Распозналось всё крайне плохо, из- за криво откопированных листочков, читать сложно!

Кому нужно, сохранились сканы страничек (просто картинки), приносите диск и я запишу, там всё более менее читабельно.

1

П. монсон

ЛОДКА НА АЛЛЕЯХ ПАРКА: ВВЕДЕНИЕ

Вы держите в руках русский перевод книги, впервые опубликованной и Швеции в )985 г. С' тех пор она используется как учебник вводного курса социологии или общественных наук в целом во многих университетах и колледжах и выдержала к Г настоящему времени пять издании.

Название. «Лодка на аллеях парка» основано па метафоре, с которой и начал работать еще в те годы, когда более пяти лет читал вводный курс на факультете ¹ социологии Гетеборгского университета'. Сейчас я уже не помню, откуда позаимствовал эту метафору, но с течением времени я совершенствовал ее. приспосабливая к I самым разнообразным социальным тенденциям и специфическим явлениям обществен­ной жизни. Если все случаи использования данной метафоры поместить в книгу, то | последняя увеличится в объеме как минимум вдвое.

Тем не менее эта книга рассматривает не столько само общество, сколько •'; собственно социологию и отчасти социальные науки в целом. Посредством упомянутой ^: метафоры я пытаюсь выразить основную научную проблему общественных наук — ^;* отношение между обществом как упорядоченной структурой, или системой, л действу­ющими и ней индивидами. С одной стороны, все свободны. С экзистенциалистской I точки зрения, люди, как сказал французский мыслитель Жан-Поль Сартр, | «приговорены к свободе». В принципе каждый в любой момент может поступить иным !;; образом, чем он или она это сделали. Но, с другой стороны, индивиды всегда ;.' поступают вполне определенным образом. Все индивидуальные действия, взятые ', х имеете, создают некие социальные образцы, паттерны. Эти образцы не просто <• ;•; результат действий всех индивидов, они в то же время формируют социальную ', ц структуру общества, которая и спою очередь оказывает влияние на поступки-¹ | | входящих в него индивидов. Итак, круг: индивидуальные поступки (то, что создает) — | ?' образцы поведения (то, что формирует) — социальные структуры (то, что оказывает ! влияние) — индивидуальные поступки — это основная социальная форма, в которой I | мы, лТоди. проживаем наши жизни.

Осмысление социальной наукой различий между индивидуальными поступками и , общественной структурой шло несколькими путями, и результате чего сформировалась различные теоретические традиции. Отправившись в путь из тпчо Р исходного пункта, можно начать продумывать, с одной стороны, теорию действия и | феменологический подход и. с другой, — системную теорию и структуралистский под-| ^ХОД. Различие и взаимоотношении между действием и структурой можно также ;' Усмотреть в понятиях «субъект^ н «объект», «микро» и «макро» и в более ; "овседневных понятиях «индивид» и «общество». Все э гп пары пытаются отразить е самую основополагающую проблему социальной науки: существование ?; Индивидуальных субъектов, действующих на микроуровне, с одной стороны, а| существование объективного общества, состоящего из социальных институтов — с ДРУГОЙ. Основополагающая проблема социологии п социачи-юй науки в целом состоит •;' ^в том. чтобы понять, как эти дне формы существования относятся друг к другу или вое пользуемся цитатой и 1 одной пз.исстноп книги: «Как ую со¹,можно, что субъектив-:| НЫ1 представления превращаются к объективный реал)1(|'.' . К:!К .-.то возможно, что' человеческая деятельность производи¹; мир вещей?»².

)! предлагаемой вниманию читателя книге эта основополагающая проблема' •осмысливается и образах лодки и парка. В данной метафоре — лодка в парке — я г пытаюсь и общих чертах соотнести друг с другом различные уровни человеческого! существования. В то же время в ней указывается, что эти взаимоотношения'.¹ явлхютем ме*подоло2ичес1\О11 проблемой, и принимается во внимание проблема'! различных уровнен абстракции в изучении общества, что символизируется верто-а летом, поднимающимся с земли (на которой мы все живем) к более высоким точкам': обзора. Таким образом, я также постарался показать основополагающую проблему социологии с точек зрения раянчных методологических традиций, толкующих, как следует объяснять, понимать и изменять общество.

Небольшой объем книги не позволяет во всех деталях рассмотреть все этд| проблемы. Причина, побудившая вынести их на передний план, состоит в том. что,! как мне кажется, каждый, кто стремится уяснить специфику понимания социальной\ наукой человеческой жизни, должен с самого начала не упускать из виду эту , основополагающую проблему. В истории социологии существует немало попыток проанализировать и решить эту проблему (см., например, теорию «интеракции» немецкого социолога Юргена Хабермаса, в которой феноменологическое понятие «жизненного мира» соотносится с понятием системы) и множество дискуссий по ней. Следовательно, поняв метафору «лодка на аллеях парка>/, можно ухватить суть различных традиций социальной науки.

И наконец, само собой напрашивается использование этой метафоры для описания" современной ситуации в России и других бывших республиках Советского Союза. Очевидно, что многие социальные институты прежнего общества были сломаны, а новые все еще не появились. Это значит, что население живет в состоянии, которое французский социолог Эмиль Дюркгейм назвал аномией, т.е. жизнью без легитимизм-»:, рованной системы правил и норм. Но в то же время множество отношений и норм,| получивших развитие в недрах предшествующего общества (даже еще в царской!. России), продолжают существовать, и выражение «ничего не изменилось», возможно,|: является наиболее чистым ответом на мои вопросы о нынешней ситуации в России.& Многие объясняют этот факт, ссылаясь на то, что они называют «российской! мепталыюстью». которая есть нечто, заключающееся не в обществе, а вГ населяющих его индивидах.

Таким образом, с точки зрения упомянутой метафоры проблема может быть описана следующим образом: лодки остались теми же самыми, но уже не существует упорядоченного парка. Все бродят туда-сюда без всякого направления, и единственная существующая для них общая цель — получение денег. Люди считают, что этот процесс никак не регулируется и что именно данная ситуация ведет ко множеству! преступлений, скандалов и страданий в сегодняшнем российском обществе.

