История первобытного общества / хазанов

А. М. Хазанов

РАЗЛОЖЕНИЕ ПЕРВОБЫТНООБЩИННОГО СТРОЯ И

ВОЗНИКНОВЕНИЕ КЛАССОВОГО ОБЩЕСТВА

Предпосылки и условия разложения первобытнообщинного строя шей предпосылкой и условием разложения первобытнообщинного строя было появление регулярного прибавочного продукта. Регулярность получения прибавочного продукта, пусть даже самого минимального, создала реальные возможности для общественного разделения труда, парцеллизации производства, эксплуатации человека человеком, словом, для тех явлений, которые, в конечном счете, привели к возникновению классового общества.

Появление регулярного прибавочного продукта обычно связывается с кардинальными сдвигами в экономике первобытных производственных; коллективов. Важнейшим из них была, безусловно, неолитическая революция, т. е. переход к земледелию и скотоводству, завершившийся в наиболее передовых областях ойкумены в неолите . О количестве центров, в которых происходило становление производящего хозяйства, в настоящее время ведется дискуссия, однако при всех обстоятельствах наиболее важным и древним из них был переднеазиатский. Совершившийся там в VII—V тысячелетиях до н. э. переход к земледелию и скотоводству впервые открыл перед человечеством дорогу, приведшую к гибели первобытнообщинного строя.

Переход к производящему хозяйству и связанное с ним развитие производительных сил вызвали качественные изменения в жизни тех обществ, которые этот переход совершили. Неизмеримо увеличилась устойчивость хозяйства, повысился жизненный уровень, резко возросла численность населения, значительно усложнились социальные структуры, произошел определенный психологический сдвиг. Хотя все это не приводит автоматически к разложению первобытнообщинных отношений, данные этнографии и археологии согласно говорят о том, что первые симптомы такого разложения не заставляют себя долго ждать .

Правда, в отдельных, достаточно редких случаях получение прибавочного продукта возможно и на основе высокоспециализированного присваивающего хозяйства (как, Haпример, у индейцев северо-западного побережья Северной Америки или у алеутов). Однако оно носит исключительный и ограниченный характер и не приводит к полному разложению первобытнообщинных отношений. В подобных случаях сохранялись полная зависимость от природно-географических условий и как следствие этого низкая плотность населения, уже сама по себе ограничивающая возможности специализации, слабое развитие общественного разделения труда и относительная неразвитость частнособственнических отношений. При этом следует отметить, что уровень развития производительных сил у таких племен, уже знакомых с употреблением металла, был выше, чем у охотников и рыболовов эпохи мезолита и неолита.

Хотя отдельные общества, основанные на экономике присваивающего типа, могли достигать сравнительно высокого уровня развития, в целом это направление хозяйственной деятельности представляется тупиковым, ограничивающим возможности общественного прогресса: «Народы, занимающиеся исключительно охотой и рыболовством, находятся вне того пункта, откуда начинается действительное развитие» . Видимо, не случайно ни в одном обществе охотников и рыболовов государство не возникло.

Второй важной предпосылкой появления прибавочного продукта было освоение металлов. Однако, хотя металлические орудия значительно увеличили производительность труда , между их появлением и появлением регулярного прибавочного продукта отсутствует прямая зависимость. В обществах, находившихся в различных природно-хозяйственных условиях, значение каждого из последовательно появляющихся металлов и появления металлов вообще было неодинаковым. Полинезийцы достигли рубежа классового общества, не употребляя металла, в цивилизациях Американского континента роль медных орудий был незначительной, на Ближнем Востоке разложение первобытнообщинного строя, вероятно, началось еще в конце неолита и, во всяком случае, не позднее энеолита. В то же время в лесной полосе Евразии только внедрение железных орудий позволило получать в значительных размерах регулярный излишек средств существования.

Таким образом, освоение металла, не будучи универсальной предпосылкой появления прибавочного продукта, явилось, по крайней мере, в производящих обществах Старого Света, важнейшим условием дальнейшего развития производительных сил, а следовательно, и роста производимого прибавочного продукта. Не случайно в тех обществах, которые раньше других перешли к земледелию и скотоводству и освоили металлы, экономическое и общественное развитие шло наиболее быстрым темпом.

Однако прибавочный продукт был способен оказать разлагающее влияние на первобытное общество лишь тогда, когда имелись возможности его реализации и перераспределения. Это происходило через обмен и общественное разделение труда.

Как установлено археологией, спорадический обмен возник уже в верхнем палеолите, в первую очередь за счет различий в природно-географических условиях. Но только появление прибавочного продукта создало для обмена прочную основу в виде пищевых излишков и продуктов межобщинной специализации. Наличие у общины определенного избытка пищи позволило некоторым ее членам уделять больше времени для специализации в том или ином виде ремесел. Так появлялись «мастера наконечников стрел у североамериканских индейцев , специалисты по изготовлению керамики в Меланезии , строители каноэ на Маркизских островах . Раскопки раннеземледельческих поселений Передней Азии также показывают, насколько увеличился обмен по сравнению с предшествующими эпохами . Это же отмечается и для неолитической Европы .

Прибавочный продукт не просто расширял сферу обмена, он делал его необходимым, так как в условиях еще неразвитой внутриобщинной специализации большая часть излишков. могла реализоваться только через обмен. Квакиютли, например, стремились обменять весь производимый ими излишек продуктов потребления . В то же время возможность обмена стимулировала производство этих излишков. Так, на о-вах Тробриан, где ремесло полностью еще не отделилось от земледелия, мастера питались мясом и рыбой тех, по чьему заказу они изготовляли предметы своего ремесла или кому они их выменивали «Постоянное повторение обмена,— писал К. Маркс, — делает его регулярным общественным процессом. Поэтому с течением времени по крайней мере часть продуктов труда начинает производиться преднамеренно для нужд обмена .

С появлением регулярного прибавочного продукта впервые стало возможным товарное производство, сперва в крайне примитивных, неразвитых и зачаточных формах. Излишки продуктов питания, а также произведенные благодаря им орудия труда, украшения и т. д. стали первыми товарами. Соответственно появляются первые мерила стоимости и средства обмена — примитивные деньги .

Первоначально сфера товарного производства была чрезвычайно узкой, охватывая лишь прибавочный продукт, а хозяйство каждой общины было автаркичным. Поэтому продукты обмена, открывая возможность накопления имущества, зачастую не использовались по прямому назначению, а образовывали сокровища, каковыми нередко служили примитивные деньги. Наряду с ними появляются своеобразные единицы накопленных богатств, не предназначавшиеся для обмена, вроде медных пластин у квакиютлей или циновок в некоторых районах Полинезии.

Будучи порождением общественного разделения труда, обмен с появлением регулярного прибавочного продукта стимулировал межобщинную специализацию и одновременно открыл дорогу специализации внутриобщинной. Все это вело к дальнейшему росту производительных сил.

Обмен, через который происходила реализация произведенных излишков, способствовал накоплению ценностей, возникновению и закреплению имущественного неравенства. "Этим объясняется отмечаемое иногда стремление родоплеменной аристократии в разлагающихся первобытных обществах монополизировать обменные операции .

Общественное разделение труда. Вопрос о рубеже, отделяющёй естественное разделение Труда от общественного, и об этапах развития последнего является дискуссионным. Н. А. Бутинов, например, усматривает общественное разделение труда лишь у полинезийцев , т. е. на заключительном этапе первобытнообщинного строя; В. М. Вахта и А. А. Формозов считают, что оно отсутствовало только в нижнем палеолите ; другие исследователи полагают, что оно возникает с установлением регулярного обмена на основе межобщинной специализации .

На наш взгляд, любой обмен свидетельствует о возникновении общественного разделения труда, которое .проявляется хотя бы в добыче и транспортировке сырья, не говоря уже об его обработке. Разумеется, раннему, нерегулярному обмену соответствуют зачаточные, спорадические проявления межобщинного разделения труда. Устойчивая основа для него создается только с появлением регулярного прибавочного продукта.

Как известно, Ф. Энгельс писал о трех главных этапах общественного разделения труда: выделении пастушеских племен из общей массы охотников и собирателей, отделении ремесла от земледелия и отделении торговли от ремесла . Последовательность и универсальность двух последних этапов подтверждается всеми данными современной науки , вопрос о первом более сложен.

