Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
тексты для семинара по философии / Шопенгауэр мысли о одиночестве.doc
Скачиваний:
51
Добавлен:
21.05.2015
Размер:
64.51 Кб
Скачать

Артур Шопенгауэр мысли об одиночестве

Из работ: "Афоризмы житейской мудрости" и "Мысли"

Когда приходит любовь, душа наполняется неземным блаженством. А знаешь, почему? Знаешь, отчего это ощущение огромного счастья? Только оттого, что мы воображаем, будто пришел конец одиночеству. Ги де Мопассан

Каждое общество, прежде всего, требует взаимного приспособления и принижения, а потому, чем оно больше, тем пошлее. Каждый человек может быть вполне самим собою только пока он одинок. Стало быть, кто не любит одиночества - не любит также и свободы, ибо человек бывает, свободен лишь тогда, когда он один. Принуждение есть нераздельный спутник каждого общества; каждое общество требует жертв, которые оказываются тем тяжелее, чем значительнее собственная личность. Сообразно с этим, каждый избегает, выносит или любит уединение в строгой пропорции с собственной ценностью. Наедине с самим собою жалкий чувствует всю свою жалость, великий ум - все свое величие, короче, - всякий чувствует себя тем, что он есть. Далее, чем выше кто стоит по табели о рангах самой природы, тем, существенно и неизбежно, стоит одиноче. Но тогда для него истинное благодеяние, если физическое одиночество соответствует духовному. Между тем как природа положила самое резкое различие между людьми и в умственном, и в нравственном отношении, общество, пренебрегая этим, ставит всех на одну доску или, и того более, ставит искусственное различие по ступеням сословия и ранга, которое весьма часто диаметрально противоположно табели о рангах природы. При таком порядке вещей положение тех, кого природа поставила низко, очень хорошее; но те немногие, кого она поставила высоко, остаются внакладе, почему они обыкновенно и избегают общества. Да и в каждом обществе, коль скоро оно многолюдно, преобладает пошлость. Что особенно отваживает великие умы от общества, так это равенство прав, а стало быть, и претензий при неравенстве способностей.

Так называемое хорошее общество признает всякие преимущества, кроме духовных! Эти последние представляют даже контрабанду. Оно обязует нас оказывать безграничное терпение ко всякой глупости, тупости, шутовству и извращенности. Личные преимущества должны вымаливать себе прощение или скрываться, так как духовное превосходство оскорбляет уже одним своим существованием, без всякого содействия воли. Потому-то общество, называемое хорошим, не только имеет ту невыгоду, что сводит нас с людьми, которых мы не можем ни похвалить, ни полюбить, но и мешает нам являться в истинном свете, как подобает нашей природе; даже более того, оно понуждает нас принижаться под лад с другими, даже искажать самих себя. Разумные речи и остроумные мысли на месте в интеллектуальном обществе; в обыкновенном же они прямо ненавистны. Чтобы в нем нравиться, необходимо быть плоским и недалеким.

До чего же наивен тот, кто мечтает, будто заявление ума и способностей есть средство для приобретения расположения общества! Напротив, у преобладающего большинства они возбуждают гнев и ненависть. Дело происходит таким образом. Если человек в разговоре с другим чувствует и замечает его великое духовное превосходство, то и сам, втайне и без явственного сознания делает заключение, что в такой же мере и тот чувствует и замечает его приниженность и ограниченность. Это-то возбуждает его гнев и ненависть. Таким образом, обнаруживание своего ума и способностей есть только косвенный способ уличения других в бездарности и тупоумии.

В то время как знатность и богатство могут рассчитывать на почет в обществе, духовные способности отнюдь не могут ожидать его. В самом благоприятном случае их будут игнорировать, а то будут смотреть на них как на своего рода наглость, как на нечто, что человек присвоил себе недозволенным способом и вздумал теперь вдруг гордиться этим, за что следует как-нибудь, посбить с него снеси; и каждый втайне только и ждет для этого подходящего случая.

Зато духовная приниженность и ограниченность, всегда желанные гости. Ибо что для тела тепло, то для духа благодетельное чувство превосходства. Потому каждый так же инстинктивно, как к печке или солнечному свету, приближается к предмету, который сулит ему это превосходство. А таким предметом единственно может быть решительно ниже стоящий, у мужчин - по качествам духа, у женщин - по красоте.

