Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

IIDSU_seminar_4 / Сальников К.В. Хорезмийская тамга в Зауралье / В.С. Стоколос о К.В. Сальникове, Н.П. Кипарисовой и В.П. Бирюкове

.doc
Скачиваний:
21
Добавлен:
12.04.2015
Размер:
94.72 Кб
Скачать

16

В.С.Стоколос

Мои Старики

Чудаки украшают жизнь, примерно так высказывался в свое время великий Горький. Какая роль отведена Старикам? Наверное. На них держится сама основа жизни, так сказать, в общем и целом, да и в частности тоже. Кто до этого фундаментального определения дошел раньше, я не знаю. Но, исходя из собственного опыта, скажу откровенно, что так оно и есть. Не больше, но и не меньше. Припоминая свои «университеты», должен, оглядываясь на прожитое прошлое, высказать слова благодарности моим Старикам, делаю это от души, хотя, может быть, и не так, не в той форме. Они, Старики, наверняка не знали, и не догадывались, о том, что лепят мою судьбу. Да я и сам, разумеется, не осознавал этого, не выступал в образе и плоте примерного ученика. Но, тем не менее, получилось так, как получилось.

Льщу себя надеждой (переходя на язык XVIII века), что бессребренный труд стариков не пропал даром, не упал на бесплодную почву.

* * *

В октябре 1948 года в нашу аудиторию первокурсников-историков УрГУ имени А.М.Горького, еще не оставших от «колхозного» семестра, вошел очередной лектор  профессор Александр Иванович Виноградов. Ниже среднего роста, слегка сутуловатый, круглолицый, лобастый, абсолютно седой, взгляд усталый и строгий поверх очков в белой железной оправе. Если бы не очки, а пенсне и чуточку усов  сходство с Молотовым (в то время нарком министерства иностранных дел СССР) было бы максимальное… И эти, чисто внешние черты, и нечто другое, интуитивно подсказывало, что в аудиторию пожаловал человек, только что оставивший какую-то очень напряженную и сложную работу, еще не остыл от нее. А заглянул сюда ненадолго, посмотреть, познакомиться и приглядеться  «чем черт не шутит»  увести кого-то из нас для продолжения и соучастия в его тяжелой а, может быть, и неподъемной страде. «Будем знакомиться», глуховато произносит профессор, называя себя и курс лекций, который он намерен нам прочитать по Истории Древнего Востока. Но прежде мне хотелось бы познакомиться с каждым из Вас присутствующих и услышать насколько сознательно, серьезно, «с полным ли блеском сознания» Вы пришли сюда. Пусть каждый подумает об этом, прежде чем ответить на мой вопрос. Его рука тем временем тянется к журналу, откуда выборочно не по-порядку зачитываются фамилии «молодых людей», какими являемся мы  первокурсники  все 25 душ мужских (минимально) и женских  в подавляющем большинстве.

Тезис о «блеске сознания», и кто к сему руку приложил  меня настораживает. Этот Старик, проносится в моей голове, кажется, доберется до всего на свете, о чем и вспоминать не очень хотелось бы. Подобное выяснение обстоятельств уже имело место где-то месяцем раньше, когда нас, прошедших по конкурсу вопрошали на собеседовании о том откуда мы, ваша школа и кто тот, кто вдохновил Вас на этот выбор? Интонация вопросов была какой-то легкой, хоть и не отвечай вовсе. Я отвечал в числе первых, назвал и имя «вдохновителя»  нашего школьного историка Василия Андреевича Соловьева. И все. Но профессорская форма вопроса  иное дело. Тем более до слуха доносится, как Виноградов в рассказе очередного «молодого человека», узнает знакомую фамилию и тут же интересуется, что и как с этой (имярек) фамилией… Эх-ма…

