3.2 Переписка Иоанна Солсберийского с Петром Целлийским

Сам факт дружеских отношений между Иоанном Солсберийским и Петром Целлийским часто вызывает удивление исследователей⁷⁹. Действительно, Петр и Иоанн не были похожи: «космополитичный школяр»⁸⁰, магистр свободных искусств, придворный и монах-бенедектинец, аббат, автор духовных трактатов. По предположению исследователей, Петра и Иоанна свел вместе случай: около 1145 г. Иоанн заканчивает свое обучение и, вероятно, оказывается в сложном материальном положении, потому что соглашается стать секретарем одного из своих учеников (одновременное преподавание и обучение в XII в. было обычной практикой). Эти учеником и был Петр Целлийский⁸¹. Именно с помощью Петра Иоанн получил рекомендательное письмо от Бернарда Клервосского к архиепископу Теобальду, позволившее ему войти в курию последнего в качестве секретаря⁸². После отъезда Иоанна друзья вели активную переписку в течение более чем 20 лет, прервавшуюся только в 1170 г., когда Иоанн стал аббатом Шартра.

В коллекции ранних писем Иоанна Солсберийкого содержится шесть посланий, адресованных Петру Целлийскому. Хронологически они делятся на две группы: четыре письма датируются 1157 г. и два послания – 1159 г.

Во всех шести письмах регулярно возникают несколько сюжетов, касающихся практики написания писем и раскрывающих специфику дружеской переписки.

Первый из них связан с уже обсуждавшийся в первой главе моей работы практикой передачи сообщений через посланника. «Я с благодарностью схватился за возможность написать Вам» (occasionem scribendi vobis gratanter arripui) – пишет Иоанн Петру, добавляя, что решился ответить, только когда «получил от него (т.е. посланника – И.М.) заверения в безопасности, так как он был мне неизвестен» (contraxi cub accepta cautione, quia persona michi erat incognita) (ep. 19). Казалось бы, перед нами снова проверка надежности посланника, но глагол scribe (писать) свидетельствует о том, что Иоанн боялся доверить посланнику даже сам текст письма, не говоря уже об устной передаче. Эти опасения разделял и Петр.⁸³ Показательно, что друзья были не единственными, кто выступал против центральной роли посланника в процессе передачи письма: Петр Достопочтенный также разделял эту позицию⁸⁴.

Однако, как верно отмечает Б. МкГуайр общественные и индивидуальные связи в XII в. все еще были слабо разграничены⁸⁵: даже при столь явном стремлении сохранит текст писем в тайне, содержание посланий все же было доступно достаточно широкому, по современным представлениям, кругу лиц. Текст источника свидетельствует, что помимо Петра и Иоанна знание содержания их переписки было доступно не только их близким друзьям (в письмах упоминаются приор Шантермеле и настоятель церкви Целлы), но и секретарям (см. ep. 112 – о секретаре Иоанна; Петр Целлийский обычно диктовал свои письма одному из монахов Целлы⁸⁶).

Второй сюжет касается выбора стилистики писем: как и все остальные дружеские послания Иоанна, его письма Петру полны метафор. Любимым приемом Иоанна при написании писем Петру было обыгрывание смысла какого-либо слова или понятия (табл. 9).

Таблица 9. Пример использования «обыгрывания» в письме Иоанна Солсберийского Петру Целлийскому

Письмо 34

Mitto uobis munus exiguum […] Hoc utique uas salarium est argenteum aureas habens notas. Recte quidem, eo quod illius salis habetis copiam, quod ex praecepto legis sacrificiorum est omnium condimentum. Sed et illud Deo offertis examinato eloquii casti argento, et aureae uirtutum imagines in speculo uerbi et operis renident intuentibus eosque prouocant, ut imitatione uirtutum possint esse speculum aliorum. Sed et ipsa rotunditas formae congruit perfectioni uestrae.