Я глубоко убежден в том, что для приведения в порядок существующей!; хаотической ситуации в российском парке должна быть создана новая сеть дорог я|: аллей, которые будут служить российским лодкпм. Невозможно разбить американский»; парк для российских лодок, так же, как невозможно построить шведский парк для, к.ё примеру, марокканских лодок. В диалектике построения нового общества и состой*! для российского народа великая задача текущей ситуации. Как друг России, я от всегв сердца желаю вам счастливой судьбы.

2

Н.Е. ТИХОНОВА

Социальная структура российского общества: итоги восьми лет реформ*

{Проблемы социальной структуры постоянно привлекают к себе внимание российс­ких социологов При этом как в силу личных исследовательских интересов и при­страстий, так и в силу объективных возможностей у каждого, кто работал в последние годы над проблемами социальной структуры, оказался свой, неповторимый угол зре­ния. Не случайно поэтому работы Л. Беляевой, Л. Гордона, 3. Голенковой, Т. Зас­лавской, Е. Игитханян, Н. Лапина, Е. Старикова, М. Черныша, О. Шкаратана и других исследователей в данной сфере очень самобытны. Каждый из них в соответствии с избранными ими критериями стратификации, видит эту структуру по-разному.

Большинство этих исследований объединяет в методологическом плане стремление подойти к проблеме анализа социальной структуры как бы "извне", выделяя те или иные группы с позиций заранее определенных критериев. Ни в коей мере не умаляя значимости такого, ставшего уже классическим в исследованиях социаль­ной структуры подхода, я полагаю, что не меньшее право на существование, осо­бенно в условиях общества трансформационного типа, где объективные критерии текучи и условны, имеет попытка рассмотрения социальной структуры России через призму субъективного подхода - ощущения своего социального статуса самими россиянами.

Однако прежде чем ответить на вопрос, как выглядит социальная структура России при таком подходе, целесообразно взглянуть на социальную структуру западных стран глазами их населения. Только тогда можно будет в полной мере понять российскую специфику. Не вдаваясь в обсуждение методологических аспектов этой проблемы, отмечу лишь, что, судя по данным исследования Тпе [ШепШюпа! 5ос1а1 Зигуеу Рго^гатте "8ос1а11пе^^1аШу II" (185Р-1992, проводившегося г 1991-1993 годах в 17 странах Европы и Северной Америки)¹, "среднеарифметическая" социальная структура² выглядела следующим образом (см. рис. Г).

' Работа выполнена при поддержке Российского гуманитарного научного фонде* (грант № 98-03-04207).

183Р - многолетняя программа кросс-национальных исследований. .Массив данных исследования 135Р-92 был получен мною в Центральном архиве эмпирических социологических исследований Кельнского университета (ФРГ).

-Для построения модели социальной структуры использовались результаты тестя интегральной само­оценки сн ил о социального статуса по десятибалльной шкале. Численные значения, использовавшиеся для построения подели: 1 (высшая) позиция - 0,8%: 2 позиция - 1.0%; 3 позиции - 5,7%: ч позиция - 12,5%: 5 позиция - 1>',.?%; 6 позиция - 18,1%; 7 позиция - 13.5%: К позиция - 10.0%: 9 позиция - 5.5%: 10 (низшая) почнцня- 4 6%.

Примем для дальнейшего анализа шкалу, по которой две самые нижние в пред­ставленной на рисунке 1 модели (т.е. 9 и 10) статусные позиции соответствуют низшему классу, 7-8 - "нижнему среднему" классу (применительно к России наиболее удачным является предложенный для этих социальных слоев Заславской термин "базовый" слой), 4-6 - собственно среднему классу, а позиции с 1 по 3 - "верхнему среднему" классу (с некоторой натяжкой, опять-таки применительно к условиям Рос-, сип, эти слои в силу ряда причин можно отнести к "околоэлитным"). При такой шкале для 17 обследованных стран "верхний средний" класс составил 7,5%, средний - 58,9%, нижний средний - 23,5%, а низший - 10,1% населения.

Вариации представленной на рисунке 1 типичной социальной структуры хотя и имели место, в подавляющем большинстве стран были очень невелики. На рисунках 2^? и З⁴ представлена, например, социальная структура западных и восточных земель Германии в .1992 году, т.е. в тот период, когда Восточная Германия, как и современная Россия, уже несколько лет находилась в стадии рыночной трансформации.

Как видим, хотя ньз фигуры, представленной на рисунке 3, намного более массивен и сосредоточивает в себе большую часть общества, чем у фигур на рисунках 1 и 2, все же здесь сохраняются характерные "крылья", соответствующие наиболее распрост­раненной средней статусной позиции. В целом эта фигура свидетельствует о наличии социальной структуры того же типа, хотя и несколько иных пропорций/ Социальная структура России в 1992 году, несмотря на начало рыночных реформ, также в целом воспроизводила тогда общий для всех обследованных стран тип социальной структуры (см. рис. 4)⁵.

Характерная для фигуры на рисунке 4 "утяжеленность" нижней части напоминает модель социальной структуры восточных земель Германии и была присуща в тот период всем постсоциалистическим странам, входившим в исследование, а ее "угло­ватость" отражала начавшуюся резкую ломку социальных статусов, которая не всегда адекватно преломлялась в сознании людей. Однако в целом сам по себе тип со­циальной структуры соответствовал "нормальному". При этом в верхний средний класс в тот момент себя зачисляли 2,8% населения, в средний - 48,8%. в нижний сред­ний - 30,4%, а в низший - 18,0% россиян.

Как же повлияли реформы на модель социальной структуры России? Как видно из рисунка 5, изменения эти были более чем значительны - изменился сам ее тип. "Крылья", в которых концентрировался средний класс, как бы опустились, и те слои населения, которые относили себя раньше к среднему классу, перешли в состав низ­ших слоев. В результате основной характерной особенностью вновь возникшего типа социальной структуры стала "приниженность" социальных статусов основной массы россиян⁶.

Российское общество оказалось обществом смещенных вниз статусных позиций⁷: немногочисленные представители "верхнего среднего слоя", фактически являющиеся "околоэлитными" кругами, которые к тому же и по своим ценностям и стандартам жизни ориентируются именно на элиту, и небольшой средний класс при сосредо­точении основной массы населения в двух низших классах общества ("базовом" и "низшем"). Именно в этом, а не только в различной численности основных классов общества заключается одно из основных отличий социальной структуры России от социальной структуры западноевропейских и североамериканских стран.

В то же время базовый класс был разделен мною на две группы, и соответствии с рядом факторов. Это и многочисленность базового слоя, и полученные в ходе панельного исследования в рамках работы по гранту ИНТ А С "Перестройка госу­дарства всеобщего благосостояния-: сравнение Востока и Запада. 1995-1998 годы" [2] данные о неоднородности этого слоя, распадающегося на среднеобеспеченных и мало­обеспеченных, и выявленная тенденция "размывания" малообеспеченных с попада­нием значительной их части и состав бедных. Одна из этих групп, весьма условно названная мною "среднеобеспеченные" и составлявшая летом 1998 года, судя по неко-торым косвенным данным, около 1/3 базового слоя, хотя и с некоторыми оговорками, может рассматриваться как российский аналог "нижних слоев среднего класса" за­падных стран. Вторая - группа малообеспеченных, примыкающая с учетом общности тенденций в изменении их положения к бедным. В целом, учитывая особенности образа жизни малообеспеченных, можно сказать, что сегодня в России есть три массовые группы бедных - малообеспеченные, бедные и нищие (причем под "ни­щими" я подразумеваю не профессиональное нищенство, а определенный уровень и образ жизни не входящих в состав "социального дна" россиян), характеризующиеся разной глубиной бедности.

О том, что за годы реформ в России произошло не просто обеднение, а массовое перемещение в число бедных и малообеспеченных основной массы населения, свиде­тельствует и выбор россиян при ответе на задававшийся им в общероссийском исследовании РНИСиНП "Граждане России: кем они себя ощущают и в каком об­ществе хотели бы жить?" в июне 1998 года вопрос о том, как они представляют себе модель нашего общества и где они видят свое место в нем. Для получения ответа на этот вопрос использовался графический тест, где респондентам предлагалось выбрать одну из фигур, отражающую, с их точки зрения, модель социальной структуры российского общества, и указать на ней в любой клетке свое место (см. рис, 6).

При всей нейтральности каждая из использованных моделей говорила о многом, так как позволяла зафиксировать подсознательные представления россиян о мас­штабах существующей социальной дифференциации, сравнительной численности групп, различающихся по их статусу, степени несправедливости устройства совре­менного российского общества и т.д. При этом предполагалось, что подавляющая масса населения выберет вторую, пирамидальную модель.

Однако реальность оказалась несколько иной. Действительно, пирамидальную мо­дель, где но мере нарастания бедности численность соответствующих слоев становит­ся все больше, выбрало свыше половины населения - 55,6%. Причем чем старше были люди, тем с большей частотой они выбирали этот образ (в группе 56-65-летних ее выбрали более 60% при 48,2% в группе 16-25-летних). В то же время почти 1/3 предпочла первую модель, где общество разделено на 2 пр?ктически никак не свя­занные между собой части - элиту, определенным образом структурированную аи; гри себя, и остальное население также со своей собственной структурой. Выбор значительной частью населения, прежде всего относительно молодых возрастов, модели общества, где элита полностью оторвана от остальных слоев населения, свидетельствует, на мой взгляд, об усилении отчуждения основных слоев общества от его "верхушки",

^ито-касается третьей и четвертой модели, то они гредполаыл.ч наличие в обществе «го среднего класса. При этом третья модель, наиболее популярная в возрастных группах до 35 лет, допускала глубокую социальную дифференциацию, а чет:ч.ртая свидетельствовала о достаточно сильной социальной однородности Рос^ше не допускают даже мысли о том, что соврем:иное российское общество \ можно рассматривать в виде относительно огородного (только 0.4% выбрали четиер-гую модель), и весьма скептически настроены к версии , «кы-лм массового среднего ;

и

¹

класса (третья модель даже до августовского кризиса получила всего 11,3% под­держки).

Основой выбора той или иной модели было ощущение человеком собственного места в российском социуме. Среди избравших первую модель более 80% поместили себя в "большой эллипс", причем распределение их по отдельным статусным пози­циям, хотя и было несколько смещено вниз, в целом действительно воспроизводило контуры этого эллипса. Среди выбравших пирамидальную модель более 85% сос­тавили те, кто располагал себя на четырех низших статусных позициях, а среди сторонников третьей модели свыше 80% расположили себя в центральном круге, в диапазоне от четвертой до шестой статусной позиции. Четвертую же модель избирали в большей степени те, кто ощущал свой статус как промежуточный и довольно расплывчатый. Поэтому "пики" в ней оказались там, где в остальных моделях показатели были очень незначительны (см. табл. 1).

Для проверки правильности интерпретации распределения различных статусных позиций ответы россиян на вопрос об их месте в статусной иерархии были сопостав­лены с их самооценками принадлежности к тому или иному классу общества. При этом были использованы две шкалы. Одна - трехчленная - состояла из "высшего", "среднего" и "низшего" классов. Вторая - пятичленная - включала также позиции "между высшим и средним" и "между средним и низшим" классами.

