Seminar_05_MP_Otvetstvennost / E_Дополнительная литература / Курис МП Ответ Г
.docКурис, П. М. К теории ответственности государств в международном праве / П. М. Курис, Э. И. Скакунов // Правоведение. – 1973. – № 2. – С. 83–89. = http://law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1134412
кандидаты юридических наук
Теоретическое исследование проблемы ответственности государств в современном международном праве в последнее время приобрело большое политическое и юридическое значение.
Благодаря усилиям отдельных членов Комиссии международного права ООН по кодификации института ответственности, особенно юристов социалистических стран, решено отказаться от узкого подхода к решению этой проблемы. Сторонники такого подхода предлагали кодифицировать лишь нормы, регулирующие ответственность государства за ущерб, причиненный на его территории жизни и собственности иностранцев.1 Новая программа работ по кодификации, принятая Комиссией в 1963 г., ориентирует на выделение и формулирование общих норм об ответственности.2 Указанной проблеме посвящены три доклада нового специального докладчика Комиссии Роберто Аго,3 представленные ей в 1969—1971 гг. Соответствующие рекомендации сформулированы и Генеральной Ассамблеей ООН.4 Все это позволяет ожидать позитивных результатов.
Такая перспектива ставит перед советской наукой международного права ряд теоретических проблем.
«Никакая другая тема, — отмечает М. Соренсен,—не поднимала столько споров, как ответственность государства и никакая иная область не является столь неясной и запутанной с точки зрения теории».5 Наиболее сложны в этой области понятие международно-правовой ответственности государства; соотношение его с такими понятиями, как санкция и принуждение; место института ответственности в ряду других средств, обеспечивающих соблюдение права.
В правовой литературе, законодательстве и практике общепризнано, что юридическая ответственность наступает в результате нарушения нормы права, что верно и для международного права. «Международно-правовая ответственность, — пишет Г. И. Тункин, — это юридические последствия нарушения норм международного права».6 А С. Бастид прямо заявляет: «Если есть нарушение права, есть ответственность; нет правонарушения — нет ответственности».7 Межгосударственная, а также международная судебная и арбитражная практика полностью подтверждают этот тезис.8
Ответственность за правонарушение предопределена наличием санкции, заложенной в норме, подвергшейся нарушению. В общей теории права общепризнано, что «санкция является необходимым атрибутом каждой правовой нормы».9 Санкция как элемент правовой нормы указывает на потенциальную возможность наступления юридически неблагоприятных последствий за правонарушение. Такая возможность является одним из существенных признаков, отличающих право от других социальных явлений.
О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородский подчеркивают: «Юридическая ответственность есть прежде всего санкция за правонарушение, предусмотренная нормой права на случай ее несоблюдения».10 Развивая эту мысль применительно к международному праву, Г. И. Тункин указывает: «Ответственность в международном праве. .. охватывает как проблему санкций, так и проблему их применения».11 Мысль, будто ответственность «находится» между нарушением, международно-правового обязательства и санкцией за это нарушение и, следовательно, может рассматриваться как связующее звено между санкцией и государством-правонарушителем, встречается, например, у таких западных юристов, как П. Занас и П. Биссонет.12
Такой подход к соотношению категорий ответственности и санкции сводит на нет надуманный тезис о так называемой «неправокачественности» международного права. Как справедливо отмечает Р. Монако, «в любой правовой системе соблюдение норм обеспечивается при помощи санкций».13 Поэтому «истинная проблема, — по мнению Дж. Брайерли, — не в обязанности создать санкции для международного права, а в необходимости организовать их в систему».14
Утверждение Дж. Брайерли верно в том отношении, что вопрос о санкциях международного права и проблеме их реализации (как организационной стороне применения санкций) — два самостоятельных, теоретически независимых аспекта сферы обеспечения международного права.
