Муратов А.Б. Теоретическая поэтика. Потебни А.А. Мысль и язык

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

Акакав je Скадар на Боjани! Кад погледаш брду из-под града, Све порасле смокве и маслине

И joш они грозни виногради (105).

Адонаде краљу Вукащине,

Удари га о ним боjним копљем (113; о коне не упоминалось).

Узех њега за биjелу руку И баш ону за ногу десницу

Бацих њега у воду ситницу... (347)

Али Марков со ко jогуница, Као што je и његов господар: Он не даде утве златокриле,

243

Beђ сокола шчепа везирева;

Па му просу оно сиво nepje... (427)

Иза ньега болеет ударила У Жабљака у поскубину му,

Мучна болеет, оне красте веље... (528)

Пише књигу и шиље чауша До Призрена града биjелога

До онога протопоп — Недељка... (190)

Кад се жени Смедеревац ђypo, На далеко запроси ђeвоjкy,

Улиjепу граду Дубровнику,

Уонога краља Миjаила

По имену Iерину ђeвojкy (469).

Болг. се разигра оно (не упомянутое выше) слано море и пр. — 56, 65. Начало песни:

Iарко сунце на пут полазище. За њим мила маjка пристоjаше:

Iарко сунце! Куд ђеш на конаке? Ко ђe теби вечерицу дати?

Ко ђe теби ложницу стерати? Ко ђe теби рано пробудити, Да огриjеш земљу и градове А и ону млагу сиротицу,

Голу босу и неопасану? (Петранович. — 57, 1, 1)

В малорус. — поэтично употребление местоимения в народной песне:

Та в недаленьку рано Чого сь теб мо ре грало.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

Тамъ Марьечка потопала,

Кco6i батенька бажала... (свадебная песня)

Ктому же состоянию мысли (т. е. к живому представлению того, что еще не высказано) относится употребление местоимения как указания не на предыдущее, а на последующее:

Татьяна (русская душою, Сама не зная почему)

С ее холодною красою

Любила русскую зиму (73, 3, V, 4).

244

Покамест упивайтесь ею,

Сей легкой жизнию, друзья! (ib., II, 39)

В малорус, той и пр. — в сравнениях при як, мое, неначе. Этим оправдывается разумность сравнения, ибо таким образом то, с чем нечто сравнивается для уяснения, оказывается само ясным для говорящего, стоящим перед его мыслью: “... таке задерне co6i було, що до всякого так у вiчи и лiзе,

як тая оса” (Квитка), “вони гудуть, як тiї бджоли” (ib.). Бόльшая конкретность такого представления видна из сравнения его с более отвлеченным, с бувае: як вода, бувае, греблю прорвавши, и бiжить, и шумить, и реве и клекоче; так и Настуся як з ким зчепиться (Квитка. “Снiд”).

Як тая оса. В сербском указанием на такое конкретное представление образа служит составной сравнительный союз како-но (= како-оно — первоначальный смысл оно виден из сходства с имеющим лишь временное значение млр. як ось, как вот):

Одви се Мара од рода, Како-но чела од poja; Приви се Петру делиjи

Како но свила к jyмакy... (Караджич. — 37, 1, 34)

Кано:

Виjе л’му се 6'jeлo пepje око калпака,

Кано свила припредена око вретена. (ib., 43)

Кан’да, что соответствует гомерическому ‘ώς с сослагательным, как будто бы:

Aj ђeвojкo, душо мoja!

Што си тако jeдноликa И у пасу танковита?

Кан’да с'сунцу косе плела

A мjeceцy дворе мела. (Караджич. — 37, 1,161)

в) Дательный поэтический. Такую же роль, как местоимение указательное при существительном, играет дательный местоимения личного при сказуемом. (См.: Потебня А.А. Малорусская народная песня по списку XVI в.: Текст и примечания//Филологические записки. 1877. Вып. 2. С. 6—12.) С этим сродно обращение среди повествования к слушателю:

Ал’ето ти во ске на aлaje:

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

Све коњици под бо ним копљима, Пред њима je Бошко Iуговиђу, На алату, вас у чистом злату, Крстат га je 6apjaк поклонио,

Побратиме! до коња алата... (Караджич. — 37, 2, 290)

245

Ax, братцы, как я был доволен... (73, 3, VU, 36);

г) Определение отношения говорящего к предмету, именно сочувствия предмету, презрения и т. п.: а).посредством уменьшительных-ласкательных форм; b) посредством эпитетов (собств. оппозиций), не имеющих объективной

изобразительности: “на сестру, мов на наймичку, кричить и недае їй, сердешнiй, добре нi за вiщо взятись”; “Щож, Маруся? И вона, сердешна, щось измiнилась...” (Квитка). “Та як се промовив, так аж трохи невпав из ослона на спину: голова ему закрутилась, в очах потемнило и зовсiм стуманiв, бiдаха” (Квитка).