Как оказалось, низшим классом в "трехчленке" выступают те, кто относит себя в "пятичленке" к "низшему" и "ниже среднего", а в "десятичленке" - к двум последним статусным позициям, т.е. на рисунке 5 - к точке перелома и суживающемуся осно­ванию "купола". В то же время высший класс везде воспринимается как "высший" и в исследованиях рядового населения представлен только высшей точкой "купола". Ч'>ч5 касается группы между высшим и средним классом, то ей соответствуют статусные позиции до третьей включительно (т.е. те, которые выше были отнесены мною к "верхнему среднему" классу или "околоэлитным" слоям). Средним классом ока зываются те, кто относит себя к четвертой-седьмой позициям (как уже говорилось выше, четвертая-шестая позиции - это средний класс, а седьмая позиция - та часть базового слоя, которая по своему образу и уровню жизни может быть отнесена к среднеобеспеченным). Наконец, восьмая статусная позиция - это слой между средним и низшим классом. При совмещении со шкалой, выделенной по критерию образа и уровня жизни, она в основном соответствовала малообеспеченное™. В этом о-тю шении можно говорить ., том, что, определяя свой статус вербально, россияне склоч­ны, скорее, чуть завышать его, чем занижать, и вербальная оценка менее инЪор мативна в этом смысле, чем полученная с помощью графических тестов.

Суммируя, можно сказать, что в сознании россиян к 1998 году утвердилась такая основанная на ощущении собственного статуса модель социального устройства совре­менного российского общества, где основная часть населения противостоит его верхушке, существует сильная социальная дифференциация, а большинство населе­ния сосредоточено в наиболее бедных слоях.

Нагляднейшее подтверждение правильности этой модели дал августовский кризис

1998 года. Первые его последствия для изменения самоощущения социального статуса зафиксировало исследование "Современное российское общество: переходный период", проведенное в декабре 1998 года (руководитель - В. Мансуров). Как по­казывают данные этого исследования [3], в конце позапрошлого года модель социальной структуры России, построенная по самоощущениям россиян, имела следующий вид (см. рис. 7)^к.

Как видим, в ней опять, как и в структуре 1992 года, начинает появляться углова­тость линий, характерная для периодов массовой смены социальных статусов, и идет резкий рост численности представителей низших статусных позиций. Если же, исполь­зуя результаты мониторингового исследования РНИСиНП, проведенного в июне

1999 года, попытаться посмотреть, как выглядит социальная структура современной России, и сопоставить полученные данные с результатами годичной давности (июня 1998 года), то можно увидеть, что все наиболее характерные ее особенности стали еще нагляднее (см. рис. 8)⁹.

При всей наглядности моделей социальной структуры России и динамики этой структуры, получаемых на базе самооценок россиянами своего социального статуса, принципиальное значение для их использования имеет вопрос о том, насколько оп­равдано принятие за основу анализа социальной структуры субъективных само­оценок/ Несовершенство попыток построить модель социальной структуры только на базе статистических данных, связанное с огромным теневым сектором экономики, охватывающем до 40% всей экономики России, общеизвестно. Но не будет ли еще более произвольна и далека от истины «ратификационная модель российского общества, построенная на субъективных опенках и самооценках респондентов?

обы ответить на этот вопрос, мною была предпринята попытка понять, какие же факторы предопределяли самоотнесение россиян к тому или иному классу, само-

оценку ими своего социального статуса¹⁰. Как оказалось, это различия по соотноше­нию их материального положения и уровня благосостояния окружающих, динамике измерения материального положения, образу жизни и структуре потребления, со­циальному самочувствию, по душевному доходу, заработной плате, особенностям социальных контактов и политических позиций, характеру проблем, которые и?: тревожат.

Причем, как показала математическая обработка полученных данных в программе СНАГО, среди пяти переменных, имевших наиболее тесные корреляционные связи с самооценкой социального статуса, в порядке убывания значимости были: 1) само­оценка своего материального положения по сравнению с положением окружающих: 2) удовлетворенность своим положением в обществе; 3) представление, о том, каким оно будет через 2-3 года, отражающее реальный уровень уверенности в завтрашнем дне; 4) изменение уровня своего материального благосостояния по отношению к окру­жающим за период реформ; 5) интегральная самооценка уровня своего материального благосостояния по отношению к индивидуальному представлению о том, каким оно должно быть. Таким образом, интуитивно определяя свое место в социальной иерар­хии, люди сознательно или бессознательно руководствовались действительно чрезвы­чайно важными для оценки их социального статуса признаками. Причем для каждого из выделенных четырех классов набор этих признаков характеризовал качественно различные социальный статус и социальное самочувствие (см. табл. 2-6)^п.

В соответствии с этим индексом были выделены шесть групп. Первая включала тех, V кого за годы реформ материальное положение улучшилось, н была условно названа "новые богатые". Вторая, условно названная "старые богатые", включала тех, кто и до реформ жил и в настоящее время живет лучше окружающих. Третья объединяла тех, у кого все это время было относительно стабильное среднее ма­териальное положение, и была названа "стабильные". Четвертая группа включала россиян, материальное положение которых по отношению к окружающим в период реформ ухудшилось ("потерпевшие"). К пятой группе относились те, чьи жизненные, стандарты в этот период катастрофически упали, в связи с чем она получила название "новые бедные". Наконец, последняя группа ("старые бедные") объединила тех, чье положение и раньше, и сейчас было хуже, чем у окружающих. Из таблицы 5 видно, каково примерное соотношение этих групп в верхнем среднем, среднем, базовом и низшем классах российского общества.

Как видим, в верхнем среднем и среднем классах наблюдалась очень высокая со­циальная мобильность, превышающая 1/3 всей группы. Однако если для верхнего среднего была характерна также очень высокая доля представителей тех, кто и раньше, в советские времена, жил лучше окружающих, то собственно средний класс характеризуется разнонаправленными потоками социальной мобильности. Отчасти сюда, видимо, перешли представители ранее привилегированных слоев, положение которых за годы реформ ухудшилось, но все же не настолько, чтобы "выпасть" из относительно благополучной части общества. Около 1/4 составляют люди, которые сумели сохранить свой и ранее достаточно высокий уровень благосостояния, но, ру­ководствуясь различными мотивами, к верхнему среднему классу себя все же не относят. Еще около 1/4 - это те, чей уровень благосостояния хотя и не очень высок, но и не слишком низок и позволяет с учетом других факторов, о которых будет говориться ниже, отнести эту часть населения к среднему классу.

