Блок 1. Философское осмысление бытия

Н. Лобковиц От субстанции к рефлексии. Пути западноевропейской метафизики.

Если мы, исходя из философии природы, поставим вопрос: «Что же есть в собственном смысле слова?», или, соответственно, «Что означает быть?» или «Что такое собственно сущее?», то перед нами откроются две возможности.

Или мы в нашем исследовании природы имеем дело не с чем иным как с материальным, сущим природно, и тогда «сущее» значит не более, чем «природное», материальное, или мы, как Аристотель в последней, восьмой книге «Физики», убеждаемся, что природное, или, скорее, нечто в природном может быть объяснено только через духовное (идеальное): у Аристотеля это неподвижный перводвигатель. В этом случае «сущее» означает, что в том, что есть, существует нечто, принадлежащее как царству материального, так и царству нематериального.

Ну, а что же такое «сущее»? Явным образом Аристотель формулирует этот вопрос в седьмой книге «Метафизики» и тут же объясняет, что этот вопрос может означать лишь «что такое oysia» (сущность), - то, что у схоластиков будет названо «субстанцией». Следует немного задержать на том, что же, собственно, означает этот вопрос. Досократики спрашивали, что такоеaitia, объясняющая причина всего. Ответы составляют историю досократического периода: вода, воздух, огонь,noys, элементы, атомы. Наконец, у Платона – только «идеи»: идея орла, идея человека, идея блага. Аристотель по ряду причин считал эту концепцию неосновательной. Он возвращается к здравому смыслу и заявляет: в собственном смысле существующим, как мы все знаем, являютсяэтотчеловек, эта корова. Действительность – упорядоченное множество вполне конкретных индивидуумов, находящихся в каких-то отношениях друг к другу. Однако он не может не признать и верного момента в платоновском учении об идеях: эти вполне конкретные единичные индивидуумы имеют многое общим; этот человек и тот человек – оба люди. Как здесь избежать оспариваемого платоновского утверждения, что конкретные индивиды только причастны тому, что в конечном счете есть подлинно сущее? Ответ Аристотеля одновременно настолько тривиален и настолько оригинален, что нам и сегодня трудно правильно понять его, да и просто удержать мыслью. Его тезис – подлинно, действительно сущее естьoysia. Под нею в первую очередь понимается этот конкретный индивид, этот человек, эта корова, но абстрагируясь от того многого, что о них может быть сказано: что этот человек мыслит или является добродетельным, что эта корова стоит на лугу или должна быть подоена в 5 часов. Все это только свойства, некоторые из которых постоянны, некоторые непостоянны, но их изменение не разрушает самого индивида. Оysiaесть то, что обладает этими «привходящими» свойствами, или акциденциями. Сама она лежит в основании их. Но что представляет собою эта субстанция? Очевидно, конкретное всеобщее, но таким образом, что это всеобщее не находится в ней, но существует в нашем мышлении. Она, если можно так сказать, есть синтез всеобщего и конкретного, но такой, что вне его не может быть ни конкретного, ни всеобщего. Но как представить это, не прибегая снова к рассуждениям о царстве всеобщего, которое конкретизируется? Для ответа на этот вопрос Аристотель возвращается к понятиям, введенным им в «Физике», к категориям материи и формы. Оysia, конкретный индивидуум, приобретающий затем всевозможные свойства, есть материя, принявшая форму, определенный образ и структуру, конкретизированный в пространственно-временном континууме таким образом, что отдельно от этого синтеза нет ни континуума, ни самой формы. Вообще говоря, представить это можно только так, что действительность – это вполне конкретная, самостоятельная действительность отдельных вещей, которые при этом так связаны между собой такими отношениями, что мы можем строить общие понятия, схватывающие форму, сущность, оформленность вне конкретности, отдельно от которой они в то же время никогда не могут существовать. Эта сложная концепция, которую фактически так и не смогла воспринять послеаристотелевская, и прежде всего христианская традиция, превратившая платоновские идеи в мысли Бога, вновь и вновь приводит к затруднениям. Платоновские идеи суть мысли конкретного индивида, Бога. Главная трудность, возникающая здесь, заключается в том, что, согласно христианским представлениям, Бог не есть демиург в духе платоновского «Тимея», оформляющий уже наличествующую материю. Он творит тварь из ничего. Он не проецирует свои идеи в материю, но создает конкретных индивидов.

…мнение, разделяемое большинством философов античности и средневековья: космос, действительность в целом, есть некая иерархия. Быть А, но не быть Б, обладать свойством а, но не обладать свойством б, неизбежно означает быть более или менее совершенным (или несовершенным), стоять выше или ниже на лестнице иерархии бытия. Нам сегодняшним эта мысль чужда, и разрушена она прежде всего образом мышления современного естествознания. У Платона и Аристотеля она тоже еще не так явно сформулирована, как у неоплатоников, и в Средние века. Однако принципиальное членение бытия и выстраивание иерархии ясно просматривается уже у Аристотеля: в самом низу – мертвая материя, затем растения, животные, и в качестве высшего из материальных существ – человек, способный преодолеть материю благодаря «духу»; далее – смертные духи и на вершине бытия – Бог. Человек приходит затем, чтобы, как это потом будет повторяться в эпоху Возрождения, стоять между ангелами и природой.

Отрывки из текстов: