6.1. «Порядок» и «хаос»

В социологии принято различать стабильное и кризисное состояние общества. Первое означает устойчиво воспроизводящийся социальный порядок. Второе выражает нарушение стабильности, служит острой формой проявления социального конфликта, способом движения социальной системы от прежнего ее состояния, через дезинтеграцию и конфликт, к новому состоянию.

Совокупность хозяйственного, экономического, социального, политического, культурно-идеологического кризисов, затронувших суперэтнос, есть кризис цивилизации. Во время последнего общество стоит перед необходимостью смены основных представлений о мире и о себе, переоценки ценностей, включающих в себя как морально-этические, адресованные непосредственно к отдельной личности, так и социальные и общечеловеческие, адресованные ко всему обществу.

Нам становится понятным, что российское общество находится в ситуации бифуркации. Для прохождения этой стадии, необходимо, во-первых, вывести из игры старую систему ценностей. Однако “систему ценностей невозможно опровергнуть, но можно вывести из моды. Можно сделать так, что прежние ориентиры станут выглядеть старомодными: так теперь не поступают, так уже не принято”²⁷⁴. Эта задача в целом была выполнена во время перестройки. Во-вторых, необходимо было совершить переход к новым

Подчеркнем еще один важный момент в научном осмыслении современного - переходного - этапа российского общества. Исследователей все больше перестает удовлетворять прежняя схема “традиционализм - либерализм”. Напряжение между полюсами оппозиции действительно есть, полагает ряд исследователей, но оно несколько схематично отражает действительность. Необходимо усложнение конструкции, поиск реальных методов и компонентов, которые позволили бы построить полицентричную модель²⁷⁵. По мнению других, сегодня происходит смягчение, перетекание полюсов оппозиции нашего социокультурно расколотого общества. И в то же время имеет место значительная живучесть архаических форм²⁷⁶.

Однако подавляющее большинство публикаций по-прежнему демонстрирует дуальные теоретические построения. И с тем же упорством, как прежде, велись “поиски” признаков развитого социализма, так сегодня стремятся отыскать свидетельства в пользу неуклонного движения к либеральному обществу.

Нельзя обойти стороной и тему возможности (шанса) выйти из преследующего Россию цикла “реформы - контрреформы”. Большая часть авторов разделяет оптимистический взгляд на прерывание такого цикла. Залогом успеха считается включение в российскую историю мощного глобального фактора. По мнению А.Пригожина, “динамика России все больше неотделима от мировых тенденций. Здесь мы обречены на успех, нам просто некуда деваться от мировых тенденций и страна фактически оказывается в той или иной степени под нарастающим давлением со стороны передового мира. Поэтому цикличность, повторяемость... в истории России… должна оборваться”²⁷⁷.

Отношение между ценностями (аксиологической ориентацией) и интересами (прагматической ориентацией) в реальном социализме было весьма специфическим. Если воспользоваться метафорой А.Зиновьева, это отношение можно определить как “шизофренический симбиоз”²⁷⁸. Речь не идет о расхождении между официальными ценностями социалистической идеологии и реальным поведением индивидов, а о двойственности всей нормативно-оценочной сферы.

В повседневной жизни подавляющее большинство общества руководствовалось обычной стратегией приспособления и выживания, реализуя свои прагматические интересы и время от времени декларируя одобрение существующей социальной системе. Определенные социальные группы осознавали этот компромисс, но в то же время руководствовались представлением о возможности некого “идеального социализма”, в котором будут реализованы действительные ценности и идеалы, в том числе и возможности индивидуального развития.

Отношение между интересами и ценностями в реальном социализме постепенно эволюционировало. Оставляя за скобками разговора описание этапов данной эволюции, лишь подчеркнем, что после изменения политического курса в сторону “гласности” и “демократизации” на некоторое время (примерно 1988-1990 гг.) обнаружился приоритет аксиологической ориентации в массовом сознании и поведении. На первый план выдвинулись не индивидуальные повседневные прагматические непосредственные интересы, а более важные социальные цели, связанные с возможностью достижения идеалов и ценностей. Однако эта возможность во многом оказалась мифической.

Экономический кризис социализма, развертывающийся с 1970-х гг., способствовал постепенному изменению идеалов и ценностей экономического порядка. При сравнении со странами Запада социализм, как система производства, все больше обнаруживал свою неэффективность, поскольку был не в состоянии удовлетворить элементарные социальные потребности. Если иметь в виду последующую эволюцию коммунистических стран, то социализм первоначально был отброшен как определенная нормативно-оценочная система, однако - и в этом парадокс - в сфере социальных гарантий, безопасности, ответственности государства за удовлетворение элементарных потребностей индивидов комплекс “социалистических ценностей” до сих пор сохраняет свою привлекательность для значительной части населения России.