Свисватови коње разиграше, Стаде играт змиjа Ластавицу. Колико je њега ражљутила У Призрену истрла калдрму И Призрена редом покварила,

Баш се кypaвиђ поградити неђе За пушцех дванаест година,

Што je цару квара учињено... (Караджич. — 37, 2, 58).

Ia би кайл пред тамницу дођи, Aл’je пуста синођ затворена,

И кључеви двору однешени... (ib., 98)

Он потеже саблэу од бедрице, Ал’се пуста неда извадити,

Као дaje за коре прирасла... (110)

“Каквa je, клета неможе се човjeк погледати”. На ногама гaђe шаровите,

Какве cy joj клете искиђене! (“Pjeчник”. — 90)

Kypeвиђ = малорус, скурвий син, в смысле не только осуждения, но и одобрения, удивления, собств. подлец. Вызов на поединок:

... Но ако ти маjка ниjе курва,

Ходи, дођи на кучко збориште... (Караджич. — 37, 4, 118)

Стаде Мато подагонит овце, Но му вика Бошковиђ Смаиле: “A нeбojce Стоjковичу Мато! Дал'ниjесмо вjepy уфатиме?”

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

Но ми Мато риjеч проговара: О Смаиле, родила те курва! Лиjепу cмо вjepy уфатили, Aл’je танка вjepa у ту рака,

Ка’од вука конацу везитку” (ib., 141)

246

Таким образом, однородно с серб. Kypaeuђ: великорус, подлец, шельма, о женщине без оттенка осуждения. При всей видимой грубости это однородно со следующим:

Татьяна пред окном стояла; На стекла хладные дыша, Задумавшись, моя душа, Прелестным пальчиком писала На отуманенном стекле

Заветный вензель О да Е... (73,3, Ш, 37)

Малорус. “А̉ вже сам-здоров, Евграпе, знаеш, що лежачи не в Юрусалим заїдеш” (Гулак-Артемовский) (“здоров” указывает на верование, что сам, упомянутое не в добрый час, может быть вредно для лица). с) Посредством вводного предложения (παρέντεσις), если это предложение выражает не посторонние обстоятельства действия, а чувства говорящего:

Скочи Iован од земље на ноге

(А нема му до петнаест летах)

И Лабуда свога извадно (Zima. — 133, 201)

д) Αποστροφή, aversio, в том смысле, что повествователь, как бы отворачиваясь от действия, обращается к лицу (и предмету), о котором речь, представляя его присутствующим, 2-м лицом (от этой фигуры следует отличать обращение к одушевленным наличным предметам (109, 2, 35, bis, 63,97).

Татьяна, милая Татьяна!

С тобой теперь я слезы лью: Ты в руки модного тирана Уж отдала судьбу свою. Погибнешь, милая; но прежде Ты в ослепительной надежде Блаженство темное зовешь, Ты негу жизни узнаешь,

Ты пьешь волшебный яд желаний, Тебя преследуют мечты:

Везде воображаешь ты Приюты счастливых свиданий; Везде, везде перед тобой

Твой искуситель роковой... (73, 3, III, 15)

В сочетании с олицетворением:

Увял! Где жаркое волненье, <;... > И страх порока и стыда,

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

И вы, заветные мечтанья, Вы, призрак жизни неземной,

Вы, сны поэзии святой! (VI, 36)

Но ты, Бордо, подобен другу... (IV, 46)

Целый ряд апостроф представляет то место VII главы 1-й ч. “Мертвых душ”, где Чичиков рассматривает списки мертвых душ: “когда взглянул он потом на эти листики, на мужиков, которые точно были когда-то мужиками”, то какое-то странное непонятное ему самому чувство овладело им... Смотря долго на имена их, он умилился духом и, вздохнувши, произнес: “батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! Что вы, сердечные, поделывали на веку своем, как перебивались?” и т. д.