Смотрите, с каким искренним дружелюбием мало-мальски смазливая девушка встречает отъявленную дурнушку. Между мужчинами телесные преимущества не очень принимаются, в соображение, хотя, однако же, приятнее себя чувствуешь рядом с тем, кто ниже, а не выше ростом.

Таким образом, между мужчинами глупые и невежественные, а между женщинами - некрасивые везде приятны и желанны. Они легко приобретают себе репутацию людей с отменно добрым сердцем, так как каждому перед собою и перед другими нужен предлог для своей симпатии. По этой именно причине всякого рода духовное превосходство есть изолирующее, отчуждающее свойство. Его избегают и ненавидят и как предлог для этого приписывают его обладателю всевозможные недостатки.

Поэтому в подобном обществе мы должны с тяжким самоотвержением на три четверти отрешаться от самих себя, чтобы приравняться к прочим. Конечно, за это мы приобретаем в них равных; но чем больше кто имеет собственной ценности, тем скорее он увидит, что барыш здесь не покрывает затраты и что дело это для него убыточно; ибо люди обыкновенно бывают несостоятельны, т.е. общение с ними не дает ничего, что вознаграждало бы за скуку, тягость и неприятности их общества и за возлагаемое им самопожертвование.

Вообще, в самой полной гармонии можно находиться только с самим собою, не с другом, не с возлюбленною, ибо различие индивидуальности и настроения всякий раз производит некоторый, хотя бы незначительный, диссонанс. Потому-то глубокий мир сердца и совершенное спокойствие духа, эти, после здоровья, высшие земные блага, возможны только в уединении, а как постоянное настроение - только в совершенном отшельничестве. Тогда, если внутренние задатки человека велики и обильны, он будет наслаждаться самым счастливым состоянием, какое только возможно на этой бедной земле. Довольствоваться самим собою, быть для себя всем во всем, имея право сказать: "Omnia mea mecum porto" "Все свое ношу с собой" (лат.).,- есть, конечно, самое благоприятное свойство для нашего счастья.

Что, с другой стороны, делает людей общительными, так это их неспособность переносить одиночество, а в одиночестве - самих себя. Внутренняя пустота и недовольство - вот что гонит их в общество, в странствие и на чужбину. Их духу недостает упругости для приведения себя в движение. Поэтому они пытаются поднять его вином, и многие этим путем становятся пьяницами. Как раз по той же причине они нуждаются в постоянном возбуждении, и именно в самом сильном, т.е. чрез подобных себе существ. Без этого дух их никнет под собственной тяжестью и впадает в тягостную летаргию.

Известно, что всякие беды легче переносить в сообществе с другими. К числу таких бед, как кажется, люди причисляют и скуку, почему и сходятся вместе, чтобы скучать сообща. Как привязанность к жизни есть, в сущности, только боязнь смерти, так и стремление к общительности основывается, собственно, не на любви людей к обществу, а на боязни уединения.

Можно также сказать, что каждый из них представляет только маленькую дробь идеи человечества, а потому требует значительного дополнения посредством других для того, чтобы некоторым образом получилось полное человеческое сознание. Напротив, кто представляет собою целого человека, тот есть единица, а не дробь, а потому и довольствуется самим собою. В этом смысле обыкновенно общество можно сравнить с русским роговым оркестром, в котором каждый рог имел только один звук, и только чрез точное совпадение их получалась музыка. Чувство и дух большинства людей монотонны, как такой рог: ведь и смотрят из них многие так, будто они постоянно заняты одною и тою же мыслью, а какой-либо иной неспособны и мыслить.

Отсюда понятно, почему они не только так скучны, но и так общительны и охотнее всего сходятся в стадо: gregariousness of mankind (табунность, стадность человеческого рода!).

Однообразие своего собственного существа - вот что невыносимо для каждого: omnis stultitia laborat fastidio sui (всякая глупость страдает отвращением к себе самой (лат.).); только гуртом и сообща представляют они нечто, как тот роговой хор. Напротив, человек, одаренный умом и духом, подобен виртуозу, в одиночку исполняющему свой концерт, или фортепьяну. Как последний сам по себе есть маленький оркестр, так и он представляет собою маленький мир.

Впрочем, общительность людей можно также рассматривать как взаимное духовное согревание друг о друга, вроде телесного, получаемого при столплении людей во время сильной стужи.

Но у кого самого есть много духовной теплоты, тот не нуждается в подобном группировании. Вследствие этого, общительность каждого человека находится приблизительно в обратном отношении с его интеллектуальной ценностью; и выражение "он необщителен" почти уже значит, что "он человек с большими дарованиями".

Человеку, стоящему высоко в умственном отношении, одиночество доставляет двоякую выгоду: во-первых, быть с самим собою и, во-вторых, не быть с другими. Эту последнюю выгоду оценишь высоко, когда сообразишь, сколько принуждения, тягости и даже опасности влечет за собою каждое знакомство.

"Все наши беды проистекают от невозможности быть одинокими", - сказал Лябрюйер. Общительность принадлежит к опасным, даже пагубным наклонностям, так как она приводит нас в соприкосновение с существами, большинство которых нравственно - скверно, а умственно - тупо и извращено. Иметь в себе самом столько содержания, чтобы не нуждаться в обществе, есть уже потому, большое, счастье, что, почти, все, наши, страдания истекают из общества, и спокойствие духа, составляющее после здоровья самый существенный элемент нашего счастья, в каждом обществе подвергается опасности, а потому и невозможно без известной меры одиночества. Чтобы наслаждаться блаженством душевного спокойствия, циники отрекались от всякой собственности. Кто с тою же целью отказывается от общества, тот избрал самое мудрое средство. "La diete des alimens nous rend la sante du corps, et celle des hommes la tranguillite de l'ame" ("Ограничения в пище возвращают нам телесное здоровье, а ограничения в общении с людьми - душевный покои" (фр.)),- изящно и верно сказано Бернарден де Сен-Пьерром. Потому-то, кто своевременно привык к уединению, полюбил его, тот приобрел золотой рудник. Но отнюдь не всякий способен на это.

Таким образом, наклонность к изолированию и уединению питается аристократическим чувством. Все негодяи, к сожалению, общительны. И напротив, если человек более благородного сорта, то это прежде всего доказывается тем, что он не находит никакого удовольствия в общении с прочими, а все более и более предпочитает уединение и затем, с годами, постепенно приходит к убеждению, что в мире, за редкими исключениями, только и есть выбор между одиночеством или пошлостью. Одиночество есть жребии всех выдающихся умов. Они иногда на него сетуют, но постоянно избирают его как меньшее из двух зол.

На свете существует три аристократии: 1) аристократия рождения и ранга; 2) денежная аристократия и 3) аристократия ума и таланта. Каждая из этих аристократий окружена полчищем завистников, которые питают втайне злобу против каждого аристократа, и если им нечего его бояться, стараются всяким способом дать ему понять, что "ты, мол, отнюдь не выше нас". Но это-то старание именно и выдает, что они убеждены в противном. Зато и образ действия аристократов, применяемый ими ко всем посторонним, состоит в том, чтобы держать их на известном расстоянии и по возможности избегать всякого соприкосновения с ними. ("Земля населена людьми, которые не заслуживают того, чтобы с ними разговаривать").

Изумительно, как легко и скоро обнаруживается существующая между людьми однородность или разнородность духа и нрава: она чувствуется в каждой мелочи. Если даже разговор между двумя существенно разнородными людьми будет идти о самых посторонних и не касающихся их вещах, то и тут почти каждая фраза одного будет не нравиться другому и даже раздражать и сердить его. Напротив того, однородные натуры с места и во всем чувствуют известное согласие между собою, которое при большей однородности вскоре переходит в полнейшую гармонию и даже в унисон.

Отсюда, прежде всего, ясно, почему вполне обыкновенные, дюжинные люди так общительны и повсюду так легко находят подходящее общество, - эти милые, славные люди!

У людей необыкновенных дело происходит наоборот, и тем более чем они отличнее от других; так что они в своей разобщенности уже могут поистине радоваться, если откроют в другом, хотя один какой-нибудь однородный и родственный им самим фибр, как бы ни был он мал. Ибо каждый представляет для другого ровно столько, сколько другой для него. Истинные великие умы ютятся одиноко, как орлы на вершинах.

Далее, из того же понятно, отчего одинаково мыслящие и настроенные люди так быстро сходятся между собою, как будто они взаимно притягиваются каким-то магнитом: родственные души приветствуют друг друга издали. Чаще всего, конечно, это приходится наблюдать у людей низкого образа мыслей или плохо одаренных, но только потому, что такие повсюду встречаются легионами, - выдающиеся же и одаренные натуры попадаются редко и называются редкими.