Для описания данного парадокса следует уточнить само понимание “социального порядка”. Веберовское определение фиксирует преимущественно его статические элементы и предполагает, что социокультурная динамика происходит путем движения от хаоса или “аксиологической пустоты” к социальному порядку, который в массовом и теоретическом сознании обычно оценивается положительно.

Если предположить, что Россия и другие посткоммунистические страны движутся в сторону нового социального порядка, то такое представление одновременно выполняет роль методологического ориентира, согласно которому перспектива порядка образует наиболее адекватное средство описания происходящих социальных процессов. Однако ситуация в современной России не позволяет принять такую перспективу безоговорочно. Если сопоставить данную ситуацию с положением СССР до изменения политического курса, то направление изменений выглядит совсем по-иному - от порядка к хаосу путем различных форм деструкции нормативно-оценочной системы, которая до недавних пор считалась универсальной и лучшей из возможных. Следовательно, для отражения социальных процессов, включая изменения нормативно-оценочной сферы, понятия “порядка” и “хаоса” могут использоваться как равнозначные.

Таким образом, нормативно-ценностная сфера современного общества может рассматриваться как постоянно меняющаяся система ценностей, норм и правил поведения и деятельности. В ней существуют два типа человеческой активности, направленной на: 1) создание ценностей и норм, 2) их разрушение.

Мы понимаем ценности как определенные идеи, придающие смысл индивидуальным и социальным действиям и образующие критерий для оценки данных действий с этической точки зрения. Иначе говоря, ценности - это совокупность духовных устремлений человека, выполняющая регулятивную роль в обществе в различных моментах и пунктах его существования. Социальные нормы, в свою очередь, связаны с понятиями обязанности и долга, для реализации которых требуется волевое усилие.

Нормативно-ценностный порядок общества - это комплекс обязанностей и правил, регулирующих все сферы человеческой активности путем отнесения их к духовным ценностям. Так понимаемый порядок в современном обществе подвергается постоянному разрушению, поскольку в нем действуют различные комплексы ценностей и норм, следовательно, разные нормативно-оценочные порядки.

Отношение к этому процессу различно. Сторонники постмодернизма склонны подчеркивать его положительные моменты: “Наконец у нас не дрожат колени, когда мы сталкиваемся лицом к лицу с хаосом. Такого в истории еще никогда не было”²⁷⁹. Другие настроены более скептически: “Неукоренные индивиды сегодня могут быть только скитальцами, лишенными отеческого дома, куда они могли бы вернуться. Вопрос заключается в том, что современная культура не в состоянии восстановить целостность опыта, а не только формы”²⁸⁰.

В этом контексте специальные процессы в посткоммунистической России могут рассматриваться как процессы распада прежней нормативно-ценностной системы, преобладающие над процессами становления новых нормативно-оценочных систем. Сфера социальной неопределенности и риска значительно возросла. Следует подчеркнуть, что такой распад не является спецификой посткоммунистических обществ, а в большей или меньшей степени соответствует глобальным цивилизационным изменениям.

Социальные процессы в современной России могут быть квалифицированы как процессы двойного распада:

1) Марксизм, будучи пересажен на российскую почву, стал вариантом левой рационалистической утопии, которую руководители советской системы использовали лишь для легитимизации собственной власти и не смогли обеспечить его творческого развития и применения ко всем сферам социальной действительности. Уместно подчеркнуть, как методологическая традиция анализа социальной действительности марксизм ни в чем не уступает остальным методологическим традициям Нового времени. Его ленинско-сталинская интерпретация лишь усилила утопические элементы марксизма²⁸¹.

2) Политические руководители СССР и связанные с ними круги интеллигенции в последние годы своего существования пропагандировали правую рационалистическую утопию - образ всеобщего благосостояния и социального порядка, который может быть достигнут благодаря “невидимой руке свободного рынка”. Эта утопия рухнула значительно быстрее, нежели первая.

Культурная формация, основанная на ценностях Разума, Прогресса, Истины и Свободы, рушится. Западная цивилизация потеряла роль образца и источника ценностей: “В современных западных обществах колеблющийся мостик конвенций прикрывает пропасть там, где должен находиться фундамент”²⁸².

