых науке и естественному разуму недоступно. Так бык себе просит седла, ленивый скакун просит плуга. Как будто бы можно все основательно изучить и усвоить, не установив законы разграничения областей искусств и наук и не соблюдая их! Однако схоласты полагают, что их будут считать серьезными философами лишь в том случае, если они с глубокомысленным видом продекламируют что-то о самых темных и недоступных обычному человеческому по­ниманию вопросах. Кое-кто, пожалуй, с недоумением спросит: да осталось ли еще в этой нашей философии хоть что-нибудь философское, раз современные философы, пренебрегая фило­софскими вопросами, вводят в нее столько ей чуждых вещей? -Но причина этого, кажется мне, заключается в том, что учи­тели философии в большинстве случаев теологи. И хотя любовь к своей профессии служит для них некоторым смягчающим вину обстоятельством, истинная философия между тем окон­чательно гибнет, и о ней тем меньше заботятся, чем меньше становится число людей, которые это замечают (стр. 34—35).

[О КАТЕГОРИЯХ]

[...] НЕЛЕПО РАЗЛИЧАТЬ ДЕСЯТЬ КАТЕГОРИЙ В КАЧЕСТВЕ РАЗРЯДОВ ВСЕГО СУЩЕГО