Третье лицо вместо второго — случай, противоположный апострофе, но того же характера. Здесь собеседник принижается, приравниваясь к вещи. Как явление язычное, это характеристично для немецкого языка –er пр. вм. du:

Such er den redlichen Gewinn,

Sei er kein schellenlauter Thor. (Göthe) Sah wieder preussisches militär,

Hat sich nicht verändert...

Sie stelzen noch immer so steif herum, So kerzengrade geschniegelt,

Als hätten sie verschluckt den Stock, Womit man sie einst geprügelt.

la ganz versehwand die Fuchtel nie: Sie tiagen siejetzt im Innern;

Das trauliche Du wild immer noch

An das alte er errinem. (Heine. “Deutschland”, 3)

В русском такая замена есть фигура только личная. Так в упреках, выговорах и т. п.

“А тут зверху жiнка нападае, так що бiдгому Тихоновi и просвiту нема: Сякий такий лисий дiдуга! Ум вiдстарiв. Пооббiрав дiточок и мене на старости, та всеж попроцвиндрював на той xлi6. Тут би у такий голодний год и заробити копiйчину, а вiн людям его дурно роздае... Тютю дурний! Чи бачив хто такого дурня? Чорзна кому роздае и в ранцi и в вечерi, а ми уся его сiмъя, голудуемо, та iмо вiдважений пай, мов рештанти... Оттак ти одурiй на старости! “То Тихон було слухае, слуха е, далi схопить себе за голову, та”: А вже ж менi сяя морока, скаже, та мерщiй з хати...” (Квитка. “Добре робы, добре и буде”).

Обращение к неодушевленным предметам отвлеченным, в великорусской песне (Станица Темижбекская, Кубанская обл. — 80):

Ты черемуха, черемуха мая, Черемуха-душа-аленький цветок... (49)

248

Трава моя, травушка, зеленый лужок,

Я по тебе, травушка, я не нахожусь... (ib.)

Ой садовая (ое) моя яблочка...

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

Откатилася прочь от яблонки... (58)

Ой же ты, солнышко ясное... (59)

Долина долинушка Долина широкая! (60)

Берёзиичак листоватай! (60)

Не стой верба над водою Хоть стой не стой развивайся. Уж вы горы мои, горы крутые,

Вы позвольте горы дли вас постояти (73).

Старона ль ты моя вот староношка... (74)

А молодость, молодость Девичья красота, Молодецкая сухота!

При чем (s) тебе молодость При старости вспомянуть? Вспомянуть тебе, молодость, Тоскою — кручиною, Великой печалью... (79)

Ой да ты полыня, ты моя польюя, Полынюшка, трава горькая!

Да не я вот, моя полынющка, Да не я ал и тебе сеяла, Да сама вот, моя полынюшка, Да сама ж ты уродилася,

Занимала вот, моя полынюшка Землю самую ни лучшую (80).

Ойда вы ночи мои, Ночи мои темныя!

Не могу то я вас али мои ночушки А я вас — про думати... (80)

Бодай тебе, реченька, Бодай тебе, быстрая, Желтым песком Песком занесло! (82)

249

Туманы мои темные!

Да ты скука ты, моя скука, Чужа дальня сторона! Разлучила ты меня, моя скука, С отцом с матерью далеко... (86)

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

Обращение к предметам, как средство конкретности их изображения в малорус, (в сравнениях): “Грушице моя” и пр. В великорус, и для изображения обстановки: “Вы, морозы...” (97, 561); “Уж вы, горы” (573, 604 bis, 606, 668, 617); “Лучина...” (97, 619); “Вы, туманы...” (632, 660, 683,' 689). В

сравнениях — 97, 585, 602. Обращение к отвлеченным предметам: “Уж ты воля” (97, 580); “Ax, женитьба” (596); “Куравушка” (604); “Уж ты зимушка”

(604); “Ax ты, ночь” (606); сторона (622, 650); коровать (623); полоса (637); заря (661); сборы (667).

Обращение к двум-трем предметам, без определения их отношений (asyndeton, следствие эффекта):

“Выйде Филя, древле прегордый, надѣяся обнять землю, потребит море,

со многыми угры. Рекшю ему: “единъ камень много горньцевъ изби-ваеть”, а другое слово ему рекшю прегордо: “острый мецю! борзый копю! многая Руси!” Богу же того нетерпящю во ино время убьенъ бысть Даниломъ Романовичемъ древле прегордый Филя” (50, 492), под 1217 г., =

(Вдова) Бьела сына породзiла, И уповiвшы говорила:

О муой сыну белюсенькi! My и'о душко байструсенькi Ой чи цебе утопiцi

Ой чи цебе и годовацi? (Заблудовский р-н. — 32, 95)

Ой пiду я пiду по-над Дунаями...

