- 321 -

Античная историография оставила нам мало данных об истории и путях развития спартанского полиса. Тем легче, пожалуй, выделить среди немногочисленных фактов узловые моменты. Для позднеклассического периода таким узловым моментом можно считать рубеж V и IV вв. К этому времени внутренняя неустойчивость спартанского общества перестала носить скрытый характер и вылилась в глубокий социально-экономический и политический кризис. Одним из главных признаков этого кризиса является изменение социальной структуры гражданского коллектива Спарты. Как раз тогда, по-видимому, перестали совпадать между собой и разошлись по разным смысловым группам такие два понятия, как "спартиаты" и "гомеи". Пока спартанский гражданский коллектив в своей массе был единым, эти термины, скорее всего, были

- 322 -

синонимами¹⁴⁷. Однако зафиксированный именно для рубежа V-IV вв. распад гражданского коллектива на несколько неравноправных групп вполне мог привести к смысловому расхождению дотоле адекватных понятий. В данный период, по словам В. Эренберга, "из узкой олигархии спартиатов возникла еще более узкая олигархия гомеев"¹⁴⁸. Для IV-III вв. гомеи - это уже не все спартиаты, а только "лучшая", т. е. имущая их часть.

В источниках зафиксирован и объяснен процесс постепенной утраты спартанцами своего корпоративного единства. По словам Исократа, именно сохранение корпоративного единства было главной целью законодательства Ликурга: "Лишь для себя они установили равноправие и такую демократию, какая необходима для тех, кто намерен навсегда сохранить единодушие граждан (Panath. 178 / Пер. И. А. Шишовой). С Исократом, писавшим об архаической Спарте, перекликается Аристотель, хорошо знавший конечные результаты законов Ликурга, оказавшиеся прямо противоположными заложенной в них идее. В своем критическом обзоре спартанского строя Аристотель отметил, что обязательность равного взноса в сисситии при кажущемся его демократизме была, собственно, недемократической мерой, ибо она ложилась тяжким бременем на бедных, не особенно отягощая при этом богатых. "У лакедемонян же каждый обязан делать взносы, несмотря на то, что некоторые по причине крайней бедности не в состоянии нести такие издержки, так что получается результат, противоположный намерению законодателя. Последний желает, чтобы институт сисситий был демократическим, но при существующих законоположениях он оказывается менее всего демократическим. Ведь участвовать в сисситиях людям очень бедным нелегко" (Pol. II, 6, 21, 1271 a 27-36). Это замечание Аристотеля свидетельствует о понимании им социальной сущности Спартанского государства: там, где правовое равенство зависит от равенства экономического, с нарушением последнего дает трещину и вся социальная система.

- 323 -

Сответствующее наблюдение, сделанное Аристотелем, относится, конечно, уже к достаточно позднему времени. Оно фиксирует ситуацию в Спарте позднеклассического времени, когда традиционные полисные структуры выступают уже в заметно деформированном виде. Водоразделом между той идеальной картиной, которую рисует Исократ, и той печальной действительностью, которая зафиксирована у Аристотеля, хронологически, очевидно, является рубеж V и IV вв. - время издания закона Эпитадея, фактически сделавшего клеры отчуждаемыми (Plut. Agis, 5). Ретра Эпитадея выявила истинную картину социально-экономических отношений внутри класса спартиатов. Славившаяся прежде своей монолитностью и корпоративной спайкой община "равных" оказалась фикцией. Обезземеливание большей части ее членов привело к необратимым последствиям и навсегда разрушило единство правящего сословия. Не случайно, по-видимому, сразу же после принятия закона Эпитадея напряженность в обществе едва не вылилась в социальную революцию. Рассказ Ксенофонта об этом событии - заговоре Кинадона - рисует нам уже общество, далекое от идеалов первоначального равенства и единодушия.

Для исследователя ценность рассказа Ксенофонта заключается также в том, что здесь первый и единственный раз в греческой историографии появляются такие новые понятия, как "гипомейоны" и "малая экклесия". Перечисляя группы неполноправного населения, готового принять участие в заговоре Кинадона, Ксенофонт среди прочих хорошо известных категорий называет также гипомейонов (uJpomeivone"- досл. "младшие", "меньшие", "опустившиеся"). Процитируем это место Ксенофонта: "Руководители заговора посвятили в свои планы лишь немногих, и притом лишь самых надежных людей, но они хорошо знают, что их замыслы совпадают со стремлениями всех илотов, неодамодов, гипомейонов и периеков" (Hell. III, 3, 6). Это - единственное бесспорное место, где зафиксирован термин "гипомейоны". Возможно, что именно гипомейонов имели в виду Ксенофонт в "Лакедемонской политии" (Х, 7) и Аристотель в "Политике" (II, 6, 21, 1271 а 26-37), где описываются обедневшие спартиаты, потерявшие свои гражданские права. Вот что говорит по этому поводу Ксенофонт: "Ни с физической слабостью, ни с имущественным недостатком он (Ликург. - Л. П.) не считался; но если кто-нибудь не станет исполнять закона, того Ликург указал более не считать принадлежащим к числу "равных"" (Lac. pol. 10, 7). Из этого отрывка можно заключить, что гипомейоны (а скорее всего, именно их имеет в виду Ксенофонт)