6. Культура и цивилизация

Всегда ли культура сохраняет свой потенциал? Этот вопрос всегда интересовал исследователей культуры. Наблюдая за судьбой отдельных культур, они видели, что процесс наращивания новых ценностей в культуре не продолжается вечно. Наступают какие-то длительные паузы, а ино­гда культура окостеневает. В ней нет уже больше плодоносных всходов. Так родилось предположение, что культурное развитие проходит отдельные фазы от рождения до гибели. Одним из первых последовательно раскрыл эту мысль русский философ Н.Я. Данилевский (1822-1885). Он обосновал понятие культурно-исторического типа, то есть особой культуры, которая раскрывает свои возможности в конкретный исторический период².

Данилевский отвергал географическое деление общей культуры по частям света. Также он считал ошибочным разграничение истории на древнюю, средневековую и новую. Падение Римской империи в 476 г. до н.э. - событие, ознаменовавшее конец древней истории и начало средневековья, имело значение для Европы, но отнюдь не для Китая и остальной части человечества. По Данилевскому, Рим, Греция, Индия, Египет и другие культуры имели свой древний, средневековой и современный периоды. Существует множество цивилизаций, которые все вместе являются выражением бесконечно богатого творческого гения человечества. Каждая из них возникает, развивает свои собственные формы и ценности, а затем погибает вместе с ними. Данилевский разделяет все народы на три основных класса: 1) позитивных творцов истории, создавших великие цивилизации или культурно-исторические типы; 2) негативных творцов истории, которые, подобно гуннам, монголам и тюркам, не создавали великих цивилизаций; и наконец, 3) народов, творческий дух которых по какой-то причине задерживается в своем развитии на ранней стадии, и поэтому они не могут стать ни созидательной, ни разруши­тельной силой в истории. Они представляют собой этнографический материал, используемый творческими народами для оплодотворения и обогащения своих цивилизаций.

Лишь немногие народы смогли создать великие цивилизации и стать «культурно-историческим типом». Данилевский насчитывает десять таких цивилизаций: египетскую, ассирийско-вавилоно-финикийско-халдейскую, или древнесемитскую, китайскую, индийскую, иранскую, еврейскую, греческую, римскую, новосемитскую, или аравийскую, германо-романскую, или европейскую. К этим несомненным, по Данилевскому, естественным группам он причисляет два сомнительных типа (американский и перуанский), погибших насильственною смертью и не успевших завершить своего развития. Что касается новой Америки, то ее значение еще не выяснилось для Данилевского. Он колеблется, признать ли за ней культурно-исторический тип. Русский философ отмечал, что начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя, при большем или меньшем влиянии чуждых предшествовавших или современных цивилизаций. Такое влияние Данилевский допускает лишь в смысле «почвенного удобрения». Всякое же образовательное воздействие чуждых духовных начал он отвергает безусловно.

Обоснование понятия культурно-исторического типа имело огромное значение для культурфилософии. Несомненно, на Земле существует множество культур, и они развиваются не одинаково. После Данилевского наши представления о культурном процессе стали глубже и богаче. Действительно, влияние одной культуры на другую не является всепроникающим. Однако в концепции русского философа были и недостатки, на которые обратил внимание другой мыслитель России - B.C. Соловьев. Так, по его выражению, Н.Я. Данилевский «признает человечество за пустую абстракцию». Он видит в культурно-историческом типе высшее и окончательное для нас выражение социального единства¹.

Наряду с Кассирером О. Шпенглер (1880-1936) явился одним из крупнейших культурфилософов XX в. В наиболее значительном своем произведении, первом томе «Заката Европы», вышедшем в свет по окончании Первой мировой войны, Шпенглер выдвинул концепцию культуры, оказавшую очень большое влияние на историко-культурологическую мысль XX в. Опираясь на обширный материал, накопленный к тому времени археологией, этнографией, сравнительным языкознанием и другими науками, Шпенглер стремился раздвинуть горизонты традиционной исторической науки, определить место, прежде всего, западноевропейской культуры в истории человечества.

В его творчестве эта попытка тесно связана с резкой критикой основных по­стулатов западной исторической науки XIX в.: европоцентризма, панлогизма, историзма, «линейной» направленности. Этой схеме Шпенглер противопоставляет учение о множестве культур, равноценных по уровню достигнутой ими зрелости. Таких завершенных культур Шпенглер насчитывает восемь: это египетская, индийская, вавилонская, магическая (арабско-византийская), китайская, аполлоновская (греко-римская), фаустовская (западноевропейская) и культура майи. Их существование, согласно Шпенглеру, есть свидетельство не единого процесса мировой истории, а единства проявлений жизни во Вселенной. Циклическая теория развития должна, по Шпенглеру, преодолеть механицизм одномерных эволюционных схем развития. Идея круговорота, утверждающая цикличность развития в разрозненных в пространстве и во времени культурных мирах, которые даже при одновременном существовании не сообщаются между собой, обусловливает особое внимание к их индивидуальности, исключительности, внутреннему единству. Движение истории, ее логика рассматриваются Шпенглером как развитие и закономерные превращения (юность, расцвет, зрелость, упадок) предельно обоб­щенных культурно-исторических форм.

НА. Бердяев критически переосмыслил работу Шпенглера «Закат Европы» в своем сочинении «Смысл истории»: «Во всякой культуре после расцвета и утончения, начинается иссякание творческих сил, удаление и угашение духа, убыль духа. Меняется все направление культуры. Она направляется к практическому осуществлению могущества, практической организации духа в сторону все боль­шего ее расширения по поверхности земли»¹. Как полагает Бердяев, когда рождается напряженная воля к самой «жизни», к могуществу «жизни», к наслаждению «жизнью», к господству над «жизнью» возникает и смерть культуры. Напротив, эпоха культурного расцвета предполагает ограничение воли к «жизни», жертвенное преодоление жадности к жизни. Когда в массах человеческих слишком распространяется жадность к «жизни», тогда цель перестает полагаться в высшей духовной культуре, которая всегда аристократична, всегда в качествах, а не в количествах. По мнению Бердяева, культура всегда бывала великой неудачницей жизни. Именно цивилизация пытается осуществить жизнь. Во всякой культуре, на известной стации ее развития, начинают обнаруживаться начала, которые подрывают духовные основы культуры. Всякая культура (даже материальная культура) есть культура духа. Всякая культура имеет духовную основу - она есть про­дукт работы духа над природными стихиями.

При сопоставлении культуры и цивилизации первая оценивается как сфера высших человеческих действий: духовных, научных и художественных обнаружений человеческой активности. Цивилизация же олицетворяет материальные формы бытия. Постановка этой проблемы вместе с тем ставит вопрос: не является ли культура исторически преходящей? Иначе говоря, пользуясь выражением Томаса Манна, не может ли она раствориться в чем-то высшем¹. Правомерно ли считать варварство альтернативой культуре? Ведь оно служит противоположностью культуры лишь в системе определенных воззрений, созданных все той же культурой. Может ли варварство вне этой системы означать нечто совсем другое?