При создании материальной нормы международного права не всегда предусматриваются конкретные юридические гарантии обеспечения ее соблюдения. Так, пакт Бриана-Келлога 1928 г., запретив войну как орудие национальной политики, тем не менее, по выражению Р. Л. Боброва, не создал «системы борьбы с агрессией»,15 не предусмотрел, как писал Г. Веберг, «гарантий в случае нарушения права».16 Однако отсутствие специальной процедуры обеспечения не устраняло в данном случае возможности применения заложенной в нормах пакта санкции.
Статья закона не всегда тождественна норме права, а отсутствие в отдельных нормативных актах указания на санкцию вовсе не означает, будто нарушение этого акта не повлечет применения средств обеспечения права. Нельзя забывать, что «та или иная норма приобретает необходимые атрибуты, только включаясь в систему права, выступая в связи с другими нормами, определяющими ее санкцию и гипотезу».17
Следовательно, если санкция потенциально заложена в материально-правовой норме, то ее реализация (ответственность) специфична для каждой области права, зависит от особенностей нормообразования и конкретной системы обеспечения права.
Характер реализуемой санкции предопределен содержанием и характером нарушенной нормы. «Многообразие категорий обязательств, возлагаемых на государства согласно международному праву, и, в частности, различие этих обязательств в зависимости от их важности для международного сообщества, — считает Р. Аго,—должны, по-видимому, составлять необходимый элемент при оценке серьезности международного правонарушения и служить критерием определения связанных с ним последствий».18
При оценке «важности» международных обязательств основным, традиционным для права, критерием служит степень общественной опасности совершенного правонарушения. Однако необходимо учитывать и направленность правовых отношений, устанавливаемых «первичными»19 нормами международного права. Объективное различие .между обычными правонарушениями и международными преступлениями может быть выявлено при разграничении обязательств государств друг перед другом и обязательств отдельного государства перед всем международным сообществом государств.20
Фактическое действие государства нередко расценивается и как обычное правонарушение, и как международное преступление.21 Тогда становится ясным, почему субъектами «вторичных» правоотношений, возникающих в связи с совершением некоторых международных правонарушений, «могут быть не только государство-правонарушитель и непосредственно пострадавшее государство, но в ряде случаев и другие государства. . . и международные организации».22
Утвердившееся в науке международного права определение международно-правовой ответственности как определенных отношений вторичного или охранительного порядка23 позволяет выявить особенности механизма реализации санкций при совершении конкретного правонарушения. В зависимости от состава правонарушения охранительные правонарушения подразделяются на две категории: I) между потерпевшим государством и государством-правонарушителем; 2) между государством-правонарушителем и другими государствами и международными организациями.
Ответственность как реализация санкции нормы права выражается для правонарушителя в негативных последствиях, представляющих собой различные формы принуждения или возмещения ущерба. Охранительное правоотношение, предвосхищаемое составом правонарушения, придает принуждению и возмещению ущерба как средствам реализации санкции конкретные формы (коллективные или индивидуальные), определенные характер (наказание или восстановление в праве) и последовательность сочетания форм принуждения и возмещения.
То или иное действие субъекта международного права становится принуждением, если посредством этого действия реализуется санкция. Совершенное вне санкции, оно будет либо правонарушением, либо выйдет за рамки правового регулирования.24
Наличие в международном праве так называемых обязательств ergo omnes, т. e. по отношению ко всем государствам, из презумпции существования которых исходил, в частности, Международный Суд (см., например, его решение от 8 февраля 1970 г. по делу компании «Barcelona Traction Light and Power C° Ltd»),25 подтверждает необходимость института коллективного принуждения в международном праве. Коллективное принуждение может быть реализовано или международной организацией типа ООН (т. с. централизованно) или действиями самих государств (т. е. децентрализованно).