В отличие от воззрений XIX в. теперь выяснилось, что становление производящего хозяйства в Старом Свете сразу произошло в комплексной земледельческо-скотоводческой форме , а скотоводство обособилось довольно поздно. Только во II тысячелетии до н. э., т. е. почти через тысячу лет после возникновения первых государств, в Передней Азии появились племена, в хозяйстве которых доминировало скотоводство. Становление же кочевого скотоводческого хозяйства произошло еще позднее, на рубеже II и I тысячелетий до н. э. .

Если датировать первое крупное общественное разделение труда в Старом Свете концом III тысячелетия до н. э., то получается, что оно произошло позднее второго и даже третьего. Вероятно, поэтому В. С. Титов предлагает считать первым крупным общественным разделением труда, взятым во всемирно-историческом масштабе, выделение земледельческо-скотоводческих племен . Развитие производящего хозяйства, бесспорно, стимулировало обмен, в том числе пищевыми излишками, и не только между племенами охотников, рыболовов и собирателей, с одной стороны, и земледельцев-скотоводов—с другой, но в первую очередь между самими земледельцами-скотоводами. Однако такой обмен стал возможным только после появления самих излишков, так что одного только становления производящего хозяйства еще мало для возникновения первого крупного общественного разделения труда. Предпосылку нельзя смешивать со следствием, сколь бы малым временным интервалом они не были разделены.

По мнению Н. А. Бутинова, помимо разделения земледелия и скотоводства возможны и другие варианты первого крупного общественного разделения труда: разделение труда между земледельцами и рыболовами, рыболовами и охотниками и т. д. . В поддержку этого мнения можно привести много примеров. Например, вся экономика коряков и чукчей до недавнего времени основывалась на разделении труда и обмене между оленеводами и морскими зверобоями, связанными крепкой хозяйственной зависимостью . На Новой Гвинее прочные хозяйственные связи существовали между населением прибрежных коралловых островов, жителями побережья и горцами . Однако дифференциация видов хозяйственной деятельности начинается не позднее мезолита (по-видимому, значительно раньше) , когда о сколько-нибудь развитом обмене говорить не приходится. Очевидно, все дело в степени взаимозависимости обособившихся типов хозяйств, которая становится постоянной и прочной лишь с появлением регулярного прибавочного продукта. Поэтому под первым крупным общественным разделением труда надо понимать не любую межобщинную дифференциацию хозяйственной деятельности, а лишь связанную с появлением регулярного прибавочного продукта. Уже первое крупное общественное разделение труда способствовало росту производительных сил и одновременно влекло за собой индивидуализацию производственного процесса и зарождение частной собственности. Тем более это относилось ко второму крупному общественному разделению труда, под которым, вероятно, надо понимать не только отделение ремесла, но и освобождение от непосредственного участия в производстве пищи лиц, специализировавшихся на организации производства и управления, а также на выполнении идеологических функций. Что касается третьего крупного общественного разделения труда, то широкие размеры оно приняло уже в классовых обществах, хотя, очевидно, зародилось в эпоху разложения первобытнообщинного строя. Материалы по бронзовому веку Европы подтверждают тот факт, что третье крупное общественное разделение труда в своих первоначальных формах могло сопутствовать второму. Первые металлурги-профессионалы, странствующие по дорогам Европы, были одновременно и торговцами. Вероятно, не так уж далека от истины гипотеза Херцфельда о странствующих кузнецах, носивших на себе «печать Каина»— «знак, указывающий на то, что этот незнакомец не враг, которого следует убить, а обладатель вещей, которые ты хочешь приобрести, и знаний, полезных для тебя» . Этот знак должен был защищать кузнецов, отколовшихся от своей общины и тем самым лишенных ее защиты.

Нигде в Европе не найдены погребения кузнецов раннего бронзового века, зато обнаружено много кладов из готовых изделий и полуфабрикатов. Это косвенно подтверждает, что кузнецы странствовали от одной общины к другой вместе со своими литейными формами, сырьем и полуфабрикатами, а заодно были и бродячими торговцами. Только в позднем бронзовом веке появляются свидетельства того, что кузнецы жили постоянно в своих общинах . Все это подтверждается и материалами из Восточной Европы .