Кроме того, массовая культура, в которой господствуют средства массовой информации, не способствует формированию устойчивых нормативно-ценностных систем. Она создает совершенно иной тип социальных отношений, заменяя общепринятые нормы случайными и непостоянными связями между людьми. В этих связях реальное поведение индивидов не является воплощением определенных правил, а результатом более или менее произвольного индивидуального выбора.

Множество исследователей обращает внимание на неизбежность процесса “потери действительности” - чрезвычайной трудности для современного человека выйти за рамки вымышленного мира, создаваемого средствами массовой информации. Нас окружает “теледействительность” и “газетная философия”. В этой действительности и связанном с нею мировоззрении, как говорится, “в одну кучу” свалено все. На одном и том же плане находятся действительно важные и ничтожные вопросы, страшные и смешные события и их поверхностно-журналистское толкование, высокие и низкие ценности разных культур. Все это затрудняет их иерархизацию в соответствии с такими нормативно-ценностными системами, которые выдержали многовековую проверку временем. Далеко не случайно современные философы называют существующий мир индустриальных и постиндустриальных обществ “действительностью свалки”, в которой человек превратился в “мусор”²⁸³.

Изучение социальных трансформаций и изменений нормативно-оценочных систем нашей страны с использованием категорий неопределенности, распада и хаоса не менее важно, нежели анализ данных процессов с применением категории социального порядка. Более того, нынешняя неопределенность нормативно-ценностных систем посткоммунистических обществ не является преходящим явлением, характерным только для периода “перехода к рынку и демократии”, который должен закончиться установлением нового социального порядка.

Поэтому нельзя утверждать, что в нынешней России происходит распад ценностей как таковых. Рушатся, скорее, определенные иерархические системы ценностей, связываемые с определенными отношениями между ценностями и нормами - нормативно-оценочными порядками или системами.

Ценности сами по себе, как известно, бессильны, если они не воплощены в действительность, т.е. реальное поведение индивидов. Сами по себе ценности существуют лишь в текстах культуры и благодаря этому могут реализовываться в любых ситуациях. Если судить по ситуации в посткоммунистической России, то они потеряли обязательную силу и не находят подтверждения в нормах реального поведения. Значит, состояние социального хаоса вытекает из разрыва между нормотворческими процессами и правилами реального поведения.

Источником норм повседневного поведения все в большей степени становится изменчивая мода, герои телевизионных сериалов, поведение политических руководителей, одновременно не обладающих социальным авторитетом, или сама социальная практика, подтверждающая успешность или бесполезность определенных образцов поведения. Слабая укорененность норм разрушает чувство уверенности, связанное с возможностью предвидения поведения других индивидов и последствий собственного поведения.

Процесс деструкции нормативно-оценочного порядка и создания новых норм протекает в различном темпе в разных сферах общественной жизни. В сфере политического поведения индивиды конституционно определяются как “граждане”. Предметом нормативного упорядочивания здесь являются отношения между индивидом и государством со всеми его институтами, правила политической борьбы и т.п. Однако это поле человеческой активности при реальном социализме было в наибольшей степени регламентировано и население страны было вынуждено слепо подчиняться существующим регламентам.

Переход к свободной гражданской деятельности в политической сфере неизбежно порождает хаос. Именно политическая деятельность для большинства граждан выглядит как наименее определенная. Сам политический процесс с его нормами воспринимается большинством граждан как следствие случайных и произвольных решений, а не как элемент последовательно реализуемого плана, базирующегося на определенных ценностях и соответствующего актуальным ожиданиям со стороны большинства общества. Одновременно политическая риторика лиц, продвигающихся на политической сцене, связана с постоянными ссылками на некие ценности и нормы, которые должны регулировать политическое поведение жителей страны.

Однако декларируемые ценности и нормы, включая конституционное устройство, не имеют большого практического значения, поскольку их нарушение всеми политическими субъектами стало неписанным правилом процесса социальной трансформации. Большинство людей не знает ни своих обязанностей, ни прав в отношении государства, относится к ним равнодушно и, как правило, не отождествляет собственное поведение с государственными институтами. Сами эти институты рассматриваются как носители зла, причем еще худшего, нежели при реальном социализме.

Норма практического поведения в этой сфере может быть определена следующим образом: все политические институты не достойны доверия, поэтому их необходимо обманывать при каждом удобном случае и одновременно перекладывать на них ответственность за все трудности повседневной жизни. Как показывают результаты выборов, стороны политической борьбы не соблюдают установленных правил игры и не останавливаются даже перед уголовными преступлениями. Уголовные преступники, в свою очередь, получили право баллотироваться кандидатами в законодательные собрания различных уровней. Члены аппаратов государственной власти не отказываются от манипулирования политическим поведением избирателей (выплата пенсий накануне выборов, раздача избирателям определенных сумм взамен за поддержку, фальсификация результатов выборов, прямой подкуп прессы, телевидения и т.п.). Следовательно, в политической сфере нет консенсуса относительно ценностей и норм, регулирующих действия людей, важных для общества в целом. Само сознание “общего блага” общества практически не является мотивом индивидуального поведения.

Можно ли говорить о появлении некоего нормативного порядка в политической сфере? Надежда на то, что в условия посткоммунистической России удастся перенести опыт западных демократий, рухнула тем более, что демократический порядок распадается и в странах Запада. В этом можно усмотреть еще одну связь социальных и политических процессов в странах Запада и посткоммунистической России. И там и здесь демократический порядок рушится, но несмотря на это машина социальной и политической инерции каким-то образом движется. Перспектива социального порядка становится все более неопределенной, а состояние хаоса может стать постоянным, вытекающим из множества локальных и глобальных процессов.

Об отсутствии устойчивых норм в сфере экономической деятельности уже шла речь. Здесь добавим, что в экономической сфере человек является производителем, работником, работодателем и профессионалом одновременно. Попытки правого упорядочивания данной сферы обычно слабо связаны между собой и не дают оснований утверждать, что в ней возникает новая нормативно-оценочная система. Параллельно с процессом упорядочивания идет процесс нарушения любых норм и правил. Сами нормы и правила здесь возникают для решения конкретных актуальных задач. Этим предрешается их непостоянство. Индивидуальные действия не соотносятся с определенными нормами и ценностями, а устанавливаются для решения конкретных проблем, последствия которых тоже не поддаются однозначному определению.

Как известно, сфера обычаев, регулирующая частную и семейную жизнь человека, в наименьшей степени подвержена изменениям. Однако и здесь можно зафиксировать процессы распада нормативно-оценочного порядка. Происходит изменение отношений, ролей и функций, связанных с поло-возрастной структурой, материнством и отцовством, институтом семьи в целом. Такие изменения не ведут к замене одного порядка другим, а сводятся к соглашению между индивидами постоянно нарушать существующие нормы. Поведение партнеров взаимодействия обычно диктуется ситуационными и другими трудными для предвидения мотивами. Тем самым увеличивается индивидуальная ответственность за процессы взаимодействия между людьми, включая риск индивидуального выбора, не санкционированного существующими ценностями и нормами.

Мы здесь не будем рассматривать проблематику разнообразия культурных ценностей и норм как условий жизни современного человека. Заметим только, что сосуществование в культуре различных норм и ценностей, а также их конкуренция между собой, не может быть причиной распада существующей нормативно-оценочной системы в ее модификациях, поскольку разнородность аксиологических мотивов поведения в культуре существовала всегда. Следовательно, не множество, а распад нормативно-оценочных систем является противоположностью нормативного порядка.

Посткоммунистическая трансформация показала, что “рынок идей”, которые всерьез могут конкурировать между собой, не выходит за рамки консерватизма, либерализма и социализма в их различных национальных и ситуационных комбинациях. Однако эти комбинации пока не в состоянии создать такую альтернативу видения социального порядка, которая бы противостояла как прежнему коммунистическому порядку, так и новому социальному хаосу, и была бы принята большинством общества.

В этом, на наш взгляд, и заключается наиболее важная аксиологическая проблема современной России. Большинство социологических исследований показывают, что повседневная жизнь в период резких социальных изменений вызывает деструкцию нормативных порядков. Рушатся как действительные, так декларированные ценности. Это обычно вызывает чувство угрозы, неопределенности, страха перед завтрашним днем, отсутствие моральной санкции собственных политических выборов. Свобода создания собственной жизни и социального мира связана с риском, ответственностью, необходимостью самостоятельного поиска решений в таких сферах, в которых раньше просто использовались определенные алгоритмы поведения. Такая ситуация для большинства людей является новой и объясняет одну из причин тоски по “порядку”.

Деструкция и хаос вызывают различные социальные реакции. Политический произвол дополняется произволом значительной социальной массы. Причем, аксиологическая определенность не всегда связана с определенными ожиданиями в отношении типов социального порядка. Лозунги “порядка”, как правило, стремятся монополизировать силы, связанные с коммунистическим, националистическим и религиозным фундаментализмом. Каждая из них предлагает лишь свой вариант механистического или моноцентрического порядка. Нетрудно понять, что его реализация даже в рамках малых групп составляет значительную угрозу для свободы и демократии.

