Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
коржова ворд.rtf
Скачиваний:
44
Добавлен:
16.02.2016
Размер:
18.99 Mб
Скачать

Глава 9 Ситуативно-целостная личность с созерцательной жизненной позицией: целенаправленный путь сознательной саморегуляции в отношениях

Данный тип личности описывает созерцательного, рефлексирующего, склонного к самоанализу человека, погруженного в раздумья над отдель­ными сторонами бытия, над гармоничностью своих отношений с людьми и миром, вплотную подходящего к осмыслению жизни. Как правило, это яркая индивидуальность, привлекательная для других, но малопонятная («загадочная») им в силу закрытости и противоречивости внутреннего ми­ра. Это человек, у которого нет четкого представления о себе, своем на­значении, жизненной цели, а его отношения к миру и себе двойственны, противоречивы из-за отсутствия цельности мировосприятия. Сложный вну­тренний мир не позволяет отнестись к жизни просто, но и к целенаправ­ленному действию представитель данного типа не способен.

В концепциях психологии отношений и индивидуальности, рассмотрев­ших данный вариант личности, психологические типы интерпретируются как «социальные характеры эпохи», либо речь идет об уровнях взаимодей­ствия со средой. В нашей типологии выделяются два подтипа, в соответ­ствии с преобладающим объектом недовольства, ведущего к негативному переживанию жизни: «разочарованный в себе» (Андрей Петрович Вер- силов, Николай Иванов) и «разочарованный в других» (Евгений Онегин, Григорий Печорин, Гамлет).

Разочарованный в себе - человек, в своем отвращении к жизни недо­вольный прежде всего собой, строго себя судящий в беспощадном само­анализе. Версилов - обаятельный, умный, сердечный человек, однако внут­ренне противоречивый, что ведет к импульсивным поступкам, а его благо­родные идеи расплывчаты и туманны. Иванов - также яркая индивиду­альность; погруженный в рефлексию, в своем эгоцентризме и безволии он уже не может решить ни одного жизненного вопроса, приносит людям только страдания.

Разочарованный в других - человек, направляющий свое раздражение от недовольства жизнью на окружающих, к которым относится пренебре­жительно вплоть до цинизма, несмотря на тщеславие, зависимость от их мнения. Данный подтип представляет менее благоприятный вариант пичности, поскольку если обвинение себя может принести добрые плоды, то других - никогда. Действительно, литературные герои с такой личностью совершают обычно серию убийств, фактически не задумываясь об этом. Евгений Онегин - безразличный ко всему и всем, несмотря на обладание всеми материальными благами, светский молодой человек. Для Печорина, явно незаурядного, богато одаренного человека, люди - всего лишь марио­нетки, которыми он двигает по своей прихоти. У Гамлета, воплощения самоанализа и бездействия, еще в большей мере опасны пробы правильного решения, сеющие смерть повсюду.

Разочарованный в себе - человек, в своем отвращении к жизни недовольный прежде всего собой, строго себя судящий в беспощадном самоанализе.

Ф** Андрей Петрович Версилов

(Ф.М. Достоевский. «Подросток»)

Общая характеристика. Андрей Петрович Версилов - обаятельный человек-загадка, которую все окружающие пытаются разгадать. Сын его Аркадий говорит: «Этот человек, столь поразивший меня с самого детства, имевший такое капитальное влияние на склад всей души моей и даже, может быть, заразивший собою все мое будущее, этот человек даже и т еперь в чрезвычайно многом остается для меня совершенною загадкой». В свои сорок пять лет он полон противоречий, и в этом «двойничестве» его суть. Двойственны, противоречивы его отношения к людям, миру и себе. Его увлекают то благородные порывы, то эгоистические страсти, доб­ро соседствует со злом. Он притягателен для многих, но благие намерения превращаются в их негатив. Несмотря на острый ум и чуткое сердце, в Версилове отсутствует внутренний стержень.

Отношение к жизни. В своей противоречивости Версилов затрудняется определить и свое отношение к жизни. «Я дожил почти до пятидесяти лет н до сих пор не ведаю: хорошо это, что я дожил, или дурно. Конечно, я люблю жить, и это прямо выходит из дела; но любить жизнь такому, как я, - подло. <...> И неужели земля только для таких, как мы, стоит? Всего вернее, что да». Версилов любит жить, но и тоскует. Время от времени он оставляет полностью зависящую от него «гражданскую жену» и уезжает за границу, влекомый жаждой перемены мест, поиском «идеи», «высшей мысли»: «Я просто уехал тогда от тоски, от внезапной тоски. Это была тоска русского дворянина». Версилов стремится сознательно жить «высшей мыслью»: «Высшая мысль - это чаще всего чувство, которое слишком иногда подолгу остается без определения. Знаю только, что это всегда было то, из чего истекала живая жизнь, то есть не умственная и не сочиненная, а, напротив, нескучная и веселая; так что высшая идея, из которой она истекает, решительно необходима, к всеобщей досаде разумеется.

— А что же такое эта живая жизнь, по вашему? <.. .>

-<...> Это должно быть нечто ужасно простое, самое обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное». В этих словах Версилова сквозит понимание жизни как обыденности, повседневности действий, их сознательной регуляции в поведении.

Поступки. В поступках Версилов непоследователен, склонен скрывать свои истинные намерения. Его разнонаправленность ведет к импульсивным действиям, движет которыми гордость. Так, он «прожил в свою жизнь три состояния, и весьма даже крупные. <...> А между тем нищета была лишь десятой или двадцатой долей в его неудачах». Узнав о мнении завещателя в пользу других его наследников, он благородно отказался от наследства - но окружающие понимают, что в большей степени «из прихоти гордости». Поступки Версилова так же противоречивы, сумбурны, как и мысли. Так, он собрался говеть, постился, прекрасно говорил о религии - и вдруг что- то его раздражило, обстановка, наружность священника, - и вот он уже отказался от своих намерений, и к обеду подавали ростбиф. Версилов целовал портрет матери подростка - и тут же бежал в порыве страсти к генеральше Ахмаковой. В результате он чуть не убил Ахмакову, стрелял в себя. После этого он вновь возвращается к женщине, с которой провел всю жизнь: «От мамы он уже не отходит и уж никогда не отойдет более. <.. > С нами он теперь совсем простодушен и искренен, как дитя, не теряя, впрочем, ни меры, ни сдержанности и не говоря лишнего». Несмотря на эксцентричность поступков, однако, «ум и нравственность остались при нем».

Поле жизнедеятельности Версилова сочетает противоречивость мыс­лей и противоречивость поступков как глубокое «двойничество», это мно­жественность сознания и деяния вследствие осознания возможности разнонаправленных отношений и их сосуществования.

Дифференциальный диагноз жизненных ориентаций и жизненной по­зиции.

Тип жизненных ориентаций: вариант ситуативно-целостной личности, единой с бытием благодаря навыку созерцания, развитой рефлексии, раздумьям над отдельными сторонами бытия. Творческая направленность проявляется в его горячих порывах и страстях, в изобретательности в | рудных ситуациях. Адаптивные тенденции направленности проявляются, когда Версилов стремится приспособиться к другим, в его самоотвер­женных поступках. Внутренняя детерминация проявляется в незави­симости, гордости, эгоцентризме. Внешняя детерминация, с которой со­четается детерминация внутренняя, определяется подверженностью си­туативным моментам, с которыми он время от времени не в силах совладать.

Жизненная позиция характеризуется направленностью на гармонич­ность отношений с людьми и миром через сознательную добродетельность.

Жизненная ситуация - ситуация двоения - между матерью «подростка» н Катериной Николаевной Ахмаковой, между духовной любовью, жалостью, ответственностью и страстной, слепой, нерассуждающей лю­бовью. В этой ситуации наиболее ярко проявляется противоречивая суть Нерсилова.

Нравственные характеристики. От эгоизма Версилова страдают близ­кие люди, чего он, сосредоточенный на себе, фактически не замечает. «Ма­ленькие дети его были не при нем, по обыкновению, а у родственников; так он всю жизнь поступал со своими детьми, с законными и незаконными». «Подросток» Аркадий рос у чужих людей, что «произошло не от чувств матери, а от высокомерия к людям Версилова», то есть «для его комфорта». Но благородные чувства ему не чужды, хотя их последствия мало­эффективны. Он полюбил на всю жизнь мать «подростка», «таскал ее за собою всю жизнь», «пожалев и привязавшись» к ее «незащищенности», хотя, как точно заметил Аркадий, «первое условие таких, как Версилов, — это тотчас же бросить, если достигнута цель». Из сострадания Версилов хотел жениться на соблазненной молодым князем Сокольским Лидии, ожидающей ребенка, результатом чего явился скандал в обществе. Он помогает из сострадания бедной девушке, но его деньги не приносят ей счастья. Не поверив в доброту его намерений, она кончает с собой. Доброта его натужная, неестественная, из сознательных усилий, она не является его внутренней потребностью и сопровождается неизбежным цинизмом: «Друг мой, любить людей так, как они есть, невозможно. И однако же, должно. И потому делай им добро, скрепя свои чувства, зажимая нос и закрывая глаза (последнее необходимо). Переноси от них зло, не сердясь на них по возможности, "памятуя, что и ты человек"». И дапее: «Любить своего ближнего и не презирать его - невозможно. По-моему, человек соз­дан с физическою невозможностью любить своего ближнего. Тут какая- то ошибка в словах с самого начала, и «любовь к человечеству» надо понимать лишь к тому человечеству, которое ты же сам и создал в душе своей (другими словами, себя самого создал и к себе самому любовь) и которого, поэтому, никогда и не будет на самом деле. <...> Друг мой, я согласен, что это было бы глуповато, но тут не моя вина; а так как при мироздании со мной не справлялись, то я и ставлю за собою право иметь на этот счет свое мнение».

Направленность (жизненная задача): сознательное стремление делать добро. «Друг мой <...> я вдруг осознал, что мое служение идее вовсе не освобождает меня, как нравственно-разумное существо, от обязанности сделать в продолжение моей жизни хоть одного человека счастливым практически. <...> А осчастливить непременно и чем-нибудь хоть одно существо в своей жизни, но только практически, то есть в самом деле, я бы поставил заповедью для всякого развитого человека».

Решение такой задачи, однако, не может всецело охватить суть бытия человека, что чувствует и сам Версилов в разговоре с Аркадием:

« - Скажите, чем в данный миг я всего больше могу быть полезен? <...> В чем же великая мысль?

  • Ну, обратить камни в хлебы - вот великая мысль.

  • Самая великая?

  • Очень великая, друг мой, очень великая, но не самая: великая, но второстепенная, а только в данный момент великая: наестся человек и не вспомнит; напротив, тотчас же скажет: "Ну вот я и наелся, а теперь что делать?» Вопрос остается вековечно открытым". Вспоминая молодость, Версилов называет и конкретные принимавшиеся им жизненные задачи «О, мы тогда все кипели ревностью делать добро, служить гражданским целям, высшей идее; осуждали чины, родовые права наши и даже ломбард, <...> нас было немного, но мы говорили хорошо и, уверяю тебя, даже поступали иногда хорошо».

Организация внутреннего мира. В Версилове нет цельности миро­восприятия, что и приводит к его выраженной противоречивости. Сын его Аркадий свидетельствует: «Все разговоры мои с ним носили всегда какую- то в себе двусмысленность, то есть попросту какую-то странную насмешку с его стороны». И далее: «Он говорил с грустью, и все-таки я не знал, искренно или нет. Была в нем всегда какая-то складка, которую он ни за что не хотел оставить». Это «мрачный и закрытый человек», милое просто­душие он брал как будто из кармана, если это было необходимо. Про­тиворечивость Версилова видна даже Аркадию Долгорукому (подростку), который с детства привык воображать его себе «почти в каком-то сиянии и не мог представить себе иначе, как на первом месте везде». Приехав к отцу, он видит обстановку почти нищенскую. Версилов свою противо­речивость расценивает и как свою сильную сторону: «Хоть бы я был слабо­характерною ничтожностью и страдал этим сознаньем! А то ведь нет, я ведь знаю, что я бесконечно силен, и чем, как ты думаешь? А вот именно этою непосредственною силою уживчивости с чем бы то ни было, столь свойственною всем умным русским людям нашего поколения. Меня ничем не разрушишь, ничем не истребишь и ничем не удивишь. Я живуч, как дворовая собака. Я могу чувствовать преудобнейшим образом два противоположные чувства в одно и то же время - и уж конечно не по моей воле. Но тем не менее знаю, что это бесчестно, главное потому, что уж слишком благоразумно. Множественность отношений Версилова, как видно, основывается на его стремлении опереться лишь на свои собст­венные силы в его индивидуализме. Суть Версилова пытается разгадать Васин: «Это - очень гордый человек ... а многие из очень гордых людей любят верить в Бога, особенно несколько презирающие людей. <.. > Они выбирают Бога, чтоб не преклоняться пред людьми, - разумеется, сами не ведая, как это в них делается: преклониться перед богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие — вернее сказать, горячо жела­ющие верить; но желания они принимают за саму веру. Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся. Про господина Версилова я думаю, что в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера». «Он был всегда со мною горд, высокомерен, замкнут и небрежен, несмотря, минутами, на поражающее как бы смирение передо мною», - говорит Ар­кадий. Версилов верит и не верит, он горд и смиренен, искренен и насмеш­лив, замкнут и простодушен. Он - яркая, гордая индивидуальность: «Мне кажется, - размышляет Васин, - этот человек способен задать себе огром­ные требования и, может быть, их выполнить, - но отчету никому не отдаю­щий». Версилов и гордится своей двойственностью, и страшится ее: «Зна­ете, мне кажется, что я весь точно раздваиваюсь. <...> Право, мысленно раздваиваюсь и очень этого боюсь. Точно подле вас стоит ваш двойник;

вы сами умны и разумны, а тот непременно хочет сделать подле вас какую- нибудь бессмыслицу, и иногда превеселую вещь, и бог знает зачем, то есть как-то нехотя хотите, сопротивляясь изо всех сил хотите». Он часто вспоминал о докторе, засвиставшего в церкви на похоронах своего отца, и сам вел себя в кругу своей семьи примерно так же. Так, принеся букет жене, он признался, что «хотелось растоптать букет» - потому что красив на морозе, слишком хорош. Вскоре после того он святотатствует, рас­калывая икону.

Способ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира: оригинальность и независимость, самолюбие и эгоцентризм. Аркадий «видел высокомерного человека, которого не общество исключило из своего круга, а который скорее сам прогнал общество от себя, — до того он смотрел независимо». Оригинальность Версилова продуцирует и его знаменитую «высшую мысль». Однако он сам хорошо понимает ограниченность, некую ущерб­ность искусственной «высшей мысли»: «Высший и развитой человек, преследуя высшую мысль, отвлекается иногда совсем от насущного, ста­новится смешон, капризен и холоден, даже просто скажу тебе - глуп, и не только в практической жизни, но под конец даже глуп и в своих теориях».

Внешняя реализация внутреннего мира. Версилов — явно не человек действия, его сфера - созерцание, поиск своего места в жизни. Смолоду он задумывался над «вечными вопросами», призывал всех к добрым поступкам («проповедовал»). Но его порывы разнонаправлены, поступки противоречивы и часто доставляют другим страдания.

Развитие личности Версилова происходит как изменение его взаимо­отношений с действительностью: в случае «тоски» он переменяет «дей­ствительность», а тут и возникают иные отношения. Версилов учился в университете, но поступил в гвардию, в кавалерийский полк; женился и вышел в отставку. Ездил за границу, жил в Москве в светских удоволь­ствиях. Когда умерла жена, уехал в свою деревню, полюбил молодую жен­щину из своих дворовых и связал с ней всю свою жизнь, хотя и часто «разженивался», оставляя ее почти на произвол судьбы. После окончания войны с Европой вышел в отставку, уехал за границу. Стал мировым посредником, прекрасно исполнял свое дело. Потом в Петербурге вел гражданские иски. Бросил и их, уехал за границу и т.д.

Норма и патология личности. Отсутствие твердой сознательной цели способствует уязвимости действию страстей. Аркадий так говорит о глав­ных трагических событиях в жизни Версилова, когда ослепленный страстью к Ахмаковой, он чуть не убил ее и себя: «совсем тут и не рассуж­дал, а был под влиянием какого-то вихря чувств. Впрочем, настоящего сумасшествия я не допускаю вовсе, тем более, что он - и теперь вовсе не сумасшедший. Но «двойника» допускаю несомненно. Что такое, собст­венно, двойник? Двойник, по крайней мере по одной медицинской книге одного эксперта—<,..> это есть не что иное, как первая ступень некоторого серьезного уже устройства души, которое может повести к довольно пло­хому концу. Да и сам Версилов в сцене у мамы разъяснил нам это тогдашнее «раздвоение» его чувств и воли с страшною искренностью». Феномен «двойника» (наличие не одной, а нескольких личностей) - главная болезнь личности, по мнению представителей духовной психологии (Снегирев В.А., Несмелов В.И.). Возникает он как результат недостаточности работы сознания (самосознания). Действительно, у Версилова нет четкого пред­ставления о себе, своем назначении, цели в жизни, его благородные идеи туманны и расплывчаты.

Познание и помощь личности. Версилов занимает главное место в созна­нии его сына Аркадия, и о его внутреннем мире можно составить довольно точное представление по описаниям «подростка». Версилов любит по­рассуждать, и в его рефлексивных суждениях также проявляется его лич­ность. Психологическая помощь могла бы состоять в обретении внут­реннего стержня, без которого его отношения множественны. Его нельзя назвать вовсе бездуховным, но и вера его некрепка, соседствует с без­верием, подобно и другим проявлениям его «двойничества».