Базовый и низший классы включали в себя значительную группу (37,2% для низшего среднего и 52.1% для низшего) тех, кто характеризовался нисходящей со­циальной мобильностью. Это та часть "крыльев" в общей модели социальной струк­туры, которые в результате реформ опустились и превратили ее модель в куполо­образную.

^Гакйм^образом, процессы смены социальных статусов за последние семь лет охва­тили практически все общество, предоставив людям возможность как резко улуч­шить, так и резко ухудшить свое положение в обществе. Однако если улучшить его смогла относительно небольшая часть населения, то ухудшение затронуло основную массу россиян.

Наконец, что касается самооценки материального положения как пятой перемен­ной, имеющей важнейшее значение для самооценки социального статуса и основан­ной на различиях в уровне реального душевого дохода, то роль ее наглядно видна и таблице 6.

Материальное положение не только объективно является решающим критерием Для определения населением России своего социального статуса, но и субъективно осознается им в качестве такового. Во всяком случае именно оно оказалось безуслов­ным лидером при ответе на прямой вопрос о том, чем руководствовались респон­денты, оценивая свой социальный статус. Однако это далеко не единственное, что они при этом учитывали. Более того, материальное положение имело относительно большее значение, для двух низших классов -- если у верхнего среднего как фактор, который учитывался ими в числе важнейших, его отметили 69,8%, у среднего - 70.8%, то у нижнего среднего уже 79,2%, а у низшего даже 83,8%.

Среди остальные критериев, которые учшъ'Ь^лп^: ы.ги при е;шоыфе_:м,:,н ним -, своего социального с г,п уса, были такие, как: с

- образ жизн.'! (4У.-ГЛ но массиву ь среднем при 44.:;% у собственно среднего класса , и только 27,3% у Ш1311ч;10 класса, что свидетельствует о важности этою признака- г именно для среднего класса в отличие от остальных);

- степень престижности профессии (39,6% у верхнего среднего, 23,3% у среднего и ( только 7,0 и 3,2% \ нижнего среднего и низшего, соответственно); _{

- уровень образования (35,4% у верхнего и 22,1%. у среднего: относительно менее I значим этот признак был для нижнего среднего и низшего класса - 14,4% и 9,1%. со- ( ответственно);

- уважение окружающих (39,6% у верхнего среднего, 23,3% у среднего, 7% у ниж­него среднего и 3,2% у низшего классов);

- уровень квалификации (18,8% у верхнего среднего, 16,5% у среднего. 7,8% у ниж- • него среднего и 7,1% у низшего классов);

- связи и знакомства (11,1% при 15,6%. у верхнего среднего, 11,0-11,2% у нижнего среднего и среднего классов и 8.4% у низшего);

- близкой для всех групп была значимость такого признака, как должность на ра­боте (16,5%-22.9% в разных группах при 17,5% в среднем но массиву).

Таким образом, наряду с материальным положением для верхнего среднего класса особое значение имели престижность профессии, уважение окружающих и уровень • образования, а для среднего - образ жизни, престижность профессии и уважение окру­жающих. Именно эти характеристики выступали основными критериями социального статуса и позволяли людям с достаточно заметно различающимся уровнем матери­ального благополучия относить себя к одинаковым статусным позициям. Причем чем выше была, например, квалификация, тем относительно меньшее значение начинали играть материальные факторы.

Как пример "выравнивания" статусов за счет одновременного действия нескольких критериев, а не только материального положения можно привести гуманитарную ин­теллигенцию. Ее представители, в основной своей массе относясь к не очень благо- , получным в материальном отношении слоям населения, за счет других характеристик оценивали свой статус достаточно высоко. Прямо обратным образом складывалась _: ситуация у рабочих.

Это подводит нас к вопросу о социально-демографическом портрете четырех основных классов российского общества. Сразу оговорюсь, что эти "портреты", по­лученные на основе самооценок самих россиян и частично приведенные ниже, во многом похожи на те. которые были получены Заславской при анализе социологи­ческих массивов ВЦИОМ с использованием ею самой отобранных объективных критериев. Итак, верхний средний класс - в массе своей высокообразованные люди. Средний класс также достаточно высокообразован. И хотя доля лиц с ученой сте­пенью здесь в три раза меньше, но около 60% в нем имеют высшее образование. В нижнем среднем и низшем классах число лип, со средним и специальным средним образованием составляет уже более 50%.

Анализ должностных и профессиональных статусов показывает, что костяк верх­него среднего класса - это руководители и бизнесмены, имеющие, собственные фирмы с наемными работниками. Отчетливо ощущается в нем также присутствие высококвалифицированных специалистов, достаточно равномерно представляющих гуманитарную интеллигенцию и военных, в меньшей степени - инженерно-тех­нических работников.

Костяк собственно среднего класса составляют прежде все т квалифицированные специалисты и, в несколько меньшей степени, квалифицированные рабочие. Замет­ное место к составе среднего класса занимают также рукоко^/пелк и предприни-мат-ели, включая представителей семейного бизнеса и андмвйД;\--;!1-,.ч?$ трудовой '• деятельности, но они все же не доминируют в среднем класпг, из-за • т-осительно небольшого их удельного веса в составе трудоспособного насел'-.няя ь целом.

Базовый класс состонч ь осиов'ном из рабочш. ик. ц и и л и сто и п служащих из числа обслуживающего и технического персонала. (Ьппнш класс объс-дшии-! и осноькок представителей специалисток (наиболее неблагополучную часть бюджетшшого. рабо­чих госпредприятий и служащих, также занятых ь бюджетной сфере.

В этой связи надо отметить, что более половины представителей верхнего среднего класса работает на частных предприятиях, а из работников государственных или при­ватизированных предприятий в него входят в основном их руководители. В среднем классе основная масса также работает на частных предприятиях. Что же касается базового и низшего классов, то тут доминируют представители государственного сек­тора, и только около 1/4 его составляют работники частных фирм.

Таким образом, анализ изменений социальной структуры России за годы реформ с точки зрения изменения субъективного самоощущения самих россиян также свиде­тельствует о кардинальном изменении самого ее типа. Но если теоретический анализ объективных характеристик этой структуры позволяет говорить о смене ее системо­образующего основания, критериев стратификации и т.п., то анализ дннамккм со­циальной структуры через самоощущение рядовых россиян позволяет представить массовость и масштабность социальных последствий такого изменения, глубину их социального недовольства, наконец - неестественность такого типа социальной структуры, который сложился сегодня в России и в корне отличается от типа социальной структуры, характерной для современных и стабильных обшести западноевропейских и североамериканских стран.

3

П. ШТОМПКА

ПОНЯТИЕ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ: ПОПЫТКА ОБОБЩЕНИЯ

ШТОМПКА Петр - профессор Ягсллонского университета (Краков, Польша], член редакционного совета журнала "Социологические исследовании".

Цель анализа

Понятие структуры сделало поразительную карьеру, став одним из центральных для многих областей научного знания и к тому же одним из наиболее модных терминов повседневного языка. Не удивительно, что рно такое нестрогое и многозначное. Проследить историю этого понятия было бы захватывающей задачей, однако, даже если ограничиваться одной научной дисциплиной, на это потребовалась бы довольно большая книга¹. Итак, здесь я не стану раскрывать необычайно разнообразные значе­ния, принимаемые им в социологии. Вместо этого я попробую дать проект дефиниции (йегткуа рго]екш)аса) и выявить то значение понятия, при котором идея социальной структуры оказывается наиболее полезной для современных общественных наук.

Однако это не станет очередным примером заносчивого и бесплодного подхода, который клеймил С. Оссовскпй [2. з. 164]: "Представитель социологии ... ведет себя так, словно знание начиналось с него: он строит себе собственный понятийный аппа­рат, заново ставит старые проблемы, неоднократно совершает открытия, которые уже до него сделали другие и которые уже вошли в сферу обычного знания; он придает им видимость новизны, формулируя их на новом языке".

Я далек от подобной позиции. Напротив, я глубоко верю в необходимость преем­ственности и сохранения достигнутого наукой. Поэтому, предлагая уточнение понятия социальной структуры, я буду использовать как эвристическую базу прежние подходы к этому вопросу. Я постараюсь, чтобы это понятие соответствовало и, во всяком случае, не противоречило тем интуитивным догадкам, которые возникли за более чем столетний период применения термина "структура" в социологии. Я позабочусь также о том, чтобы не нарушать ассоциаций и навыков обычного языка. Единственное новаторство, которое я хотел бы взять на себя - это синтез и генерализация. Опи­раясь на современное состояние социологического знания, я попытаюсь определить категорию социальной структуры настолько обобщенно, чтобы она была применима к разным областям социальной действительности независимо от их масштабов, чтобы она относилась равным образом к социальным явлениям микро- и макроуровня, малым группам, более обширным коллективам, локальным общностям, национальным об­ществам, глобальному обществу; и чтобы благодаря этой универсальной примеОбщественная жизнь и социальная структура

В сформулированной так родовой дефиниции еще нет т;ич«.го специфически социологического. С ранным успехом ее можно отнести к разным областям реальности. Социологическим содержанием она станет наполняться только тогда, когда мы определим, какие именно типы составных элементов связаны структурной сетью, Здесь кроется (И$егеппа $рес1/&а социальной структуры. Первый опрашивающийся ответ предписывает считать такими элементами людей, инд;н-,,:и'^ Отчасти эта первая мьк:ль правильная: действительно, общество, в конечном счете - это люди. Но отсюда вовсе не следует, что общество надо мыслить вепрем', шю * категориях конкретных людей - индивидов, взятых во всей их плоти и крови. Н-*.;рчгив, объясне­ние требует абстракции и становится возможным только тогда -:о1>- мы представим люден аналитически, в каких-либо аспектах социальных отплесни;'., ч;".чгчных изме­рениях. Б этом смысле, чтобы понять человека, надо отойти о • наьч^и.ього нам обы-4

денным сознанием пожыаиий его; чтооы лошт. общество, надо отбросить поселке в-лый его образ как сотжутшости людей, простого множества индивидов.

Именно такой смыс." п такую нацеленность имеет, полагаю, понятие социальной структуры; абстрактное не только в виду абстрактного характера связи между элементами, но и абстрактности самих элементов. Оно является теоретической кате­горией, которая постулируется как фундамент, скрытая основа отслеживаемого опыта людей, того, что происходит на поверхности, в конкретной общественной жизни; всего, что люди делают и думают, к чему стремятся, за что борются и т.п. Эта кате­гория теоретически постулируется для того и только д_ля того, чтобы объяснить общественную жизнь. Еще раз уточним это понятийное разграничение. Обществен­ную жизнь мы противопоставляем социальной структуре. Общественная жизнь -категория описательная, эмпирическая, конкретная; относящаяся к явлениям наблю­даемым, охватывающая все проявления совместного существования людей, их кол­лективного бытия. Социальная структура - категория объяснительная, теоретическая, абстрактная, не имеющая непосредственно наблюдаемых отнесений; мы связываем ее с эмпирическим материалом только для того, чтобы лу«_1Ше упорядочить и понять эмпирические факты. Иными словами, общественная жизц_ь_ поверхностный, откры­тый слой социальной реальности; социальная структура - слой глубинный, скрытый от социального мира.