Зарождение частной собственности. Появление прибавочного продукта и развитие на его основе обмена и общественного разделения труда были важнейшим стимулом к парцеллизации производства и возникновению частной собственности. Одним из источников частного присвоения стал индивидуальный труд. За вычетом доли, идущей на общественные нужды, прибавочный продукт в виде излишков пищи, сырья, предметов ремесла отчуждался в пользу его производителей, становился источником индивидуального обмена, в дальнейшем аккумулировался в виде общепринятых эквивалентов или в превращенной форме сокровищ, составлял основу частных богатств. Собственниками этих богатств становились отдельные семьи, чьим трудом они были произведены . Другим источником возникновения частной собствен ности отдельных семей становились созданные их трудом движимое имущество и орудия производства. В родовой общине с ее коллективным производством орудия, труда были в личной собственности , с индивидуализацией же производ-С1венного процесса они стали частной собственностью.

Данные археологии красноречиво свидетельствуют о появлении частных богатств в Азии и Европе в конце неолита, энеолита и в бронзовом веке. Отражением этого процесса были и общий рост богатств, помещенных в погребения, и (особенно) их неравномерное распределение , и создание кладов оружия, орудий и украшений, находки которых столь часты в Центральной и Восточной Европе, и появление знаков собственности, будь то в виде значков на сосудах из погребений амудийской культуры Египта или пуговицевидных печатей в энеолите Переднего Востока и Греции .

Однако индивидуальная (семейная) трудовая деятельность не была главным источником накопления частных богатств. Этнографические факты показывают, что особенно быстрыми темпами богатства росли у семей и отдельных лиц, которые имели возможность сосредоточивать у себя отчужденный или перераспределенный прибавочный продукт, созданный чужим трудом, т. е. у общинной и родовой верхушки. Зарождение частной собственности происходило в обстановке острой борьбы с традициями коллективной собственности и уравнительного распределения произведенного продукта. Сохранение последних обусловливалось тем, что уровень развития производительных сил ставил определенный предел хозяйственному обособлению отдельных семей и возможностям индивидуального труда, сохраняя потребность в определенных формах кооперации и взаимопомощи. В результате возникал имевший универсальный характер конфликт между отдельными семьями, стремившимися к бесконтрольному распоряжению накопленной или приобретенной собственностью, и общиной в целом, настаивавшей на ее уравнительном - перераспределении. Конфликт принимал многообразные формы и разрешался различными способами. К его отдельным проявлениям следует относить помощь сородичам, нередко носившую принудительный и обязательный характер, потлач , уничтожение и раздачу имущества на похоронах , пиры и т. д. У народов Северной Сибири, например, в XVII—XVIII вв. отдельные семьи не имели табунов оленей, превышавших 100 голов, так как излишки экспроприировались сородичами или отнимались соседями . Дело даже могло доходить до убийства лиц, отказывающихся делиться своими богатствами .

Эти обычаи, однако, не только не могли надолго задержать зарождение частной собственности, но зачастую даже стимулировали ее развитие. Распределение имущества способствовало занятию общественных должностей, которые, в свою очередь, обеспечивали его накопление. Богатства, розданные на потлачах, возвращались с процентами на ответных. (Боас верно подметил эту сторону потлачей у квакиютлей, когда характеризовал их как институт процентного вложения богатств в рост и страхования благополучия детей) . С ростом производительных сил и индивидуализацией производства основы коллективизма все больше разрушались, а частная собственность расширяла свою сферу.

Однако до тех пор, пока основное условие и всеобщее; средство труда — земля — находилась в коллективной собственности общины, развитие частной собственности имело определенный предел. «Частная собственность, как противоположность общественной, коллективной собственности, существует лишь там, где... внешние условия труда принадлежат частным лицам» . Это объясняется тем, что само существование общины, вызывавшееся объективными условиями,, которые, как правило, действовали на протяжении всей эпохи разложения первобытного общества, в значительной мере обусловливалось сохранением коллективной собственности на землю в качестве связующего начала. Поэтому первоначально развивающаяся частная собственность на землю принимала непрямые и прикрытые формы: право первопоселения, право первой заимки, индивидуального и наследственного пользования и др.