* * *

Николай Алексеевич Иванов

(А.П. Чехов. «Иванов»)

Общая характеристика. Иванов — либеральный земский деятель, «не­пременный член по крестьянским делам присутствия», яркая индивидуаль­ность, тонко чувствующий и склонный к самоанализу человек. Ему не под силу решение ни одного из встающих перед ним жизненных вопросов. Он строго себя судит, но не понимает ни причин своего тоскливого бездей­ствия, ни своей жизненной цели, и потому предпочитает пассивно сле­довать воле обстоятельств. В Иванове сочетаются индивидуализм, эгоцент- ричность, замкнутость на себе и в то же время (или вследствие этого) - подчинение жизненной стихии.

Отношение к жизни. В свои тридцать пять лет Иванов испытывает глу­бокое утомление от жизни, апатию, и, тоскуя, не понимает своей скуки, тяготится ею: «Ничего я не жду, ничего не жаль, душа дрожит от страха перед завтрашним днем» Ему кажется, что он переутомился, взяв на свои плечи непосильный жизненный груз. Не случайно его упоминание об утра­те веры - ему не в чем черпать душевные и духовные силы. Высокий уро­вень жизненной активности без видения ее смысла сопряжен с высоким риском ее резкого падения, болезненно переживаемого. Иванов советует молодому доктору Львову: «... выбирайте себе что-нибудь заурядное, се­ренькое, без ярких красок, без лишних звуков. Вообще всю жизнь стройте по шаблону. Чем серее и монотоннее фон, тем лучше. Голубчик, не воюйте вы в одиночку с тысячами, не сражайтесь с мельницами, не бейтесь лбом о стены... Да хранит вас бог от всевозможных рациональных хозяйств, необыкновенных школ, горячих речей... Запритесь себе в свою раковину и делайте свое маленькое, Богом данное дело... Это теплее, честнее и здоровее. А жизнь, которую я пережил, - как она утомительна! Ах, как утомительна!.. Сколько ошибок, несправедливостей, сколько нелепого». Иванову все опротивело, и он ничего от жизни не ждет: «Прежде я много работал и много думал, но никогда не утомлялся; теперь же ничего не делаю и ни о чем не думаю, а устал телом и душой. <.. .> А тут еще болезнь жены, безденежье, вечная грызня, сплетни, лишние разговоры, глупый Боркин... Мой дом мне опротивел, и жить в нем для меня хуже пытки. Скажу вам откровенно, Шурочка, для меня стало невыносимо даже общество жены, которая меня любит. Вы — мой старый приятель, и вы не будете сердиться за мою искренность. Приехал я вот к вам развлечься, но мне скучно и у вас, и опять меня тянет домой».

Мечты о счастье возникают у Иванова под влиянием любви к нему мо­лодой девушки Саши правда, они кратковременны: «А на другой день верю в эту жизнь и в счастье так же мало, как в домового». Характерное его состояние отвращения к жизни: «Опять у меня такое чувство, как будто я мухомору объелся».

Иванов вплотную подходит к подлинному осмыслению жизни, чему способствуют его глубокая рефлексия, ум, честность. Он стыдится своей беспомощности и «клеветы на судьбу»: «Еду ли я на съезд, в гости, на охоту, куда ни пойду, всюду вношу с собою скуку, уныние, недовольство. <. > Никогда я не лгал, не клеветал на жизнь, но, ставши брюзгой, я, против воли, сам того не замечая, клевещу на нее, ропщу на судьбу, жалуюсь, и всякий, слушая меня, заражается отвращением к жизни и тоже начинает клеветать. А какой тон! Точно я делаю одолжение природе, что живу».

Поступки. На поступок как таковой, исходящий от принятия ответст­венности и сознательного принятия решения, Иванов не способен, он не является «человеком действия». В результате действия, которые он все же совершает, непоследовательны и противоречат мыслям. Он остро пережи­вает вину перед умирающей женой, оттого что, неизвестно почему, разлю­бил ее, и все равно каждый вечер уезжает к Лебедевым, где зарождается новая любовь. Он бездействует, хотя имение расхищено, висит на волоске, ему нечем уплатить работникам, но он не в состоянии потребовать долги. Он полюбил Сашу, но прямо перед венцом просит прекратить «эту бес­смысленную комедию» и кончает с собой.

Поле жизнедеятельности Иванова сочетает нелицеприятный самоана­лиз с тоскливым бездействием, пассивное следование обстоятельствам.

Дифференциальный диагноз жизненных ориентаций и жизненной по­зиции.

Тип жизненных ориентаций: вариант ситуативно-целостной личности, стремящейся к единству с бытием благодаря созерцанию, рефлексии.

Следует отличать данный тип жизненных ориентаций от типа преобра­зователя, который, судя по воспоминаниям Иванова, был присущ ему в молодости, и который претерпел изменения в углублении уединенности в себе и пассивном течении жизни.

Творческая направленность проявляется в горячем желании изменить тоскливую ситуацию (Иванов каждый вечер стремится прочь из дома, где, как ему кажется, он задыхается). Адаптивные тенденции проявляются в нежелании что-либо менять и безделье («Мне до этого порога лень дойти, а вы — в Америку»), но в то же время и в стремлении сгладить острые углы, никого не обидеть.

Внутренняя детерминация проявляется в гордости, эгоцентризме, инди­видуализме. Внешняя детерминация, с которой сочетается детерминация внутренняя, определяется подверженностью стихии жизни, в которой он не может найти опоры своей яркой индивидуальности. «Вероятно, я страш­но виноват, но мысли мои перепутались, душа скована какою-то ленью, и я не в силах понимать себя. Не понимаю ни людей, ни себя».

Жизненная позиция характеризуется направленностью на кажущееся недостижимым равновесие с миром, неспособностью найти свое место в жизни.

Жизненная ситуация — ситуация пассивного бездействия и мучитель­ного самоанализа. Иванов не находит иного выхода из жизненного кризиса и ощущения бессмысленности жизни кроме самоубийства.

Нравственные характеристики. Иванов честен перед собой и другими, беспощаден в нравственной оценке своих поступков («нехороший, жалкий и ничтожный я человек», обостренно совестливый, постоянно испытываю­щий вину и раскаяние, хотя результат этой внутренней работы неэффекти­вен. «День и ночь болит моя совесть, я чувствую, что глубоко виноват, но в чем, собственно, моя вина, не понимаю». Иванову стыдно своего состо­яния: «в моей совести точно ядро лопнуло!»

Многим он кажется плохим человеком, несмотря на то, что у него нет низких целей. Особенно строго судит Иванова доктор Львов: «В вашем голосе, в вашей интонации, не говоря уж о словах, столько бездушного эгоизма, столько холодного бессердечия». Лебедев говорит ему: «Столько брат, про тебя по уезду сплетен ходит, что того и гляди к тебе товарищ прокурора приедет... Ты и убийца, и кровопийца, и грабитель...» Говорят, что Иванов женился ради денег, не получив их, он якобы сводит жену с могилу и заводит новую богатую невесту. В действительности Иванов женился по страстной любви, но скоро разлюбил... «почему-то». Он по­нимает, что больно ранит умирающую от туберкулеза жену, но каждый вечер едет к Лебедевым, где у него новая любовь - тоже «почему-то». Он сгоряча, в минутном раздражении, говорит жене, что она скоро умрет, и тут же хватает себя за голову: «Как я виноват!» Он обращается к Богу, но весьма своеобразно. Он считает, что в своей вине перед Богом он даст ответ, а здесь, на земле, требует, чтобы его оставили в покое.

Если судить по результату, он, действительно, приносит несчастья, и все потому, что не властен над собой. Он отчужден от людей, и им владеет то раздражение, то гнев. Те, кто видит доброе начало в Иванове, не осуж­дают его, относятся с симпатией. Жена высокого мнения о том, каким он был раньше - никогда не обвинял других, которых жалел, а только себя. Любящая Саша видит в Иванове только слабость хорошего человека.

Направленность (жизненная задача). Жизненные задачи Иванова в прошлом. Самому ему кажется, что он не рассчитал сил, утомился, «работал и надеялся за десятерых», не знал меры ни в чем. считает, что жизнь жесто­ко мстит ему и он надорвался. А сейчас «с тяжелою головой, с ленивою душой, утомленный, надорванный, надломленный, без веры, без любви, без цели, как тень, слоняюсь я среди людей и не знаю: кто я, зачем живу, чего хочу? И мне уже кажется, что любовь - вздор, ласки приторны, что в труде нет смысла, что песня и горячие речи пошлы и стары. И всюду я вношу с собою тоску, холодную скуку, недовольство, отвращение к жизни... Погиб безвозвратно! Перед тобою стоит человек, в тридцать пять лет уже утомленный, разочарованный, раздавленный своими ничтожными подвигами; он сгорает со стыда, издевается над своей слабостью». Но что мешает сделать следующий шаг после этого искреннего саморазоблачения? Духовное бессилие и гордость, нежелание выйти за пределы своего эго­центризма, нежелание прикладывать усилия в работе над собой.