Социология, ограничивающаяся описательной реконструкций общественной жизни особо далеко не отрывается от обыденных представлений об обществе На ее долю справедливо выпадают банальность и очевидность выводов². Только социология стремящаяся через внешние проявления выявить скрытые _и незаметные повседневно­му мышлению структуры общественной жизни, отбросить порождаемые перспективой здравого смысла иллюзии и видимость - только она имеет шанс достичь уровня тео­рии. Это понимали великие основатели социологии. Задачей этой науки для них стало постижение 'сущности" социальных явлений, "механизмов" и "законов" движения общественной жизни. Это понимают сегодня те, кто специфику и раци на!н и сГсл социологической точки зрения видят именно в поиске скрытых фундаментальных структур, лежащих в основе конкретных социальных феноменов

Второе измерение структуры - то, которое является особо важным для феномено­логов оч М, Шелерн и ,цо А. Шюца. Это идеальное измерение: слизанная с- данным коллективом и распространенная к нем совокупность идей, убеждений, взглядов, образов. Б отличие от норм и ценностей, они не обладают принудительной силой, но являются категорическими, устанавливающими. Убеждения и взгляды, независимо от того, истинны они или ложны, создают специфический для данного общества мысли­тельный горизонт, влияющий на совершаемые людьми действия. Особое значение имеют здесь убеждения, касающиеся своего общества и собственного места в нем, иными словами, социальное самосознание³. Идеальной структуре принадлежит сущест­венная, но опять же не исключительная роль в формировании хода общественной ЖИЗНИ.

Третье измерение социальной структуры подверг внимательному анализу Г. Зим-мель, а в современной социологии - авторы из круга сторонников так называемой теории обмена или социального бихевиоризма. Здесь речь идет об интеракционном (или, если это для кого-то предпочтительнее - организационном) измерении: связанных с данной общностью и типичных для нее взаимно сориентированных действиях. Форма, "геометрия" интеракционных каналов или связей, объективированная, внеш­няя относительно отдельных личностей, существенно влияет на шансы появления кон­кретных интеракций между ними. Интеракционная структура во многом определяет, следовательно, то, с кем и относительно кого члены общества предпримут действия.

Четвертое и последнее измерение структуры оказалось в центре исследований К. Маркса и М. Вебера, а затем - плеяды исследователей классов, социального расслоения и власти. Я имею в виду измерение, касающееся различных и связанных интересов (или - для кого что предпочтительнее - жизненных возможностей), а, следо­вательно, распределения доступа к общественным благам: к богатству, власти, престижу, знаниям и т.п. Специфическое и для многих исследователей особенно поразительное свойство такого измерения структуры состоит в том, что логически неизбежно оно порождает иерархические неравенства между людьми, из-за чего возникают социальные конфликты. Значение явлений неравенства и конфликтности в общественной жизни проявилось в том, что для многих социологов (особенно тех, которые сознательно связывали себя с марксистской или веберовской традициями) изучение структуры общества стало отождествляться с изучением социального нера­венства. Однако такое ограничение, на наш взгляд, блокирует возможности познания того, каким образом интерференция со стороны других измерений структуры сущест­венно модифицирует исторические формы неравенства и их социальные последствия⁴.

Специально подчеркнем: эти разграничения имеют аналитический характер; четыре выделенных измерения социальной структуры - нормативное, идеальное, интеракцион-ное и измерение интересов - не являются обособленными и независимыми. Напротив, они тесно взаимосвязаны, скреплены своеобразной "структурой структур", другими словами "метаструктурой", или структурой второго порядка. Каждое отдельно взятое измерение структуры существенным образом влияет на любое другое и одновременно

• Эта проблема стала сегодня популярной темой исследований и теоретических решений, проходящих под знаком рефлексивности. Особенно любопытная иллюстрация его - феномен так называемых самореали­зующихся и саморазрушающихся прогнозов [10, р. 462-476].

Тогда нет возможности объяснить такие, например, явления, как: (а) явное расхождение групповых интересов не приводит к конфликту или социальным изменениям, поскольку находит обоснование (легити­мацию, рационализацию) и распространенных нормах и ценностях (казус религиозного санкционирования неравенства в феодальном средневековье); (б) фактическое, объективное расхождение групповых интГересЙЙ не ведет к конфликту или к социальным изменениям, потому что оно эффективно замаскировано или мистифицировано распространенными убеждениями (обратите внимание на анализ Марксом "ложного созна­нии" и на исследования Парето об "идеологических деривациях"); (в) фактическое, объективное расхождение групповых интересов не приводит к конфликту или социальным изменениям ввиду недостатка возможности со стороны обездоленных организовываться и поддерживать связь (метафора Маркса о "мешке картошки" в отношении крестьянства в буржуазном обществе).

находится под влиянием всех остальных. Некоторые из этих межструктурных енязеп у>ке. давно были замечены и изумились социологами. Другие пока предстают в нашей четырехмерной модели как аналитическая возможность, указы я?»; к;.; неосвоенные до сих пор направления исследований.

Итак, мы можем спросить: (а) В какой мере идеальные структур],! оказываются под влиянием структур интересов? Это большая и широко исследуемая проблема так называемой "социологии знания", (б) В какой мере структур),] интересов находятся под влиянием структур идеальных? Это проблема идеологических мистификаций, ложного сознания, "деривации", столь близкая Марксу и Парето, (в) В какой мере нормативные структуры находятся под влиянием структур интересов? Это проблема "клас­сового" происхождения права и морали, детерминации "надстройки" "базисом" или шире - реальных и "материальных" корней всяческих зависимостей, предписаний, запретов, (г) В какой мере структуры интересов находятся под влиянием нормативных структур? Это проблема легитимизации; аксиологического обоснования неравенства, эксплуатации, господства, (д) В какой мере интеракционные структуры находятся иод влиянием идеальных структур? Это, например, проблема стереотипов и предрассудков, затрудняющих либо облегчающих контакты с другими группами, этническими общностями, народами, расами, (е) В какой мере идеальные структуры находятся под влиянием интеракционных структур? Здесь возникает относительно менее выясненный вопрос о том, каким путем межличностные или межгрушювые контакты ("взаимо­понимание"), либо наоборот- взаимная изоляция личностей, либо групп, могут форми­ровать взгляды, стереотипы, предрассудки на тему "чужих", "аутсайдеров", "внешних групп", (ж) В какой мере структуры интересов находятся под влиянием интеракцион­ных структур? Речь здесь идет о том, способствуют ли взаимные, интенсивные, близ­кие контакты унификации интересов, а взаимная изоляция - их дифференциации, (з) В какой мере интеракционные структуры находятся под влиянием структур инте­ресов? Речь идет об области действий инструментальных, манипуляторских, где инте­ракция подчинена и мотивирована партикулярными интересами сторон, (и) В какой мере интеракционные структуры находятся под влиянием нормативных структур? Речь идет об области действий, являющихся самоцелью, подчиненных ценностям и нормам, указывающим на желательных партнеров и желательное содержание интеракции и мотивированных ими. (к) В какой мере нормативные структуры находятся иод влияни­ем структур интеракционных? Способствуют ли, например, либерализму и терпимости развитые сети интенсивных контактов между людьми в данной общности, а социаль­ная изоляция и атомизация личностей - нормативному догматизму и строгому режи­му? Здесь мы коснулись проблемы, полностью обойденной в прежних исследова­ниях и, наряду со всеми другими, заслуживающей, пожалуй, того, чтобы над ней Думать.