Ой там козаченько коня напувае, Коня из припоя, сам заплакав стоя:

Головоньке моя! Сторононька чужа! (95, 5, 379)

У Гомера — в силу сочувствия певца — Гектор вызывает на поединок. Ахейцы молчат. Тогда Менелай упрекает их, называя между прочим Ахеянками, и вооружается:

Ἔνθα κέ τοι, Μενέλαε, βιότοιο τελευτὴ Ἕκτορος ἐν παλάµῃσιν, ἐπεὶ πολὺ ϕέτερος ἦεν

ἰ µὴ ἀναίξαντες ἕλον βασιλήες Άχαϖν [“Илиада” (7, 104)]

“Тогда бы тебе, Менелей, пришел (явился) конец жизни, в руках Гектора, потому что он был многим сильнее, если бы вскочив не удержали цари ахейев”.

Пандар стреляет в Менелая. — “Но тебя, Менелай, не оставили жители

250

неба, вечные, боги” <и пр.> (ib. — 4, 127). Такие обращения к Менелаю

(“Илиада” — 4, 146; 13, 603; 17, 679, 707; XXIII, 600); к Патроклу (16, 20, 584, 693, 744; 787, 812, 843); к Ахиллу (20, 2); к Мелкиппу (15, 582); к Фебу (20, 152). В “Одиссее” — к Эвмею (22, 55, 165, 442, 507;

15,60,135; 17,512).

La Roche в примечании к “Илиаде” (4, 127) замечает, что апострофа “hat nur formele Ursache und hicht ihren Grund in der Theilnahm, welche der Dichter für diese Persönlichkeri erwecken will” (Homer's Ilias. — 106, 4, 1—4, 449). Мне неясно, какие могут быть формальные причины. Конечно, не размер, который

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

может стеснять лишь плохих стихотворцев. Психологическое же побуждение — не желание возбудить сочувствие, а личное отношение певца к предмету.

Апострофы в начале песен — см. “Малороссийская песня по списку XVI в.” (65, 6, 15); малорус., серб., болг. звательный падеж вместо именительного имен собственных личных может быть случаем вытеснения именительного звательным, предполагающим звательный при именительном. Объяснение этого явления требованием размера скорее всего могло бы быть применено к сербскому десятисложному стиху, но ср.:

Kaквa j'кpacнa Каица војводо... (37, 463)

Болг.

Болен лежит Станковине Дуко Сине мои, Станковине Дуко...

Проговоре Станковине Дуко... (56, 65-67)a

Анафора. У Гоголя: “Друг мой, храни вас бог от односторонности. С нею всюду человек произведет зло: в литературе, на службе, в семье, на свете, словом — везде! Односторонний человек самоуверен, односторонний человек дерзок, односторонний человек всех вооружит против себя. Односторонний человек ни в чем не может найти средины. Односторонний человек не может быть истинным христианином: он может быть только фанатиком: односторонность в мыслях показывает только то, что человек еще на дороге к христианству, но не достигнул его, потому что христианст-

251

во дает уже многосторонность уму. Словом, храни вас бог от односторонности” (Гоголь. “Выбранные места из переписки с друзьями”. — 23,

4).

Эпифора — точное повторение вышеупомянутых слов. Как в народном эпосе вместо ссылок и указаний на вышеизложенное — буквальное повторение его (что образнее и поэтичнее); так Гоголь — в пределах периода когда речь становится более одушевленной, (затем, как манера): “Не столько зла произвели сами безбожники, сколько произвели зла лицемеры или даже, просто, не приготовленные проповедователи бога, дерзавшие произносить имя его неосвященными устами” (23, 4).

“Хотелось, чтобы... предстал как бы невольно весь русский человек, со всем разнообразием богатств и даров, доставшихся на его долю преимущественно перед другими народами, и со множеством тех недостатков,

a 0днородны с апострофом случаи representatio (Zima. — 133, 135, ел.): а) настоящее вместо прошедшего и будущего, б) приближение прошедшего (выражение прошедшего) в наглядности посредством наречий:

Отце прйшов до мене тай каже...