В третьем докладе Комиссии Роберто Аго, рассматривая проблему обязательств ergo omnes, констатирует: «Не совсем ясно. ., устанавливаются ли эти отношения с государствами, рассматриваемыми ut singuli, или в качестве международной организации, которая одна решает, какие меры надлежит принять».26
Неверно, будто обязанность отдельного государства воздерживаться от совершения действий, квалифицируемых как международное преступление, устанавливается только перед международной организацией типа ООН. Если придерживаться подобной точки зрения, неизбежен вывод, что в случае, например, блокирования механизма Совета Безопасности применением права «вето» стало бы невозможно реализовать санкцию нарушенной нормы. Государства, непосредственно не явившиеся жертвой такого, скажем, международного преступления, как агрессия, даже при отсутствии договора о взаимной помощи могут, при согласии жертвы агрессии, применить принудительные меры к агрессору и таким образом реализовать свое право на коллективную оборону. Следовательно, отсутствие централизованных процедур обеспечения права не устраняет возможности реализации санкций через централизованные коллективные принудительные действия отдельных государств.
Специфической чертой централизованного механизма принудительно обеспечения права в рамках гл. VII Устава ООН является правоте Совета Безопасности предпринимать наряду с принудительными меры превентивного характера (п. 5 ст. 2, ст.ст. 5 и 50 Устава).
Малоубедительна точка зрения Г. Кельзена о «неверности противопоставления, как это делается в п. 5 ст. 2 и ст. 50 Устава, превентивных мер принудительным», поскольку, считает он, «принудительные меры, предпринимаемые Советом Безопасности, могут иметь не только репрессивный, но и превентивный характер».27 Это далеко не так. Г. Кельзен неправильно толкует соотношение категорий «превенция» и «репрессия». Разумеется, если под «превенцией» понимать потенциальную угрозу применения принудительных мер, то «превентивность» действительно присуща всем принудительным мерам. Именно в этом смысле употребляет термин «наказание-превенция» Г. И. Тункин, определяя характер санкций, относящихся к международным преступлениям государства.28 Устав ООН, однако, в понятие превенции вкладывает и другой смысл, расценивая ее как «действия», предвосхищающие определенные международные правонарушения. На противопоставлении превентивных и принудительных мер строится ст. 39 Устава, ключевая в гл. VII. Отграничение «угрозы миру» от «нарушения мира», с одной стороны, и «поддержания международного мира и безопасности» от «восстановления», с другой, еще раз подтверждает последовательность положений п. 5 ст. 2, ст.ст. 5 и 50 Устава ООН.
«Репрессия» — есть реакция на международное правонарушение, цель, преследуемая коллективными принудительными мерами. В данном случае принудительные меры выступают в качестве международных санкций, которые неминуемо придают ответственности государства-правонарушителя характер наказания. Эта идея, ведущая начало от Г. Греция, материализовалась лишь в современном международном праве.
В связи с возможностью осуществления ООН коллективных принудительных мер появляется проблема финансовой компенсации расходов, связанных с проведением ООН вооруженных операций. Единственно правильное решение в подобной ситуации — вменить в обязанность государству, совершившему международное преступление, возмещение всего ущерба и убытков, причиненных преступлением, в том числе убытков, понесенных ООН или отдельными государствами в результате его пресечения.