Популярностью пользуются попытки создать замкнутые религиозные группы (особенно среди молодежи), исповедующие культы Востока. Однако попытки создания порядка в развертывающемся социальном хаосе не охватывают общество в целом, затрагивая только лишь различные фрагменты общественной жизни. Эти процессы могут быть названы процессами создания частичных порядков, поскольку они никак не связаны с целостными концепциями общества, социальных изменений и “регулятивными идеями” в виде нормативно-оценочных систем. Они просто выражают процессы согласования групповых интересов и регулирования способов их достижения.

В некотором отношении можно признать попытками создания нового нормативно-оценочного порядка экологические движения, в основе которых лежат “планетарные ценности”. То же самое можно сказать о феминистических движениях, пытающихся “переписать” главные тексты культуры с точки зрения женского сознания и ценностей, изменить женские и мужские социальные роли и на этой основе создать новые принципы отношений между полами²⁸⁴. Однако эти движения затрагивают лишь ничтожные меньшинства жителей современной России и не могут пока рассматриваться как основы глубокой перестройки в сфере социальных ценностей и норм.

Таким образом, в настоящее время в нашей стране нет таких интеллектуально-культурных центров, которые смогли бы разработать концепцию нормативно-оценочного порядка, способную остановить процессы распада и найти поддержку большинства общества. Отсюда однако не следует, что России угрожает “катастрофа и анархия” - любимые жупелы коммунистической пропаганды и связанных с нею научных кругов.

Отмечается появление большого слоя людей, которые, будучи выбиты из привычной жизни, оказались предоставлены сами себе, но не растерялись. Это - “челноки”, занятые частным извозом, бывшие инженеры и ученые, люди, живущие случайными подработками, уличные торговцы, подрабатывающие в мелкой торговле служащие, и пр. Их деятельность выступает как форма народной самодеятельности, осуществляемая вне социальных структур.

У многих исследователей существует соблазн считать, что это - “слой людей, который преодолел фрустрацию, удовлетворен существующим, создает надежный заслон коммунизму и рассматривается одновременно как социальная база демократам в России”. Ряд исследователей полагают подобную трактовку ошибочной, так как история показала уже не раз, что антигосударственная настроенность населения не является предпосылкой демократии, ибо демократия включает в себя высокоразвитое государство и институционализацию общества.

Сегодня означенный выше слой населения в России, составляющий, по оценкам социологов, от 30 до 40 миллионов людей, поддерживает существующий режим, но лишь до тех пор, пока он не попытается включить людей из этого слоя в социальную структуру и поставить под контроль (закона, налогообложения и пр.). Понятно, что эта большая масса начинает искать своих идеологов, к помощи которых готово прибегнуть и “самодеятельное” криминальное население, также насчитывающее миллионы людей. Сегодня анархическими интенциями пронизаны националистические и экологические движения, политическая практика и повседневная жизнь. “И успех этих слоев достигнут едва ли не путем разрыва с этикой. Их “этика успеха” делает успех самоценным, а его измерения преимущественно материальные и безразличные к успеху иного типа”²⁸⁵.

Анархические тенденции имеют ряд черт: подмена свободы как социально организующей и цивилизующей силы волей как системой произвольных действий; подмена властных функций государства обменом, осуществляемым мелкими собственниками; отказ от социального порядка, институционализации, правового регулирования и подмена общественной составляющей естественной; подмена высокотехнологичного производства мелким промыслом. Все эти факторы действуют в сегодняшней России.

Один из самых поразительных феноменов современного политического процесса в российском обществе - дисфункциональное поведение большинства элитных групп. В плане содействия становлению нового социального порядка (строительства гражданского общества и его эволюции в направлении открытости и реализации прав человека) действия властвующей элиты приходится признать весьма противоречивыми. Она “все чаще стала выступать как источник напряжений и конфликтов, а не порядка и консенсуса”²⁸⁶. Социологи и политологи отмечают недостаток многих качеств, необходимых для успеха декларируемых демократических преобразований. Речь идет как о профессиональных, так и человеческих качествах, общей культуре и ценностных ориентациях кадров, рекрутированных в верхние эшелоны власти в первой половине 90-х годов.

Нормативно-ценностные порядки образуются и распадаются в процессе генезиса и распада человеческих отношений. Непостоянство и неукорененность данных отношений в сфере абсолютных моральных ценностей свидетельствует лишь о том, что напряженность между аксиологической и прагматической ориентациями в период социальной трансформации имеет более конкретное социологическое выражение.