Я отправляю Вам маленький подарок[…] Это серебряная солонка, имеющая золотые детали. Это подходящий подарок, так как у вас в изобилии той соли, которая, согласно предписанию Закона, является приправой любого жертвоприношения (Левит 2:13). Но её (соль) Вы предлагаете Богу очищенным серебром чистого красноречия (Псалом 11:7) и золотые образы добродетелей сияют в зеркале слов и деяний, побуждая смотрящих, подражая этим добродетелям, самим становиться зеркалами для других. К тому же, её округлая форма согласуется с вашим совершенством.

При этом статистика использования цитат свидетельствует, что хотя заимствования из античных классиков довольно часты в письмах к Петру, он не был главным корреспондентом Иоанна в этом смысле (основным адресатом «ученых» посланий Иоанна был, как я уже отмечала выше, магистр Ральф из Сарры). Гораздо чаще в посланиях к Петру появляются библейские цитаты: Иоанн явно подбирал стиль писем в зависимости от собеседника, ведь Петр был автором духовных трактатов.

Но главная особенность переписки Петра и Иоанна – это её глубоко личный характер. Конечно, силу дружеских связей, практически невозможно оценить, но несколько критериев для проведения анализа все же можно выделить.

Первым из них является степень доступности содержания писем стороннему наблюдателю. Дело в том, что многие письма Иоанна к Петру невозможно понять, не зная контекста, к которому апеллирует адресант: так рассуждение «о хлебах», которыми Петр «накормил» Иоанна (ер. 33) теряет смысл, если не знать, что таким образом Иоанн выражает Петру благодарность за трактат «О хлебах» (“De Panibus”). Небольшой пассаж в одном из поздних писем Иоанна (ер. 112) остается загадкой для исследователей именно из-за апелляции в нем к общим для друзей, но недоступным для исследователей, личным воспоминаниям: речь идет ряде имен, заимствованных из произведений античных классиков: Мандрогер (персонаж комедии псевдо-Платина), Тримальхион (из «Пира Тримальхиона» Петрония), Бромий (одно из имен Бахуса) и Корудон (пастух; вторая «Эклога» Вергилия). Этих персонажей Иоанн призывает в качестве свидетелей на импровизированном суде за необдуманное использование им одной из формул «приветствия». Вполне вероятно, что за этими вымышленными именами стояли реальные люди: Корудон и Мандрогер упоминаются Иоанном и в «Поликратике», и в «Этике»⁸⁷. Однако, несмотря на частое использование этих псевдонимов, Иоанн никогда не дает более точных указаний на то, кто скрывается за ними и, поскольку мы не можем понять, о ком идет речь, часть заложенного в письме смысла от нас ускользает.

И, возможно, ускользает смысл шутки, ведь письмо посвящено шуточному суду. Юмор же, по мнению Р. Пепин является одним из признаков близких отношений⁸⁸. Если согласиться с этим утверждением, становится очевидно, что Иоанн и Петр были близкими друзьями: их переписка наполнена юмором и иронией, причем ответы адресатов свидетельствуют, что шутки были поняты. Например, в одном из писем (ер. 111) Иоанн, отправляя «Поликратик» Петру, просил его не медлить с возвращением рукописи, как «тот вор» Бруто, который долго не возвращал её, «возможно, чтобы она стала известна врагам» (дословно – «вложить её в глаза врагов» – hostium oculis ingerendus). Бруто был другом Иоанна (об этом свидетельствует его поздняя переписка⁸⁹), поэтому обвинение явно было шуточным. Об этом же свидетельствует и ответ Петра: «Когда я увидел твои письма, мое сердце наполнилось радостью, я не мог перестать смеяться»⁹⁰.

Но отношения Петра и Иоанна не всегда были столь безоблачными. Часто ссоры были связаны с письмами, а именно с тем, что послания Петра подолгу оставались без ответа (ep. 32). В свое оправдание Иоанн обычно писал о делах, помешавших ему дать немедленный ответ. Жалобами на занятость заполнены и письма, и трактаты Иоанна⁹¹. Но, как верно указывает Б. МкГури, важно даже не само оправдание, а тот факт, что Иоанн счел нужным долго и подробно объяснять другу причину столь долгого молчания: ему было важно оправдаться в глазах друга⁹² – отношения с Петром, очевидно, имели огромное значение для Иоанна.