Именно на такой позиции стоял Советский Союз во время «финансового кризиса» ООН, вызванного агрессией на Среднем Востоке и в Конго. В Заявлении постоянного представительства СССР при ООН от 7 ноября 1964 г. подчеркивалось: «Общепризнанные нормы международного права и справедливость требуют, что ответственность за ликвидацию последствий агрессии на Среднем Востоке и в Конго, в том числе и за финансовые последствия, должны нести те, кто совершил эти агрессивные акты, а вовсе не все государства — члены ООН».29
Содержание конкретных охранительных правоотношений, порожденных правонарушением, зависит от характера самого правонарушения, его юридической квалификации. При обычных правонарушениях возникают обязанность правонарушителя возместить ущерб и право потерпевшей стороны требовать этого. Здесь полностью действует правило пропорциональности возмещения причиненному ущербу. «Применять санкции против государства-делинквента может только пострадавшее государство, притом лишь после того, как потерпели неудачу его усилия добиться удовлетворения своих претензий с помощью принятых в международном праве мирных средств разрешения споров».30
Что касается международных преступлений, то здесь меры принуждения применяются вне какой-либо связи с невыполнением государством, совершившим преступление, обязательства возмещения. Как справедливо отмечает Г. И. Тункин, в таких случаях «санкции не ограничиваются "обязательствами" государства-агрессора, а включают также непосредственные меры принуждения, которые могут быть навязаны агрессору даже без переговоров, и не только в результате невыполнения им "репарационных обязательств" и "обязательства предоставить сатисфакцию"».31
Несостоятельны поэтому попытки отдельных авторов руководствоваться старой репарационной концепцией, сводившей международно-правовую ответственность государства только к возникновению обязанности возместить причиненный ущерб. Некоторые из них и сегодня продолжают утверждать, будто «сущность концепции традиционной доктрины обязанности возмещения представляет подходящую теоретическую базу даже для современного международного права».32 Более того, по мнению, например, Ч. Чепелки, «нет никакого основания концептуально различать деликты, совершенные с применением вооруженной силы, от других деликтов, как это делают сторонники концепций уголовной ответственности государства в международном праве; обозначение агрессивной войны как международного преступления должно быть предназначено только для области уголовной ответственности индивидов — военных преступников».33
Выходит, и в случае нарушения нормы, запрещающей агрессивную войну, единственным юридическим последствием будет возмещение ущерба. Однако Ч. Чепелка все же признает, что «государство — жертва агрессии не может быть обязано. .. ввиду ipso facto, явного отказа агрессора от мирного урегулирования, предпринимать усилия в направлении мирного разрешения уже возникшего вооруженного конфликта перед тем как прибегнуть к правомерной самообороне или к другим принудительным мерам самозащиты».34 Вместе с тем, санкции в отношении агрессора он сводит лишь к «обязательству реализовать реституцию m natura и уплатить возмещение в деньгах (так называемое возмещение убытков), а также дать сатисфакцию в соответствующих формах».35
Изложенная концепция придает всем санкциям, существующим в современном международном праве, характер репараций, исходит из отрицания категории международных преступлений государства. Представляется, что она не содействует борьбе с наиболее тяжкими и опасными преступлениями в области международного права.
Таким образом, международно-правовая ответственность государства за правонарушения — есть реализация санкций, заложенных в нормах международного права. Характер и виды санкций, а следовательно, и характер самой ответственности зависят, прежде всего, от вида нарушенного обязательства и юридической квалификации правонарушения. Разграничение обязательств государств по отношению друг к другу и отдельного государства перед международным сообществом позволяет увидеть одно из объективных различий между обычными нарушениями норм международного права и международными преступлениями, а также уяснить, что субъектами вторичных охранительных правоотношений, возникающих из международного обязательства, могут быть либо государство-правонарушитель и непосредственно пострадавшее государство, либо государство-правонарушитель и другие государства и международные организации.
Рекомендована
кафедрой- международного права Московского университета
1Аналогичная тенденция проявилась и в шести докладах специального докладчика Комиссии Ф. Гарсиа Амадора, представленных в 1956—1961 гг. (см.: Annuaire de la Commission du droit international, 1956, vol I; 1957, vol II; 1958 vol II- 1959 vol II; 1960, vol. II; 1961, vol. II.
2 См.: Annuaire de la Commission du droit international, 1963, vol I, p 87; см. также: Док. ООН A/CN. 4/217 от 7 мая 1969 г., стр. 42—43
3 См.: Док. ООН A/CN. 4/217; A/CN. 4/233; A/CN. 4/246
4 См.: Резолюция 1765 (XVIII); 1902 (XVIII); 2045 (XX); 2167 (XXI)- 2272 (XXII); 2400 (XXIII).