Следует заметить, что все указанные направления исследований имеют "внутрен­ний" характер, касаются внутренних отношений и отдельных измерений в рамках целостной социальной структуры. Но полный и окончательный смысл теоретического постулирования категории структуры раскрывается только в ее "внешних" примене­ниях, при объяснении действительных явлений общественной жизни. Предлагаемое определение структуры как многомерной с наличием связей между измерениями (одним словом - как сложной целостности) заставляет трактовать как неправомочное каждое объяснение, обращенное только к единичному измерению. Итак, порочным будет объ­яснение, при котором конкретные предпринятые людьми действия будут истолкованы только как: (а) соблюдение норм и ценностей (нормативистский перекос), либо только как (б) воплощение в жизнь убеждений (идеалистический перекос), либо только как (и) использование интеракционных опций (бихевиористский перекос), либо только как (^г) реализация типичных интересов (материалистический перекос). Адекватное объ­яснение требует учета исех измерений не отдельно, не "по очереди", но синтетически. ^и их одновременной, многосторонней интерференции. Мы назовем это требование директивой многомерного структурного выяснения.

Очередное приближение: без упрощающих предпосылок

Предшествующий анапиз социальной структз'ры, в рапной мере п при обобщенном, целостном ее рассмотрении как атрибута общества, и при рассмотрении частном, как обрамления социальной позиции, был проведен с несколькими упрощающими предпо­сылками, и в этом следует отдавать отчет. Первое такое упрощение - это пред­посылка единства и связности структуры. В плане целого это означает, что не возникает несоответствий между отдельными измерениями структур, групп, общно­стей, общества и, следовательно, между нормативной структурой, идеальной структу­рой, интеракционной структурой и структурой интересов"¹; и плане личностном это означает, что связанные с занимаемыми позициями обязанности людей согласуются с их убеждениями, что те, в свою очередь, согласуются с их шансами и возможностями действовать и что все это отвечает их интересам. Элементарное знание общественной жизни предписывает отбросить эту предпосылку как абсолютно нереальную: в любом обществе, может быть, за исключением самых простых и неразвитых, которые еще сохранились только на страницах произведений культурных антропологов, социальная структура неоднородна, пронизана противоречиями, а люди встречаются со всевоз­можными дилеммами, решениями и выборами. Социология давным-давно идентифици­рует разного рода структурные противоречия, вводя для их описания особые термины. Так, например, "аномия" -это противоречие между нормативным измерением и изме­рением интересов, "ложное сознание" - это противоречие между идеальным измере­нием и измерением интересов, "отказ в легитимизации" - противоречие между измере­нием нормативным и идеальным, "социальная фрустрация" - противоречие между измерением интеракционным и измерением интересов либо норм и т.п. Такие противо­речия вызывают особые формы человеческих действий⁶. Поэтому структурное социологическое объяснение всегда должно принимать во внимание этот неповто­римый конгломерат структурных детерминант, не только многомерных, но чаще всего взаимно не скоординированных, а то и прямо противоположных.

Вторая упрощающая предпосылка допускает, что люди подвержены воздействию со стороны только одной целостной, хотя и многомерной и порой внутренне противо­речивой структуры. Между тем хорошо известный социологам феномен "референтных групп", "притязаний" или "программирующей социализации" приводит к тому, что личность часто реально, или хотя бы интенционально связана с двумя или более целостными структурами. Являясь членом какого-нибудь объединения (группы, сооб­щества), она также ориентируется и на другие объединения. Занимая какую-либо позицию, она принимает как свои также те нормы, ценности или идеи, которые типичны для другой позиции. Метафорически можно сказать: она марширует одно­временно в такт нескольким оркестрам. Объяснение действия требует, следова­тельно, пытливой и детальной идентификации всех этих структур, на которые ориен­тируется личность. Только выявление этого уникального конгломерата "референт-•1

ьых структур" позволяет понят};, действия личности, се способ мышления, ее стрем­ления,

Третья упрощающая предпосылка - принятие предположения о том, что личность занимает только опну социальную позицию. В сущности - как проницательно указал Мсртон 110] - мы всегда имеем дело с набором позиций. Недостаточно того, что каждая из них увязывается с взаимно отличными фрагментами структуры, но и, более того, могут взаимно противоречить связанные с такими позициями наборы норма­тивных ожиданий, типичных убеждений, характерных направлений интеракций и специфических интересов. Исследованный Мертрном и Гудом феномен "конфликта ролей" [13, 14] (точнее: конфликта нормативных ожиданий, связанного с различием позиций, одновременно занимаемых одной личностью) - это только один пример напряжений, дилемм и конфликтов, вызванных множественностью позиций. Такие противоречия могут проявляться не только между ролями, но столь же хорошо между взглядами, интеракционными опциями или жизненными возможностями, составляю­щими внешнее обличье каждой из позиций. Только раскрытие этого уникального конгломерата занимаемых личностью позиций, а, следовательно, и уникальной комби­нации тех структурных влияний, которым она подвергается по причине занятия каждой такой отдельной позиции - позволяет понять, почему она действует и думает именно так и не иначе.

именно так и не иначе