§ 3. Ошибки понимания на уровне «знак — сложное понятие»

Теперь проанализируем примеры переводческих ошибок в расшифровке смыслов не отдельных слов, а словосочетаний.

Вернемся к выбранному фрагменту текста Булгакова и по­смотрим, что и как нес Берлиоз: свою приличную шляпу пирожком нес в руке.

520

521

Шляпа пирожком — это сложное понятие, в содержании ко­торого видовой признак родового понятия иыяпа передан сравне­нием (как пирожок), в русском языке обозначено устойчивым словосочетанием. Смысл его в том, что шляпа напоминает пиро­жок, то есть она имеет сверху довольно глубокую продолговатую впадину. Французский переводчик, видимо, не поняв смысла сравнения, но желая сохранить образность, предлагает своему чи­тателю весьма пространное и путанное высказывание, не имею­щее ничего общего с русским оригиналом: Quant a son chapeau, de qualite fort convenable, il le tenait froisse dans sa main comme un de ces beignets qu'on achete аи coin des rues, что означает буквально сле­дующее: что касается его шляпы, очень хорошего качества, так он нес ее в руке скомканной, будто какой-то пончик, какие продают на углу улицы.

В чешском варианте также сохраняется образ чего-то съедоб­ного: V ruce zmoulal kvalitni klobouk smacknuty naplacku... Ho placka по-чешски — это лепешка. Сама внутренняя форма слова говорит о том, что речь идет о чем-то плоском. Смысл словосочетания, использованного автором, оказывается также искаженным.

Английский переводчик вовсе опускает сравнение. В англий­ском переводе возникает мягкая шляпа'. ...held his proper fedora in his hand.

Пример со шляпой Берлиоза показывает, кроме всего проче­го, что французский переводчик не сумел верно расшифровать смысл всего суждения в целом, оформленного соответствующей синтаксической конструкцией русского высказывания. Поэтому шляпа пирожком, которую Берлиоз нес в руке, описанная в рус­ском высказывании, превращается во французском тексте в шля-пу, которую Берлиоз измял в руке так, что она стала похожа на пончик,

§ 4. Ошибки понимания на уровне «знак — суждение»

Как было отмечено еще в XVII в., ошибки в расшифровке смыслов исходного речевого произведения не ограничиваются непониманием только понятий, заключенных в отдельных словах или словосочетаниях. Они могут затрагивать смысл целых сужде­ний и более сложных логических конструкций. Эти ошибки часто происходят от недостаточно внимательного отношения к синтак­сической организации высказывания. Такие ошибки наиболее оче­видны в философских рассуждениях автора оригинального текста.

Обратимся еще раз к роману Турнье «Лесной царь» и его пе­реводу на русский язык. Герой, раздумывая о том, доставляет он удовлетворение женщине или нет, записывает в свой дневник

522

~

образную фразу: «C'etait vrai. Et il est egalement vrai que Vhomme qui mange son pain ne s'inquiete pas de la satisfaction qu'eprouve, ou n'eprouve pas, le pain a etre ainsi mange». — И это было правдой. Но, ведь правда и то, что человека, поедающего хлеб, не заботит, полу­чает или не получает удовлетворение хлеб от того, что его съеда­ют именно таким образом (перевод мой. — Н.Г.). В этой фразе аллюзия на мужской эгоизм в любви очевидна.

Переводчику, видимо, некогда было разбираться в премудрос­тях философских размышлений автора, облаченных в определен­ную синтаксическую форму французского высказывания, поэтому он с легкостью распространяет объектное дополнение удовлетворе­ние (la satisfaction), относящееся к слову хлеб (le pain) — подлежа­щему придаточного предложения, на субъект главного предложе­ния — слово человек (Vhomme}. Тем самым смысл высказывания полностью искажается: «Опять чистая правда, как и то, что, утоляя голод ломтем хлеба, мы равно не заботимся ни о собствен­ном удовольствии, ни о том, чтобы доставить его поглощаемой пище». Для большей наглядности приведем французское высказы­вание и два его перевода в трех параллельных колонках:

C'etait vrai. Et il est egalement vrai quc I'hom­me qui mange son pain nc s'inquiete pas de la satisfaction qu'eprouve, ou n'eprouve pas, le pain a etre ainsi mange.

Опять чистая правда, как и то, что, утоляя го­лод ломтем хлеба, мы равно не заботимся ни о собственном удоволь­ствии, ни о том, чтобы доставить его поглощае­мой пише.

И это было правдой. Но ведь правда и то, что человека, поедающего хлеб, не заботит, получа­ет или не получает удов­летворение хлеб от того, что его съедают таким образом.

Переводчика не очень беспокоит философия Турнье, поэтому он легко опускает весьма важный для понимания смысла выска­зывания фрагмент etre ainsi mange — быть съеденным именно та­ким образом. При этом он не стесняется в пустой отсебятине и добавляет определение чистая к слову правда, создавая тем са­мым штамп, слово ломоть к слову хлеб. Более того, он вводит в текст идею утоления голода, которая вовсе отсутствует у автора оригинала.

Философские рассуждения оказываются трудноразрешаемой задачей для переводчика. Следующий фрагмент текста демонст­рирует еще одно предательство, на этот раз обусловленное непо­ниманием смысла высказывания в целом. Для большей точности отметим, что искажение смысла возникает в этом случае в ре­зультате комплексного непонимания как синтаксической струк­туры высказывания, так и некоторых из составляющих его слов.

В самом начале романа Турнье размышляет о том, что такое монстр, чудовище, в чем суть этого явления.

523

Le monstre est ce que Г on montre — du doigt, dans les fetes forain.es, etc. Et done plus un etre est monstrueux, plus il doit etre exhibe. Монстр, пишет Турнье, это тот, на кого показывают пальцем на ярмарках, и т.п. Выходит, чем более чудовищно существо, тем более оно должно выставляться напоказ. Идея автора достаточно ясна: уродливость монстра неизбежно связана с его выставлением на всеобщее обозрение. Переводчик отделывается здесь лишен­ной всякого смысла фразой: «То есть это диковинка, которую вы­ставляют на всеобщее обозрение, к примеру, на ярмарке. Таким образом, существо тем более чудовищно, чем оно более диковинно».

Далее автор разъясняет, что именно это и наводит ужас на его героя:

Вот отчего волосы встают дыбом. Ведь я могу жить лишь во мра­ке. Я уверен, что толпа мне подобных оставляет меня в живых только по недоразумению, ведь она не знает, кто я (перевод мой. — Н.Г.).

Вот что ужасно. Я вы­нужден таиться от своих ближних, чтобы те не выставили меня на по­зорище.

Voila qui me fait dresser le poll, a moi qui ne peux vivre que dans Pobscurite ct qui suis convaincu que la foule de mes semblables nc me laisse vivre qu'en vertu d'un malentendu, parce qu'cllc m^!ignore.

Как видим, в опубликованной русской версии чудовище со­крушается совсем по иному поводу.