В зависимости от уровня развития производительных сил,, форм хозяйства, наличия свободных ресурсов, степени разложения первобытнообщинных институтов основные средства производства становятся частной собственностью раньше или позже, но пахотные земли обычно раньше, чем луга,, выгоны, лес и т. д. В окончательном виде становление частной собственности на землю происходит обычно уже в классовых обществах. Следует, однако, помнить, что во всех докапиталистических обществах частная собственность по сравнению с капиталистической носит ограниченный и до известной степени условный характер .

Становление частной собственности происходило не только в борьбе между общиной в целом и отдельными семьями, но и в борьбе внутри самих семей . Итогом этой борьбы нередко было возникновение обособленной или отдельной собственности глав больших семей ,к противостоящих всему семейному коллективу. Вопрос о том, имело ли это явление универсальный характер в процессе развития большой семьи, нуждается в дополнительных исследованиях. Сами большие семьи рано или поздно распадаются, и носителями частнособственнического начала становятся выделившиеся из них малые семьи. По общему правилу, это происходит уже в классовом обществе.

Пути и формы разложения первобытного общества.

По мере хозяйственного обособления семей родовая община переставала быть необходимой в качестве производственного коллектива, так как препятствовала развитию частной собственности и в конечном счете росту производительных сил. Производственные отношения уже не соответствовали обогнавшим их производительным силам. В результате борьбы между частнособственническим началом, которое олицетворялось отдельными семьями, и первобытно коллективистским, отстаивавшим старые принципы коллективного производства и уравнительного распределения, кровнородственные связи еще более отделяются от производственных, а, родовая община прекращает свое существование.

Однако обособлявшиеся семьи не могли стать самодовлеющими ячейками общества. Помимо существующих в любом обществе потребностей общественной интеграции сохранялась необходимость производственной кооперации. Первое привело к сохранению в эпоху разложения первобытного общества рода как преимущественно надстроечного института, сохранявшего брачно-регулирующие, идеологические и некоторые общественные функции, второе — к возникновению соседской общины.

Теряя- свои функции цементирующего ядра родовой общины, род обычно сохранял некоторые надстроечные функции. В зависимости от конкретно-исторических условий это происходило в форме патриархального или позднематеринского рода. В некоторых случаях род вообще прекращал свое существование, и тогда можно говорить о безродовом варианте первобытной соседской общины.

Соответственно прекращала свое существование родовая община как производственный коллектив. Родовые производственные отношения сменялись территориально-соседскими. На смену родовой пришла первобытная соседская община.

Переход от материнского рода к патриархальному . Сейчас все исследователи согласны с тем, что патриархат с самого начала является формой распада первобытного общества, так как переход к нему связан с разложением родовой общины и экономическим обособлением отдельных семей. Поэтому, хотя сам переход охватывал все стороны экономической, общественной и идеологической жизни общества, он коснулся также семьи и всей сферы семейно-брачных отношений.

Рост производительных сил, обусловивший в конечном счете переход к патриархату, приводил к изменению соотношения полов в системах хозяйства, к увеличению роли мужского труда и соответственно к развитию обособленной мужской собственности. Этому способствовали такие хозяйственные сдвиги, как распространение скотоводства, переход к плужному или ирригационному земледелию, развитие металлургии (особенно железной), рост товарных отношений. Однако все эти сдвиги лишь благоприятствовали переходу к патриархату, но не обязательно влекли его за собой: там, где имелись противодействующие факторы, могли сохраняться старые отношения. В любом разлагающемся первобытном обществе наблюдается увеличение роли мужского труда, появление обособленной мужской собственности и развитие патриархальных тенденций, но полная реализация этих тенденций в рамках разлагающегося первобытнообщинного строя отнюдь не является обязательной и повсеместной.

Возросшая роль мужского труда способствовала изменению локальности брака, так как любой производственный коллектив был заинтересован в труде наиболее производительных его членов. Развитие мужской собственности вызывало желание передать ее прямым наследникам — детям, а это было трудно сделать, пока они принадлежали другому роду. В результате возникало стремление к изменению счета происхождения и родства. Наконец, превращение семьи в экономическую ячейку общества повышало требования к стабильности ее состава.

