Эндрю Харрел_Экологический подход
.docВторой источник напряженности отправляет нас назад — к рассмотрению политической теории, с которого началась эта глава, к тезису, подчеркивающему потребность в описании видения хорошей жизни и определения того, как, по крайней мере в принципе, такие усовершенствования могут быть достигнуты. Универсалистские заявления о том, что идеи суверенитета уже вышли из моды и абстрактны, могут легко упускать из виду, что новая космополитическая мораль еще крайне слаба. Идея функционального глобального морального сообщества является в значительной степени риторической конструкцией, особенно в том, что касается политических институтов, с помощью которых можно сформировать конкретное и практическое выражение нарождающейся идеи глобального сообщества. Принципы глобальной справедливости остаются пока предварительными и неточными: и на уровне теории, и даже в большей степени на уровне практики. Но что более важно, распределение затрат и выгод при управлении проблемами глобальной окружающей среды продолжает определяться не принципами справедливости, а неравными политическими сделками между государствами и функционированием глобальных рынков, на которые существенное влияние продолжают оказывать наиболее мощные государства. В глубоко неравном мире переговоры относительно соглашений в области окружающей среды затрагивают и распределение затрат и выгод, и степень ограниченности на практике суверенитета и автономии.
Исходя из данных обстоятельств, можно утверждать, что существует реальная опасность: предложения ограничения суверенитета могут укрепить неравное разделение препятствий на пути к устойчивости, которая также будет характеризоваться недостаточным взаимодействием между богатыми и бедными. Поэтому принудительное ограничение суверенитета может легко стать рычагом, используемым правительствами Севера, чтобы потребовать от развивающихся стран внести изменения в политику в области окружающей среды, в то время как они сами не будут вводить подобные ограничения. Вследствие этого может также переместиться центр дебатов по вопросам окружающей среды: к тем проблемам, к которым Север имеет специфический интерес (биологическое разнообразие, изменение климата, вырубка тропических лесов) или которые особенно занимают общественное мнение Севера, от проблем, часто менее удобных для заголовков, которые вызывают наибольшее беспокойство народов Юга (опустынивание, водный, топливный и древесный дефицит, недостаток доступа к чистой питьевой воде, чистому воздуху, водопроводу и канализации), и прежде всего от неотложной потребности в будущем экономическом развитии. Таким образом, это может увести наше внимание в сторону от серьезной необходимости принять измененные модели экономического развития в индустриальном мире, предусматривающие более низкую степень использования ресурсов, полную интернационализацию ресурсов окружающей среды, строгие меры по снижению степени загрязнения и более низкую относительную долю и ресурсов земли, и ее «отходов». Наконец, расширение внешнего участия в определении внутренних приоритетов государств влечет за собой риск уменьшить важность ответственности и представительства. Могут ли правительства быть ответственными за политику и приоритеты, если они имеют над ними лишь ограниченный контроль или власть?
Драма изменения глобальной окружающей среды и угроза того, что проблемы окружающей среды смогут разрушить существующие формы политической и экономической организации, делает весьма соблазнительным изобретение новых схем организации мира: выдвинуть аргументы относительно желательных реформ переговоров и сотрудничества государств; доказывать, что устойчивость требует и радикального перераспределения мировых богатств, и новой формы глобальной демократизации. Но как бы ни были внушительны абстрактные принципы, на которых основаны такие схемы или предложения, они будут ограниченно полезны вне связи с фактическим процессом социального и политического изменения, посредством которого они могут быть осуществлены на практике и применены к действующим учреждениям международного общества.
Вызов, изложенный в работе Мартина Уайта «Почему не существует международной теории?» (Wight, 1966), заключается не в том, что он открывает дверь в стене необходимости и отчаяния, и не в том, что он вынуждает нас довольствоваться самосозерцательной и эгоцентричной этикой ответственности. Скорее, он (и традиция «благоразумной этики», которую он представляет) напоминает нам о хрупкости международного общества и наших идей относительно того, что можно ожидать. В рамках государств мы можем определить, как исторически были установлены идеи о порядке и правосудии, даже если это произошло несовершенным образом. Политическая теория не может игнорировать факт, что сама возможность устойчивого сотрудничества между государствами (и, конечно, видов обширного сотрудничества, вокруг которого ведется большинство дебатов об окружающей среде) никогда не была твердо установлена. Следовательно, по меньшей мере в понимании социальных, политических и экономических сил мы должны закрепить идеи о благополучии, чтобы на практике объяснить, как они могут быть реализованы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Целью этой главы была попытка показать различие между двумя типами мышления, рассказать о связи между международной политической теорией и глобальной окружающей средой. Как пишет Джон Рагги, имеется поразительный разрыв между традиционным и нетрадиционным типами мышления.
Глобальный экологический взрыв по своей природе предполагает наше эпохальное размышление, хотя аналитически подкрепленное эмпирическое изучение «озоновой дипломатии» или попыток спасти Средиземноморье неизменно сосредоточивается на процессах переговоров и динамике строительства режима, что противоречит исследованиям возможности фундаментального институционального отмирания системы государств (Ruggie, 1993. Р. 143)
В данной главе проанализированы пять групп аргументов и показано, что традиционалистская точка зрения на возможности международной политической теории обеспечивает неадекватное основание для понимания проблем изменения глобальной окружающей среды; эти аргументы различными способами и в различной степени действительно открывают возможность «фундаментальной неоднородности в системе государств». Центральный тезис этой главы заключается в том, что детальное рассмотрение указанных аргументов необходимо и для понимания и освещения очень важной государственно-центричной «традиционной» повестки дня международной политической теории, и для понимания того, как проблемы окружающей среды и политики могут изменить доминирующие структуры предписаний и предложить более широкий, но более сложный подход к международной политической теории. Вместо того чтобы предлагать различные проекты, международная политическая теория в будущем, вероятно, должна обратиться к серьезной проблеме сложных способов взаимодействия и отношений между этими двумя повестками дня.