Организация внутреннего мира. Окружающие видят Иванова по-раз- ному и, действительно, в нем нет внутреннего стержня: «... одни считают тебя за шарлатана, другие сожалеют, третьи протягивают руку помощи, четвертые, что всего хуже, - с благоговением прислушиваются к твоим вздохам, глядят на тебя, как на второго Магомета, и ждут, что ты вот-вот объявишь им новую религию». Иванов считает, что человек сложен, и «... в каждом из нас слишком много колес, винтов и клапанов, чтобы мы могли судить друг о друге по первому впечатлению или по двум-трем внешним признакам».

Слабый, безвольный человек, Иванов самокритично считает, что он «ни­чем не замечателен и ничем не жертвовал». Он очень горд и считает позо­ром свое нынешнее состояние, определяемое им как слабодушие и мелан­холия: «Говорю, как перед Богом, я снесу все: и тоску, и психопатию, и разоренье, и потерю жены, и свою раннюю старость, и одиночество, но не снесу, не выдержу я своей насмешки над самим собою. Я умираю от стыда при мысли, что я, здоровый, сильный человек, обратился не то в Гамлета, не то в Манфреда, не то в лишние люди...» Иванов предпочитает смерть мучительному состоянию, не может извлечь из него урока. Лебедев, пребывающий на более низком уровне бытия, говорит ему: «Гляди на вещи просто, как все глядят! На этом свете все просто. Потолок белый, сапоги черные, сахар сладкий». С его точки зрения, Иванов здоров, умен, нрав­ственен, сыт, одет, что еще ему нужно?

Способ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира: гордость, индивидуа­лизм; он не может смотреть на мир просто - для этого внутренний мир слишком сложен — но и на действие не способен.

Внешняя реализация внутреннего мира. Иванов - яркий созерцатель. Любое действие - во вред другим. Никого и ничего не озарил луч его сложной души. Беспомощность этого крепкого и здорового человека вызывает у Саши жалость-любовь и желание опекать и заботиться: «У гебя ни матери, ни сестры, ни друзей... Ты разорен, имение твое растащили, на тебя кругом клевещут...»

Развитие личности Иванов связывает изменения своей личности с из­менением своего отношения к жизни, с утратой веры, с собственным бездельем: «Еще года нет, как был здоров и силен, был бодр, неутомим, горяч, работал этими самыми руками, говорил так, что трогал до слез даже невежд, умел плакать, когда видел горе, возмущался, когда встречал зло. Я знал, что такое вдохновение, знал прелесть и поэзию тихих ночей, когда от зари до зари сидишь за рабочим столом или тешишь свой ум мечтами. Я веровал, в будущее глядел, как в глаза родной матери... А теперь, о Боже мой! Утомился, не верю, в безделье провожу дни и ночи. Не слушаются ни мозг, ни руки, ни ноги. Имение идет прахом, леса трещат под топором. (Плачет.) Земля моя глядит на меня, как сирота».

Развитие личности Иванова исходит от изменения внешних обсто­ятельств, с которыми вступает в противоречие его индивидуальность, и Иванову кажется, что он «надорвался». Своих сил нет, а где их почерпнуть, он не знает. «Гимназия, университет, потом хозяйство, школы, проекты... Веровал я не так, как все, женился не так, как все, горячился, рисковал, деньги свои, сам знаешь, бросал направо и налево, был счастлив и страдал, как никто во всем уезде. Все это, Паша, мои мешки. Взвалил себе на спину ношу, а спина-то и треснула». Иванов вспоминает рабочего, который, захотев похвастать перед девками своей силой, взвалил на спину два мешка ржи и надорвался, скоро умер. Похоже, что и Иванов неосознанно «хвастал» - своей неординарностью, своим энтузиазмом - и перед другими, и перед собой.

Норма и патология личности. «Болезнь» Иванова - сломленная воля, безверие и отчаяние. Субъективно она переживается как утомление от непо­сильных задач. Ему кажется, что он покатился по наклонной плоскости без всякой видимой причины, неглупый, образованный и здоровый. «Я стал раздражителен, вспыльчив, резок, мелочен до того, что не узнаю себя. По целым дням у меня голова болит, бессонница, шум в ушах... А деваться положительно некуда... Положительно». Он неприкаянно мается, места себе не находит. «Дома мне мучительно тяжело! Как только прячется солн­це, душу мою начинает давить тоска. Какая тоска! Не спрашивай, отчего это. Я сам не знаю. Клянусь, не знаю. Здесь тоска, а поедешь к Лебедевым, там еще хуже; вернешься оттуда, а здесь опять тоска, и так всю ночь... Просто отчаяние!». Своей тоской Иванов измучил всех, включая и любя­щую его Сашу: «За все время, пока я его невеста, он ни разу не улыбнулся, ни разу не взглянул мне прямо в глаза. Вечно жалобы, раскаяние в чем-то, намеки на какую-то вину, дрожь».

Познание и помощь личности. Познание личности Иванова происходит по нелестным отзывам других, по беспощадному самоанализу и поступкам слабого, безвольного человека. Не видя причины, Иванов не может и оказать воздействие на нее. «... Ну, где мое спасение? В чем? Пить я не могу — голова болит от вина; плохих стихов писать - не умею; молиться на свою душевную лень и видеть в ней нечто превыспренное - не могу. Лень и есть лень, слабость есть слабость, - других названий у меня нет. Погиб, погиб - и разговоров быть не может!» Пьянство - это примитивное воз­действие на тело, плохие стихи - неудачное самовыражение; молиться, кроме молитвы самому себе, ему в голову не приходит. Он решается застре­литься из страха личностно деградировать и далее, не видя иного выхода в отсутствие жизненной цели и смысла. Бывший преобразователь, он счи­тает это вполне достойным выходом, в котором проявляется сила «Я», а в действительности - та же слабость души и духа.

Разочарованный в других - человек, направляющий свое

раздражение от недовольства жизнью на окружающих, к которым относится пренебрежительно вплоть до цинизма,

несмотря на тщеславие, зависимость от их мнения.

***

Евгений Онегин

(А.С. Пушкин. «Евгений Онегин»)

Общая характеристика. Евгений Онегин открывает в русской литерату­ре галерею «лишних людей», неприкаянно мающихся от бесцельности жиз­ни и переживания ее пустоты. Все жизненные блага ему сами идут в руки, достаются даром, безо всяких усилий. Но он испытывает лишь безразличие и скуку. Светский молодой человек, «повеса пылкой», скользящий по по­верхности жизни,

Он по-французски совершенно Мог изъясняться и писал; Легко .мазурку танцевап И кланялся непринужденно; Чего ж вам больше? Свет решил, Что он умен и очень мил.

Его поступки «случайны» и находятся в соответствии с подвернув­шимися обстоятельствами.

Отношение к жизни. Евгений Онегин поначалу окунулся в омут жиз­ненных наслаждений по принципу «И жить торопится, и чувствовать спе­шит» (кн. Вяземский), вынесенному Пушкиным в эпиграф к главе 1.

Но был ли счастлив мой Евгений, Свободный, в цвете лучших лет, Среди блистательных побед, Среди вседневных наслаждений?

Довольно скоро все ему надоело, стали раздражать и окружающие, и привычные развлечения, в которых он провел «без малого восемь лет»:

...рано чувства в нем остыли; Ему наскучил света шум; Красавицы недолго были Предмет его привычных дум; Измены утомить успели; Друзья и дружба надоели.

Получив от дяди наследство, Евгений был рад перемене, но им по­степенно овладевает все та же скука, что свидетельствует о его духовной пустоте.

Два дня ему казались новы Уединенные поля, Прохлада сумрачной дубровы, Журчанье тихого ручья; На третий роща, холм и поле Его не занимали боле; Потом уж наводили сон; Потом увидел ясно он, Что и в деревне скука та же, Хоть нет ни улиц, ни дворцов, Ни карт, ни балов, ни стихов. Хандра ждала его на страже, И бегала за ним она, Как тень иль верная жена.

В любых жизненных условиях Евгении Онегин видит лишь их обыден­ность, требующую соответствующих им действий. Воспоминания и мечты пробуждаются в нем только ответ на неразделенную любовь к Татьяне, вспыхнувшей в нем лишь в ситуации «запретного плода».

Поступки. Евгений Онегин, изнывая от скуки, кое-как перебивается со дня на день. Поступки во многом случайны, это импульсивные порывы, вызывающие у людей различную реакцию:

Один среди своих владений, Чтоб только время проводить, Сперва задумал наш Евгений Порядок новый учредить. В своей глуши мудрец пустынный, Ярем он барщины старинной Оброком легким заменил; И раб судьбу благословил. Зато в углу своем надулся, Увидя в этом страшный вред, Его расчетливый сосед; Другой лукаво улыбнулся, И в голос все решили так, Что он опаснейший чудак.

Влюбленный в Татьяну, он пишет ей письма.

Сомненья нет: увы! Евгений В Татьяну как дитя влюблен; В тоске любовных помыишений И день и ночь проводит он.

Татьяна верно разгадала и этот бессознательный порыв Евгения - каприз его чувства, отдавая себе отчет в том, что любовь княгини, светской царицы гораздо более льстила бы его тщеславию, чем прежней наивной деревен­ской мечтательницы.

Поле жизнедеятельности Евгения Онегина характеризуется взаимо­связью безразличного отношения к жизни и импульсивности поступков.

Дифференциальный диагноз жизненных ориентаций и жизненной по­зиции.

Тип жизненных ориентаций: вариант ситуативно-целостной личности, единой с бытием благодаря созерцательной позиции. Творческую направ­ленность характеризуют импульсивные порывы, способные резко изменить судьбу других (пример - поведение, приведшее к дуэли с Ленским и его гибели). Адаптивные тенденции проявляются в приспособлении к сменя­ющим друг друга обстоятельствам жизни. Внутренняя детерминация про­является в капризном произволе его действий. Внешняя детерминация, с которой сочетается детерминация внутренняя, определяется подвержен­ностью ситуативным моментам.

Жизненная позиция характеризуется направленностью на гармонич­ность отношений с миром благодаря сознательной регуляции действий и отношений.

Жизненная ситуация — ситуация безразличия к жизни вследствие пере­живания ее бесцельности. Влюбленность в Татьяну - замужнюю светскую даму - при всей кажущейся внезапности для Евгения вполне закономерное событие, вписывающееся в логику его импульсивных поступков.

Нравственные характеристики. Евгений нравственно индифферентен, и случайность его поступков в разных ситуациях может вести как к добру, так и ко злу. Не случаен эпиграф к роману: «Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побуждает призна­ваться с одинаковым равнодушием в свих как добрых, так и дурных поступ­ках, - следствие чувства превосходства, быть может мнимого. Из частного письма».

Нравственный фон действий Евгения - пресыщение светской суетой, многочисленными любовными интрижками, от которых остается только пустота в душе. В самом начале романа, когда Евгения вызывают к умираю­щему дяде, он заранее досадует на предстоящий новый вид скуки, и его охватывают отнюдь не родственные чувства.

...какая скука

С больным сидеть и день и ночь, Не отходя ни шагу прочь! Какое низкое коварство Полуживого забавлять, Ему подушки поправлять, Печально подносить лекарство, Вздыхать и думать про себя: Когда же черт возьмет тебя!

Он был недоволен собой, спровоцировав вызов Ленским на дуэль, чувствовал, что был не прав, подшутив над любовью Ленского, и надо было взять ответственность, «а не щетиниться, как зверь».

И поделом: в разборе строгом, на тайный суд себя призвав, Он обвинял себя во многом.

Однако в малодушии и ложном стыде Евгений считает, что уже поздно что-либо менять, а к тому же очень боится упасть в общественном мнении («Но шепот, хохотня глупцов...»):

Пружина чести, наш кумир! И вот на чем вертится мир!

Как обычно, тщеславие играет определяющую роль на весах нрав­ственности. Убив Ленского, Онегин сожалеет, но не слишком, и продолжает жить по-прежнему в созерцании жизни.

В ситуации объяснения с Татьяной Онегин поступает вполне благородно и, как намекает Пушкин, не в первый раз, хотя людская молва и не слишком его щадила:

Быть может, чувствий пыл старинный Им на минуту овладел; Но обмануть он не хотел Доверчивость души невинной.

Однако после ее замужества он намеревается побудить ее нарушить супружескую верность.

Направленность (жизненная задача). Свою жизненную задачу Евгений Онегин, молодой, здоровый, богатый, ищет - и не может найти, сожалея, что нет у него никакой беды, хоть болезни, чтобы было чем заняться:

...мыслит, грустью отуманен: Зачем я пулей в грудь не ранен? Зачем не хилый я старик, Как этот бедный откупщик? Зачем, как тульский заседатель,

Я не лежу в параличе? Зачелi не чувствую в плече Хоть ревматизма? — ах. Создатель! Я молод. Жизнь во мне крепка; Чего мне ждать? Тоска, тоска!..

Евгений плывет по жизни, не зная, чем увлечься и заполнить пустоту. Все ему лень. «Труд упорный ему был тошен». Единственное, в чем он преуспел, - это «наука страсти нежной», в которой «... Он истинный был гений» и

Что было для него измлада И труд, и мука, и отрада, Что занимало целый день Его тоскующую лень.

Но он пресытился и этим. А в любви к Татьяне его наука оказалась бессильной.

Чужой для всех, ничем не связан, Я думал: вольность и покой Замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан.

Организация внутреннего мира. Евгений - поверхностный ум и сердце, j несмотря на известную начитанность и знание людей.

Онегин был по мненью многих (Судей решительных и строгих) Ученый малый, но педант: Имел он счастливый талант Без принужденья в разговоре Коснуться до всего слегка Сученым видом знатока Хранить молчанье в важном споре И возбуждать улыбку дам Огнем нежданных эпиграмм.

Евгений смотрит на жизнь циничным взглядом бывалого человека, но ему не чужды и мечты, и размышления. Презирая людей, он старается избегать общения, чем оскорбляет их.

Мне нравились его черты, мечтам невольная преданность, неподражательная странность И резкий охлажденный ум.

Способ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира: высокомерие, эго­центризм, стремление к независимости и уединению, душевное оди­ночество. В период влюбленность в Татьяну - также игра воображения, мечты, когда он «чуть с ума не своротил» и не сделался поэтом. Пытаясь отвлечься чтением, Онегин погружается в мир фантазий:

... Глаза его читали, Но мысли были далеко; Мечты, желания, печали Теснились в душу глубоко. Он меж печатными строками Читал духовными глазами Другие строки. В них-то он Был совершенно углублен. То были тайные преданья Сердечной, темной старины, Ни с чем не связанные сны, Угрозы, толки, предсказанья, Иль длинной сказки вздор живой, Иль письма девы молодой.

Внешняя реализация внутреннего мира. Налицо противоречивость, им­пульсивность поступков Онегина, проводящего время в откровенном без­делье:

Бывало, он еще в постеле: К нему записочки несут. Что? Приглашенья? В самом деле, Три дома на вечер зовут:

Там будет бал, там детский праздник. Куда ж поскачет мой проказник? С кого начнет он? Все равно: Везде поспеть немудрено. Покамест в утреннем уборе, Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар И там гуляет на просторе, Пока недремлющий брегет Не прозвонит ему обед.

Духовная пустота подчеркивается особым вниманием к одежде:

Боясь ревнивых осуждений, в своей одежде был педант И то, что мы назвали франт. Он три часа по крайней мере Пред зеркалами проводил И из уборной выходил Подобно ветреной венере, Когда, надев мужской наряд, Богиня едет в маскарад.

Немудрено, что такой образ жизни при ее бессодержательности привел к ощущению пустоты.

Как женщин, он оставил книги, И полку, с пыльной их семьей, Задернул траурной тафтой.

Равнодушный ко всему,

И сам не знает поутру, Куда поедет ввечеру.

В деревне - другой вид безделья:

Прогулки, чтенье, сон глубокий, Лесная тень, журчанье струй, Порой белянки черноокой Младой и свежий поцелуй, Узде послушный конь ретивый, Обед довольно прихотливый, Бутылка светлого вина, Уединенье, тишина.

И вновь скука светского общества. Вечная скука и недовольство жизнью. Развитие личности. Развитие личности Онегина протекает как смена обстановки и сопутствующих ей взаимоотношений с обстоятельствами.

Онегин, добрый мой приятель, Родился на брегах Невы, Где, может быть, родились вы Или блистали, мой читатель.

Легкомысленный отец жил долгами и разорился. Евгением занимались «мадам» и «месье», всему уча «шутя» и не докучая «моралью строгой». В результате знания Евгения поверхностны, представления о нравственности и духовности смутны, душа беспечна. Он не огорчается потерей отцовского имения и получает в наследство новое:

Вот наш Онегин - сельский житель, Заводов, вод, лесов, земель Хозяин полный, а досель Порядка враг и расточитель, И очень рад, что прежний путь Переменил на что-нибудь.

Изменила ли его личность любовь к Татьяне? Скорее, бессознательно задела струны тщеславия, хотя он искренне страдает, тоскуя.

Норма и патология личности. Праздность выступает как причина хро­нического уныния Евгения Онегина.

Недуг, которого причину

давно бы отыскать пора,

Подобный английскому сплину,

Короче: русская хандра

Им овладела понемногу;

Он застрелиться, слава богу,

Попробовать не захотел,

Но к жизни вовсе охладел.

Как Чальд-Гарольд, угрюмый, томный

В гостиных появляйся он;

Ни сплетни света, ни бостон

Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,

Ничто не трогало его,

Не замечал он ничего.

Скука и хандра не оставляют Евгения и в деревне. Наконец, он глубоко страдает от неразделенной любви к Татьяне.

Бледнеть Онегин начинает: Ей ил не видно, ww не жаль; Онегин сохнет - и едва ль Уж не чахоткою страдает. Все шлют Онегина к врачам, Те хором шлют его к водам.

Познание и помощь личности. Познание личности Евгения Онегина осуществляется по его хронической тоске в хронической же бездея­тельности. Такие средства помощи как балы, увлечения, наслаждения, жен­щины, изысканная одежда и еда быстро стали неэффективными. Природа и чтение тоже оказали лишь временное облегчающее действие. Отсутствие жизненной цели - всему причиной, душевная и духовная лень. В стра­даниях от любви к Татьяне Онегин сам виной - его потянуло к «запретному плоду», он настойчиво стремился к безнравственному поступку - нарушению таинства брака.

Григорий Александрович Печорин

(М.Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени»)

Общая характеристика. Печорин, молодой офицер,-незаурядная нату­ра, проницательный ум. Окружающим он кажется странным, поведение его явно выбивается из разряда обыкновенных. Благодаря глубокой рефлек­сии он предельно откровенен перед самим собой, и читатель становится свидетелем безмерного отчаяния от собственных противоречий. Он полон переживания бесцельности и пустоты жизни. М.Ю. Лермонтов создал в образе Печорина портрет современного ему человека,«... портрет, состав­ленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».

Отношение к жизни. Скука, равнодушие вплоть до отвращения к жизни снедают Печорина, хотя так было не всегда. «В первой молодости моей я был мечтателем; я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого осталось? Одна усталость, как после ночной битвы с привиде­нием, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для дей­ствительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книги». Душевные силы иссякли, и переживание жизненной пустоты становится главным в его отношении к жизни. Часто Печорин погружается в свое прошлое, пытается сопоставить его с настоящим, понять причины своего мучительного состояния, страдая от противоречий. «У меня врожденная страсть противоречить; целая моя жизнь была только цепь грустных и неудачных противоречий сердцу или рассудку».

Даже на Кавказе, в опасных и экзотических условиях жизни, тоска и скука не покидают его, а только усиливаются, поскольку утрачивается надежда на ее преодоление: «Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасыт­ное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня».

Поступки. Поступки Печорина поражают окружающих своей эксцен­тричностью, отрицанием общепринятых норм поведения. Печорину свой­ственно сознательно поступать по своей прихоти, ценя лишь капризные желания своего «Я». В результате не только страдают, но и гибнут люди.

Так, Печорин сломал жизнь целой семье, и лишь потому, что юная Бэла ему «понравилась» (вскоре, однако, к Печорину приходит привычная ску­ка). Она была выкрадена, а затем и убита, как и ее отец, хотя непосредст­венный убийца не он. Искусными приемами обольщения Печорин влюб­ляет в себя княжну Мэри, причиняя ей душевную боль. Поведение на дуэли с Грушницким также тщательно продумано с выгодой для себя. Это уже сознательное убийство.

Дифференциальный диагноз жизненных ориентаций и жизненной по­зиции.

Тип жизненных ориентаций: тип ситуативно-целостной личности, еди­ной с бытием в глубокой рефлексии. Тип, которым он обладал в молодости, - возможно, гармонизатор, в связи с яркой мечтательностью и богатым воображением в сочетании с сохранившейся в более зрелые годы ре­флексией.

Печорин фаталист, в чем проявляется его внешний локус контроля: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает решительно­сти характера - напротив, что до меня касается, то я всегда смелее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не слу­чится - а смерти не минуешь!» Внутренний локус контроля проявляется в жажде власти и стремлении руководить поступками других: «... я никогда не делался рабом любимой женщины; напротив, я всегда приобретал над их волей и сердцем непобедимую власть, вовсе об этом не стараясь. Отчего это? - оттого ли, что я никогда ничем очень не дорожу и что они ежеми­нутно боялись выпустить меня из рук? Или это - магнетическое влияние сильного организма? Или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным характером?» тут же сам он признается, что таких женщин он сознательно избегал. Он «зачем-то», из этой жажды власти, упорно добива­ется любви Мэри. «Сам я больше не способен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проя­вилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие - подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать в себе чувство любви, преданности и страха—не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?»

Творческая составляющая направленности проявляется в утрированном свободолюбии: он замечает, что самая пылкая его любовь уходит, как только дадут почувствовать, что он должен жениться. «Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту... но свободы моей не продам. Отчего я так дорожу ею? Что мне в ней?., куда я себя готовлю? Чего я жду от будущего?.. Право, ровно ничего. Это какой- го врожденный страх, неизъяснимое предчувствие». Печорину свойственно ожидание нового и стремление к новизне: «а все живешь - из любопытства: ожидаешь чего-то нового...» Трудно удержаться от цитирования поэтических размышлений Печорина о своей любви к свободе, в которых гак много от безграничного свободолюбия самого М.Ю. Лермонтова: «И геперь, здесь, в этой скучной крепости, я часто, пробегая мысленно прошед­шее, спрашиваю себя: отчего я не хотел ступить на этот путь, открытый мне судьбою, где меня ожидали тихие радости и спокойствие душевное?.. 11ет, я бы не ужился с этой долею! Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по при- орежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани». 11риспособление, сопутствующее творчеству, проявляется в умелом исполь­зовании подворачивающихся обстоятельств ради собственных мелких и ничтожных целей.

В жизненной позиции отмечается направленность на гармоничность от ношений с миром вследствие сознательной регуляции действий и отношений.

Жизненная ситуация — ситуация сознательной регуляции своей жизни при снятии с себя ответственности за творимое, субъективно переживаю­щаяся как бессмысленность существования.

Нравственные характеристики. Поскольку, кроме собственной персо­ны, Печорина никто и ничто не интересует, в других он не видит человече­ского начала, с людьми он циничен и относится к ним как к вещи (пример - I >')ла, игрушка, которую можно купить, украсть, а когда она надоест, вы­бросить за ненадобностью), как к животному (пример - хорошенькая княж­на Мэри, о которой он говорит «как об английской лошади»). Он забав- ляется, лишь бы отодвинуть скуку. От скуки Печорин губит людей: «Да и какое мне дело до радостей и бедствий человеческих».

Печорин, холодный, как лед, питает свою гордость, распоряжаясь судь- бами людей по своему произволу: «Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, - не самая ли это сладкая пища нашей гордости?»

Так, он довел Мэри до нервического припадка и доволен этому: «Эта мысль мне доставляет необъятное наслаждение: есть минуты, когда я понимаю Вампира... А еще слыву добрым малым и добиваюсь этого назва­ния!» В этих словах сквозит неприкрытый нравственный садизм Печорина, как и в его известном монологе перед дуэлью: «Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия; я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их неж­ность, их радости и страданья - и никогда не мог насытиться». При этом он еще и сокрушается, что его утонченную натуру никто не понимает, одни считают его лучше, чем он есть (добрый малый), другие хуже (мерзавец).

Направленность (жизненная задача). Несмотря на очевидно сильную натуру, богато одаренную, Печорин мается от бесцельности жизни и сам это чувствует. Сам он причину видит в том, что «не угадал» своей цели, т.е. в случайности влияния судьбы, фатума. Никому не принес он радости, а лишь хищно поглощал другие жизни, без насыщения и смысла. Его на­правленность находится на уровне регуляции повседневного поведения за счет других. «Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? Для какой цели я родился?.. А, верно, она су­ществовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений — лучший цвет жизни. И с той поры сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы! Как орудье казни, я упадал на голову обре­ченных жертв, часто без злобы, всегда без сожаления...»

Организация внутреннего мира. Печорин — яркая индивидуальность, замкнутая на себе самом, недюжинная натура, подрываемая ежечасно чудовищным эгоцентризмом. Источник своего существования он видит в поглощении жизней других: «Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радо­сти других только в отношении к себе, как пищу, поддерживающую мои душевные силы. <...> А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви». Печорин хладнокровен и рассудителен, надменен, скрытен. Максим Мак- симыч замечает, что глаза Печорина «не смеялись, когда он смеялся! .. это признак - или злого нрава, или глубокой постоянной грусти». Можно пред­положить скорее второе, что связано с переживанием безнадежности.

Эгоцентризм и склонность к рефлексии лишают Печорина живого чув­ства, он способен только холодно анализировать свои поступки и душевные движения, но тем не менее не видит их бездуховной подоплеки. «Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе; иные не делают и этого. Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, взведут на мой счет 1>ог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, - Бог с ними! Из жизненной бури я вынес только несколько идей - и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия. Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его».

Способ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира. Это сознательное построение жизни благодаря уму, яркой индивидуальности, развитой гордости. Люди для Печорина—марионетки, которыми он управляет, дергая за ниточки, заранее предвидя результат - ибо он выстроен им самим. «Она недовольна собой; она себя обвиняет в холодности... О, это первое, главное торжество! Завтра она захочет вознаградить меня. Я все это уж знаю наизусть - вот что скучно!»

Связывает с миром Печорина и безотчетный страх потери свободы. Еще в пору мечтательного детства его глубоко поразило предсказание старухи, гадавшей матери, смерти от злой жены. Тогда в душе и родилось непреодолимое отвращение к женитьбе.

Внешняя реализация внутреннего мира. Это пробы себя в эксцентрич­ных поступках, совершаемых с полным хладнокровием. В них Печорин руководствуется принципами «это». Отсутствие внутреннего стержня ведет к внутренней и внешней его противоречивости.

Развитие личности. Кроме предсказания старухи, нам ничего более не известно о детских годах Печорина. О семье он никогда не упоминает, что побуждает думать о безразличии к родным - о том, что его действительно волнует, он пишет очень подробно. В своей «первой молодости», выйдя из-под опеки родных, он наслаждался всеми удовольствиями, «которые можно достать за деньги». Со временем это опротивело. Печорин ринулся в свет, но и общество ему также надоело. После «любовей» сердце осталось пустым. Он читал, учился - и науки надоели, стало скучно. «... Я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько; потому что самые счастливые люди - невежды, а слава - удача, и чтоб добиться ее, надо быть только ловким». То есть Печорин не увидел смысла в личностном развитии. Все у него вызывает скуку, жизненные достижения в его пред­ставлении определяются чистой случайностью. Скучно ему стало и на опас­ном Кавказе. В двадцать пять лет душа его испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное, - как он сам себя характеризует. Все это проявление духовной пустоты, нежелания приложить усилия в этом направлении. Не случайно Печорин «не любит останавливаться на отвле­ченной мысли». Не случайна и ранняя смерть Печорина, настигшаяго среди экзотических жизненных скитаний, - возвращаясь из Персии, он умер.

Норма и патология. Скука, утомленность, отчаяние от своих противо­речий вызваны собственной духовной пустотой, сосредоточенностью на самом себе. Ведь для себя самого Печорин высшее божество. Нервничал вплоть до бессонницы он лишь перед смертельным поединком, перед лицом возможной смерти.

Познание и помощь. Познание личности Печорина происходит и по вос­поминаниям знавших его штабс-капитана Максима Максимыча, а также странствующего офицера, и по дневниковым записям самого Печорина. Это позволяет увидеть Печорина как глазами других, так и «изнутри». Обычно Печорин хорошо владеет собой, волевая регуляция обыденных действий на высоком уровне, но во всем, что выходит за их пределы, сходит на нет. Перед дуэлью он снимал нервное напряжение чтением, увлекшись «волшебным вымыслом» Вальтера Скотга, и купанием в нарзане в ванне, откуда вышел свеж и бодр «душой и телом». В своей постоянной тоскливой скуке Печорин не мог найти «верного средства», которое он искал вначале в стихийных, потом в сознательных жизненных переменах (путешествиях), поскольку, к своему огорчению, ко всему привыкал. То есть, полагаясь на обстоятельства, «фаталист» Печорин не прибегал к собственной

внутренней активности, снимая с себя всякую ответственность.

* * *

Гамлет

(В. Шекспир. Трагическая история о Гамлете, принце датском»)

Общая характеристика героя. Гамлет, принц датский, «сын прежнего и племянник нынешнего короля», олицетворяет размышления, согласно известной программной речи И.С.Тургенева «Гамлет и Дон Кихот», и ноплощает жизненный принцип самоанализа. Поглощенный раздумьями, I амлет затрудняется в принятии решения и бездействует. Гордый, яркий индивидуалист, Гамлет сам свое яркое «Я» не способен выразить и ждет подходящих обстоятельств, поэтому его неожиданные поступки его ка­жутся случайными.

Отношение к жизни. Гамлет, сосредоточенный на негативных сторонах человеческого бытия, питает глубокое отвращение к жизни, но логически следующую из него возможность самоубийства отвергает:

О, если б ты, моя тугая плоть, Могла растаять, сгинуть, испариться! О, если бы предвечный не занес В грехи самоубийство! Боже! Боже! Каким ничтожным, плоским и тупым Мне кажется свет в своих Стремленьях.

О мерзость! Как невыполотый сад, Дай волю травам — зарастет бурьяном, С такой же безраздельностью весь мир Заполонили грубые начала.

Отвратительной ему кажется и вся земля, населенная людьми, а человек как явление оценивается им весьма цинично. «Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою веселость и привычку к занятиям. Мне так не по себе, что этот цветник мирозданья, земля, кажется мне бесплодною скалою, а этот необъятный шатер воздуха с неприступно вознесшейся твердью, этот, видите ли, царственный свод, выложенный золотою искрой, на мой взгляд - просто-напросто скопление вонючих и вредных паров. Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способ­ностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен Богу — разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция праха?» Даже в солнце Гамлет видит только то, что оно «плодит червей, лаская лучами падаль». На кладбище Гамлет, поднимая череп шута, которого когда-то зал, вос­клицает: «бедный Иорик! - Я знал его, Горацио. <...> А теперь это само отвращение. <...> Вот судьба человека». Люди видятся Гамлету только как конечные телесные существа, самые великие из которых превращаются в «гадость», «чепуху». Согласно рассуждениям Гамлета, и Александр Маке­донский мог пойти на затычку пивной бочки.

В связи с этим им обесценивается и собственная жизнь («Я жизнь свою в булавку не ценю»),

В жизни как таковой Гамлет видит лишь отсутствие гармонии и це­лостности, разобщенность людей и их отчужденность друг от друга и от мира.

Порвалась дней связующая нить.

Как мне обрывки их соединить!

Поступки. Гамлета раздирают сомнения, и избыточная рефлексия пре­пятствует принятию решения. Он собирается мстить за отца виновнику его гибели - нынешнему королю Клавдию, но колеблется сделать опре­деленные шаги в этом направлении. Он не знает, как поступить, и за­думывает проверить свои сомнения спектаклем, сюжет которого сходен с реально произошедшими событиями.

Сыграть пред дядей вещь по образцу

Отцовой смерти. Послежу за дядей —

Возьмет ли за живое.

А далее благодаря импульсивности Гамлета следует серия трагических событий. Гамлет случайно убивает Полония, главного королевского совет­ника, проткнув ковер и думая, что за ним подслушивает его разговор с матерью сам король. В результате любимая им Офелия, дочь Полония, теряет рассудок и тонет в реке. Гамлет вступает в поединок с братом Офе­лии Лаэртом. Отравленная по приказу короля шпага убивает не только Гамлета, но и Лаэрта; Гамлет закалывает отравленной шпагой и короля; отравленный напиток случайно выпивает королева.

Поле жизнедеятельности Гамлета характеризуется противоречивостью мыслей и действий и соединяет бесплодные размышления с нерешитель­ностью в действиях, циничное отношение к жизни, ее обесценивание и импульсивные поступки.

Дифференциальный диагноз жизненной позиции и жизненных ори­ентаций.

Тип жизненных ориентаций: вариант ситуативно-целостной личности, единой с бытием в интенсивной рефлексии. Творческая направленность i гроявляется в идеях мести за отца и способа проверки виновности Клавдия, в составлении нового сопроводительного документа, несущего смерть его друзьям. Адаптивные тенденции проявляются в выжидании обстоятельств, которые помогли бы принять решение. Внутренняя детерминация прояв­ляется в гордом самолюбии, властности («Я верен своим решениям»). Дей­ствие внешней детерминации проявляется в признании роли «сил судьбы» в жизни:

Пусть раненый олень ревет, А уцелевший скачет. Где - спят, а где - ночной обход: Кому что рок назначит.

Жизненная позиция характеризуется направленностью на гармонию с миром через попытки регуляции своего поведения на основе рефлексии.

Жизненная ситуация - ситуация колебаний и взвешивания решений в стремлении отомстить за отца.

Нравственные характеристики. Изначально Гамлетом движет благо­родный порыв, любовь к погибшему отцу, желание понять истинную при­чину его гибели. Он искренне любил Офелию и горевал, когда она погибла.

Однако до живых людей ему, в сущности, мало дела, и его нравственные характеристики, проявляющиеся в импульсивных поступках-вспышках, оставляют желать лучшего. Вначале он деликатен и великодушен. Когда Полоний говорит, что обойдется с актерами по заслугам, Гамлет отвечает: «Если обходиться с каждым по заслугам, кто уйдет от порки? Обойдитесь с ними в меру вашего великодушия. Чем меньше у них заслуг, тем больше их будет у вашей доброты». В поисках точных улик Гамлет задумывает спектакль, беспокоясь, что сам он может роковым образом ошибиться:

Я это представленье и задумал, Чтоб совесть короля на нем суметь Намеками, как на крючок, поддеть. <...>

Будь добр, смотри на. дядю не мигая. Он либо выдаст чем-нибудь себя При виде сцены, либо этот призрак Был демон зла, а в мыслях у меня Такой же чад, как в кузнице Вулкана.

Когда вина Клавдия стала для Гамлета ясна, он в гневе решается его убить. Крайне мстительное чувство овладевает им:

Не тут-то было!

Я сам сотру его с лица земли.

И правда, разве б не было проклятьем

Дать этой язве дальше нас губить?

Имея возможность убить Клавдия во время молитвы, он решает дождаться другой ситуации, т.к. не хочет, чтобы тот «ушел в рай» во время покаянной молитвы.

Считая мать виновной в том, что она предала память отца, Гамлет ведет себя по отношению к ней безжалостно:

Я ей скажу без жалости всю правду

Словами, ранящими, как кинжал.

Но это мать родная — и рукам

Я воли даже в ярости не дам.

По ошибке Гамлет убивает вместо Клавдия Полония, но не слишком этим огорчен:

Прощай, вертлявый, глупый хлопотун!

Тебя я спутал с кем-то поважнее.

Ты видишь, суетливость не к добру.

Наконец, Гамлет, узнав, что есть заговор об его убийстве по прибытии в Англию, составил новый сопроводительный текст, предписывающий смерть сопроводителям — его друзьям.

Сами добивались.

Меня не мучит совесть. Их конец — награда за пронырство.

Направленность (жизненная задачаj: в постоянном «взвешивании» найти истинную сферу приложения своих усилий, принять решение, пускай ценой своей гибели. Это ярко проявляется в известном монологе Гамлета:

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы Иль надо оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними? Умереть. Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная?

Но человек влачит жалкое земное существование, его сдерживает лишь !еизвестность после смерти.

Так всех нас в трусов превращает мысль и вянет, как цветок, решимость наша В бесплодье умственного тупика. Так погибают замыслы с размахом, Вначале обещавшие успех, От долгих отлагательств.

Идеал человека Гамлет видит в друге Горацио:

Ты знал страданья, Не подавая виду, что страдал. Ты сносишь все и равно благодарен Судьбе за гнев и милость.

Гамлет восхищается Горацио, который

не рожок под пальцами судьбы,

Чтоб петь, что та захочет. Кто не в рабстве

У собственных страстей? Найди его

Я в сердце заключу его с тобою.

Гамлет страдает от своей нерешительности и казнит себя за то, что его шум «гниет без пользы».

Что тут виной? Забывчивость скота

Или привычка разбирать поступки До мелочей? Такой разбор всегда На четверть - мысль, а на три прочих — трусость. Но что за смысл без умолку твердить, Что это надо сделать, если к делу Есть воля, сила, право и предлог? <...>

О мысль моя, отныне будь в крови, Живи грозой, или вовсе не живи! А теперь девиз мой: «Прощай, прощай и помни обо мне». Я в том клянусь.

Организация внутреннего мира. Гамлет весьма замкнут, часто его по­ступки непонятны, т.к. он не делится с другими работой мысли. Он само­критичен, хорошо понимает себя, свою гордость, самолюбие, острую впе­чатлительность: «Сам я — сносной нравственности. Но и у меня столько всего, что лучше бы моя мать не рожала меня. Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб исполнить».

Гамлет - живой укор совести всем, у кого она нечиста, «живой огонь», и Клавдий с Полонием замышляют его погубить. Они хотят воспользо­ваться его простодушием и прямотой:

«Как человек беспечный и прямой И чуждый ухищрений, он не станет Рассматривать рапир, и вы легко, Чуть изловчась, подмените тупую», —

дает рекомендации король Лаэрту.

Способ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира: индивидуализм, гор­дость, выражающиеся в эксцентричных поступках. Гамлет считает все относительным, и лишь оценка конкретного человека определяет сущность того или иного явления. Так, он заявляет, что Дания - тюрьма.

Розенкранц:

Тогда весь мир — тюрьма.

  1. 'амлет:

  2. притом образцовая, со множеством арестантских, темниц и подземелий, из которых Дания - наихудшее.

Розенкранц:

Мы не согласны, принц.

Гамлет:

Значит, для вас она не тюрьма, ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке. Для меня она тюрьма.

Гамлет обладает обостренной впечатлительностью, внимая предчув­ствиям и призракам («Отцовский призрак в латах! Быть беде!»). Он верит в чудеса:

Гораций, много в мире есть того,

Что вашей философии не снилось.

Перед состязанием с Лаэртом, приведшим к гибели главных действую­щих лиц, у него нехорошо на душе. Об этом он говорит: «Совершенные глупости. И вместе с тем какое-то предчувствие, которое остановило бы женщину».

Внешняя реализация внутреннего мира Гамлета состоит в поисках правильного решения и промежуточных «пробах», воспринимаемых как нелепые противоречия. «Пробы» его опасны, сеют смерть.

Развитие личности Гамлета происходит как изменение обстоятельств, в которых может проявиться внутренняя суть Гамлета, склонного к раз­думьям. Ситуативно обусловлен и конец жизни - в поединке с братом люби­мой Офелии.

Норма и патология личности. Гамлет искренне скорбит об отце. Тоска I 'амлета связана с острым переживанием смерти отца и вскоре последовав­шим замужеством его матери.

Королева:

Что ж кажется тогда

Столь редкостной тебе твоя беда?

Гамлет:

не кажется, сударыня, а есть. Мне «кажется» неведомы. Ни мрачность Плаща на мне, ни платья чернота, Ни хриплая прерывистость дыханья, Ни слезы в три ручья, ни худоба, Ни прочие свидетельства страданья Не в силах выразить моей души. Вот способы казаться, ибо это Лишь действия, и их легко сыграть, Моя же скорбь чуждается прикрас И их не выставляет напоказ

Его считают полоумным, опасным, но Гамлет уверен и уверяет других в своем полном здравии.

Мой пульс, как ваш, отсчитывает такт И так же бодр. Нет нарушенья смысла В моих словах.

Истинная болезнь Гамлета - недостаточное осмысление жизни, непри­ятие ценности жизни, пренебрежительное отношение к людям.

Познание и помощь личности. Познание личности Гамлета происходит через восприятие необычности его натуры, оригинальности, интенсивных размышлений, затруднениям в принятии решений и жестоким поступкам. Сам Гамлет говорит о том, что он «нуждается в служебном повышении» и видит облегчение своих мучительных раздумий в отмщении за отца, устра­нении ненавистного Клавдия. Однако в результате гибнет много людей, включая его самого. В Гамлете нет внутреннего единства и гармонии, а то, что могло бы оказать ему истинную помощь, - его нравственный и духовный рост-затруднен в силу чрезмерной я-центрированности.

ИТОГИ

Отношение к жизни: от утомления к жизни и равнодушия к ней, скуки, апатии до раздражения и отвращения.

Поступки: противоречивы, непоследовательны, эксцентричны.

Поле жизнедеятельности: взаимосвязь разнонаправленности отноше­ний и противоречивости поступков, бесплодных размышлений и бездействия, безразличного отношения к жизни и импульсивных поступков.

Дифференциальный диагноз жизненных ориентаций и жизненной по­зиции. Тип жизненных ориентаций: ситуативно-целостная личность, единая с бытием благодаря созерцанию, рефлексии, раздумьям над жизнью. Творческая направленность в изобретательности, свободолюбии, в порывах изменить ситуацию. Адаптивная направленность в приспособлении к обстоятельствам и их использовании. Внешний локус контроля в подчи­нении «стихии жизни», фатализме. Внутренний локус контроля проявля­ется в независимости, гордости, индивидуализме, властности. Жизненная позиция: ориентация на гармоничность отношений с людьми и миром в целом, на сознательную регуляцию жизни через рефлексию.

Жизненная ситуация: от поиска места в жизни до обреченного при­знания ее бессмысленности.

Нравственные характеристики: от честности и строгого осуждения себя до нравственной индифферентности и цинизма.

Направленность: регуляция повседневного поведения в отношениях при отсутствии твердой цели и смысла.

Организация внутреннего мира. Источник организации внутреннего мира- отсутствие цельности мировосприятия, индивидуализм, гордость, противоречивость. Принцип организации внутреннего мира - стремление к единению с миром в опоре на собственные силы.

Способ взаимосвязи внутреннего и внешнего мира: оригинальность, независимость, самолюбие, эгоцентризм, высокомерие, душевное оди­ночество.

Внешняя реализация внутреннего мира: созерцание, опасные пробы ре­шения, эксцентричные хладнокровные поступки.

Развитие личности: изменение отношений в результате перемен дейст­вительности.

Норма и патология личности: уязвимость к действию страстей из-за внутренней противоречивости; уныние и скука от переживания бессмысленности жизни.

Познание и помощь личности: познание по гипертрофированному само­анализу, рефлексивным суждениям и хронической бездеятельности; помощь себе переменами действительности - от перемен одежды и жен­щин до самоубийства. Объективно помощь должна состоять в обретении внутреннего стержня и цели, в сознательной работе над собой и достиже­нии нравственного и духовного роста, затрудненного из-за я-центризма и нежелания прикладывать усилия в подчиненности жизненной стихии.