Совокупность всех этих изменений составляет сущность перехода от материнского рода к патриархальному .

Одним из первых важных проявлений перехода к патриархату была смена локальности брачного поселения, переход жены на местожительство в семью мужа. Известно очень много примеров, когда патрилокальность сосуществует с матрилинейностью, и при этом почти всегда можно отметить симптомы переходного состояния общества. Случаи же матрилокального брака в патрилинейных обществах весьма редки и к тому же иногда являются вторичными (например, примачество и сходные с ним формы брака, никогда не бывшие господствующими) или представляют особые своеобразные формы перехода к патриархальным отношениям. У юкагиров, например, формально брак был матрилокальным, но мужчина оставался в своем роде, так как возвращался туда с семьей тестя .

Смена локальности брачного поселения в каждом конкретном обществе, конечно, не была мгновенной, и какой-то период времени патрилокальность сосуществовала с матрилокальностью. Как ранний этап смены локальности, связанной с изменением хозяйственного и организаторского значения полов, было возможно авункулокальное поселение . Мэрдок рассматривает такое поселение как полную альтернативу патрилокальному . Это вряд ли верно уже потому, что правило авункулата не обеспечивает той степени кон солидации семейных коллективов, стабилизации их состава и порядка наследования имущества, которая диктовалась производственными нуждами и развитием частнособственнических устремлений их членов. В другой работе сам Мэрдок приводит много примеров авункулокальной резиденции как промежуточной на пути развития патрилокальной .

В то же время тот факт, что смена локальности связана не только с изменением соотношения полов в системе хозяйства, но и с накоплением частных богатств, с имущественным и социальным вычленением отдельных семей, хорошо подтверждается многочисленными данными, свидетельствующими, что патрилокальность раньше всего устанавливается в среде вождей, глав семейных общин и просто в более богатых семьях . Игнорирование этого факта приводило многих западных исследователей к своего рода ^экономическому детерминизму, когда все значительные изменения в социальной организации, и в частности весь сложный процесс перехода к патриархату, объясняются сменой локальности брачного поселения, вызванной изменениями в половом разделении труда .

Развитие частной собственности предоставляло средства для выкупа, который жених и его родня платили родне невесты в качестве компенсации за утрату женской рабочей силы. Ричарде проследила, что у центральных банту брачная пара неизменно селится у родственников мужа там, где за невесту платят значительный выкуп; где он невелик или заменяется отработкой, возможно и матрилокальное поселение . Таким образом, наблюдается определенная зависимость между сменой локальности брачного поселения и развитием покупного брака , который, в свою очередь, способствовал моногамии.

Патрилокальность брачного поселения при сохраняющейся матрилинейности, будучи компромиссной формой, порождала подобные же компромиссы во всех областях хозяйственной, общественной и идеологической жизни. Среди них обычно отмечают временную дислокальность или матрилокальность брака, которые, однако, в первую очередь были сопряжены с уплатой выкупа или отработкой, избегание и другие обычаи, связанные с пребыванием женщины в доме мужа, различные проявления авункулата и т. п. . Однако вопрос о происхождении некоторых из отмеченных институтов нуждается в дополнительном исследовании.

Смена локальности при сохраняющейся матрилинейности не разрешала конфликта между родовой собственностью и семейной, поэтому в переходный период повсеместно наблюдается стремление обойти материнские нормы наследования имущества. Согласно часто встречающемуся правилу, отец может передать детям лично приобретенное имущество (все или часть): -индивидуально обработанные участки земли, плодовые деревья, скот, деньги и т. д., в то время как все остальное должно остаться в роде. Для Меланезии такое положение дел было отмечено Кодрингтоном: «В целом на всех этих островах Меланезии наблюдается примечательная тенденция к замене детей сестры собственными детьми и другими сородичами мужчины в наследовании его имущества; и это, по-видимому, начинается там, где имущество создано собственными усилиями мужчины, по большей части с помощью его сыновей, как, например, сады, заново расчищенные, из-под леса, его деньги, свиньи и каноэ» .