5 M. S o r e n s e п. Principes de droit international public. «Recueil des Cours» 1960—III, t. 101, p. 217.
6 Г. И. Тункин. Теория международного права. М., Изд. «Международные отношения», 1970, стр. 430.
7 S. B a s t i d. Cours de droit international public. Paris, 1956—66, p. 897.
8 См., например: Док. ООН A/CN. 4/169; «Resume des decisions rendues par tribunaux internationaux en matiere de la responsabilite des Etats.»
9 О. Э. Л e й с т. Санкции в советском праве. М., Госюриздат, 1962, стр. 11—12.
10 О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский. Вопросы теории права. М., Госюриздат, 1961, стр. 314; см. также: О. Э. Л e й с т, ук. соч., стр. 85.
11 Г. И. Тункин, ук. соч., стр. 430.
12 См.: Р. Z a n a s. La responsabilite internationale des Etats pour les actes de negligence. These. Geneve, 1952, p. 19; P. B i s s o n e 11 e. La satisfaction comme mode de reparation en droit international. Geneve, 1952, p. 4.
13 R. Monaco. Cours general de droit international public. Extrait du «Recueil des Cours», 1968—III, p. 313.
14 J L. Brierly. The basis of obligation in International Law. Oxford, 1958, p. 202.
15 Р. Л. Бобров. Современное международное право. Изд. ЛГУ, 1962, стр. 83.
16 H. V eh be г g. The outlawry of war. Washington, 1931, p. 80.
17 Общая теория советского права. Под ред. С. Н. Братуся и И. С. Самощенко. М., Изд. «Юридическая литература», 1966, стр. 193.
18 Док. ООН A/CN. 4/246, pp. 5—6.
19 Нормы международного права, регулирующие ответственность государств, мы называем «вторичными», противопоставляя их «первичным» нормам, налагающим на государство конкретные обязательства в той или иной области межгосударственных отношений.
20 См.: Э. И. Скакунов. Самопомощь как форма принудительного обеспечения субъективных прав государства. Автореф. канд. дисс. Л., 1971, стр. 5—8. — Термин «международное сообщество» мы употребляем лишь как собирательный, охватывающий всю совокупность государств, участвующих в международных отношениях.
21 См.: Э. И. Скакунов. Самооборона и вопрос о санкциях в международном праве. «Правоведение», 1970, № 3, стр. 112.
22 Г. И. Т у н к и н. Вопросы теории международного права. М., Госюриздат, 1962, стр. 296.
23 См., например: Международная правосубъектность (некоторые вопросы теории). М., Изд. «Юридическая литература», 1971, стр. 172; В. М. Шуршалов. Международные правоотношения. М., Изд. «Международные отношения», 1971, стр. 138.
24 См.: D. W. B o w e t. Self-defense in International Law. London, 1958, p. 10.
25 См.: Reports of Judgments. Advisory Opinions and Orders of the International Court of Justice. 1970, p. 32.
26 Док. ООН A/CN. 4/246, p. 43.
27 H. Kelsen. The Law of the United Nations. New York, 1951, pp. 14—15; cm. также: Ю. Я. Михеев. Применение принудительных мер по Уставу ООН. М, Изд. «Международные отношения», 1967, стр. 43—44; Д. Б. Левин. Международное право и сохранение мира. М., Изд. «Международные отношения», 1971, стр. 117.
28 Г. И. Тункин. Теория международного права, стр. 479.
29 «Известия», 1964, 9 ноября.
30 Д. Б. Левин. Ответственность государств в современном международном праве. М., Изд. «Международные отношения», 1966, стр. 151.
31 См.: Г. И. Тункин. Теория международного права, стр. 479.
32 С e p e l k a С. Les consequences juridiques du delit en droit international contemporaine. «Acta Universitatis Carolinae. Juridica, monographia III». Praha, 1965, p. 62.
33 Ibid., p. 72.
34 Ibid.
35 Ibid., p. 73.