в) указательное местоимение о предмете не упомянутом выше: и joiu оно све жежено

злато.

К формальным средствам изобразительности относится фигура διαλογισµός (Zima. — 133, 145-148), сходная с dat. ethicus (делающим воображаемого слушателя [Участником повествования). Это (διαλογισµός) субъективно в том смысле, что говорящий передает не действительный разговор (как у Зимы. - 133, 147), а лишь прибегает к этой форме (сам ли спрашивая и отвечая, или вводя другие лица) как наиболее изобразительной.

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

которые находятся в нем также преимущественно пред всеми другими народами” (ib.).

“Я питал втайне надежду, что чтение “Мертвых душ” наведет некоторых на мысль писать свои собственные записки; что многие почувствуют даже некоторое обращение на самих себя, потому что и в самом авторе, когда писаны были “Мертвые души”, произошло некоторое обращение на самого себя” (ib.). Это эпифора — прибавка. Namque ego, crede mini, si te modo ponrus haberet, Te sequerer, conjux, et me quoque pontus haberet [Ovi-dius. “Metamorphoseon libri” (1, 361)].

“Все перессорилось: дворяне у нас между собою, как кошки с собаками; купцы между собою — как кошки с собаками, мещане между собою — как кошки с собаками; крестьяне, если только не устремлены побуждающею силою на дружескую работу, между собою, как кошки с собаками; даже честные и добрые люди между собою в разладе; только между плутами видится что-то похожее на дружбу и соединение, в то время, когда кого-нибудь из них сильно станут преследовать” (23, 4).

“И теперь больше всего благодарю бога за то, что сподобил он меня хотя отчасти узнать мерзости — как мои собственные, так и моих бедных собратьев. И если есть во мне какая-нибудь капля ума, свойственного не всем людям, так это от того, что всматривался я побольше в эти мерзости. И если

мне удалось оказать помощь душевную некоторым близким моему сердцу, а в том числе и вам, так это от того, что всматривался я побольше в эти мерзости.

И если, наконец, приобрел любовь к людям не мечтательную, но существенную, так это все же, наконец, от того же самого, что всматривался я побольше во всякие мерзости” (ib.).

Такое соединение единоначатия (’αναφορά) и единоокончания (’επιφορά) называется συµπλοκή — сплетение (Wackernagel).

Πολύπτωτον есть собственно повторение того же имени в разных падежах (πτώσις — casus), затем — служит названием и для повторения глагола, в разных формах.

Et superesse videt de tot modo minibus unum, Et superesse videt de tot modo miffibus unam. (Ovidius. “Metamorphoseon libri” (1, 325)]

252

(Соединение ’αναφορά и πολύπτωτον).

Τής δ’ἀρ̉ἀκουούσ ς ῥέε δάκρυ, τήκετο δέχρώς ὡς δέ χιὼν κ τ τήκετ̉ἐν ἀπευπόλοισιν, ἥν τ̉Εὖρος κ τήτεξεν, ἐπὴν Ζέϕυρος κ τ χεύῃ

τ κόµενος δ̉ἄρ τῆς ποτµοὶ πλήθουσι ῥέοντες ὣς τῆς τήκετο κ λὰ π ρήι δάκρυ (collect) χεούσ ς

[“Одиссея” (19, 204); Wackernagel. – 130].

“... А добродетельный человек все-таки не взят в герои. И можно даже сказать, почему не взят (ε’πίζευξις — прибавка, повторение без определенного места): потому что пора, наконец, дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается на устах слово ((добродетельный человек”; потому что обратили в лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом, и всем, чем ' ни

Потебня А. А. Теоретическая поэтика. Из записок по теории словесности. Субъективные средства изобразительности

попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что теперь нет на нем и тени добродетели, и остались только ребра да кожа вместо тела;

потому что лицемерно призывают добродетельного человека. Нет, пора,

наконец, припречь и плутоватого. И так припряжем его, плутоватого человека!” (“Мертвые души”, гл. 3.) (Это соединение ε’πίζευξις, α’ναφορά, πολύπτωτον, ε’πιφορά, все вместе συµπλοκή). Ср. повторения в речи мужиков, “Мертвые души”, гл. 3.

“А теперь не позабывайте ни на миг, что все это вам делается для покупки твердого характера, а эта покупка покамест для вас нужнее всякой другой покупки, и потому будьте в этом случае упрямы, просите бога об упрямстве”

(23, 4).