Да, Соловьев наш историк с большой буквы, авторитет среди нас, авторитет всей школы. Знания его обширны говорит  заслушаешься. Сухие короткие строки учебника обретают живую яркую плоть. Особенно, когда мы доходим до века ХХ. Чередой проходят возникшие вдруг в памяти генерал Куропаткин с иконами против японцев, Распутин с его знаменитым «Милай, сделый»  это в записке к Николаю II, и еще, … длинная череда персоналий. Совсем уж поражает взволнованный рассказ о Шаляпине, которого Соловьев имел счастье слушать в революционном Петрограде, в концертах. В памяти остаются некоторые слова, сказанные о великом певце: «Голос у Шаляпина не самый сильный, но в нужном месте так «хайкнет»  мороз по коже подирает». В нашей глубинке, где-то что-то мелькало л Шаляпине, но очень туманно. Живость изложения, усиленная воспоминаниями очевидца, приближали ушедшее время, казавшееся таким же далеком как египетские пирамиды, пробуждает интерес к этой науке.

За два месяца до выпускных экзаменов нашего Василия Андреевича Соловьева арестовали. Очередной урок не состоялся. За что и про что «взяли» никто не знал. Ходили слухи: «американский шпион» и т.п. Так и сгинул…, по крайней мере мне о его судьбе ничего не известно. С Катей Т.  одноклассницей, узнав об отправке «шпиона» куда надо, мы нашли Василия Андреевича, сидящего на голой земле с котомкой у стены поселкового Совета. Старик (ему было далеко за пятьдесят) сидел потупившись в своих огромных, на пол-лица, очках, не глядя по сторонам и на нас, в том числе, стоявших молча на удалении. И сейчас через полвека, вспоминая об этом испытываешь сожаление… и стыд.

Вот все это со скоростью света проносится в разгоряченной голове, пока идет выяснения вопроса относительно «блески сознания» у моих товарищей однокурсников. Очень не хотелось бы делиться этими подробностями с кем бы то ни было, возникшими, как гром среди ясного неба, всего-то полгода назад.

«Ну что же, картина ясная»  примерно такие слова доносятся до моего уха. Это голос профессора, возвращающий меня к действительности. Ну, слава богу, до меня не дошло. А теперь, продолжает тот же голос, прошу вас всех, пока не поздно, почтить память выдающегося ученого, основателя русской школы востоковедов, Тураева Бориса Александровича. Было сказано еще несколько слов в адрес Тураева, но их содержание не запомнилось. Как положено, все встали.

Вскоре мы обладатели «блеска сознания» почувствовали в должной мере, что Древний Восток не ради красного словца назван истоком всей мировой цивилизации. Крохи моих школьных сведений о Хаммурапи о его своде законов, да о пирамидах где-то в Египте, вскоре тонут как капля в море в грандиозной картине исторической драмы, разворачивающейся то в низменных болотистых краях Междуречья, Тигра и Евфрата, то в жгучих песках долины Нила, то еще где-то, воссоздаваемая огромной эрудицией и страстно излагаемая профессором Виноградовым, не оставляя слушателя равнодушным. Степные и кочевые племена аморитов все чаще совершали набеги на плодородные области и богатые города Двуречья… для защиты от нашествия аморитов, двигавшихся с запада, а также эламитов, наступавших с востока… была построена «стена аморитов» … с востока на Вавилонское царство надвигалось горное племя касситов, покоривших весь Шумер, Хурриты  древние племена на территории Северной Месопотамии … в 16-13 вв. до н.э. они создали государство Метанни. Хетты вторглись в государство Митанни, разрушили столицу хурритов Вавилон … и т.д. Больше других запомнились хуритты, они чаще других упоминались в лекциях и с каким-то негативным оттенком. Взволнованный событиями старины глубокой, действиями тех или иных правителей, поведением эламитов, аморитов … весь изрядный остаток эмоций профессор обрушивал на хурритов; при этом его правая щека делала гримасу и из приоткрытого рта вылетала дробь: «Хур-р-р-иты», а правой рукой делалась отмашка в сторону аудиторного окна, словно там, за стеклами, где раскинулся университетский сквер и находились эти, не совсем хорошие люди  хурриты, виноватые уж тем, что создали некогда могущественное государство и не смогли в итоге его оборонить.

В лекциях происходило постоянное обращение к источникам, древним текстам; кстати, в основном переведенным и введенным в научные оборот в свое время Б.А.Тураевым. Допрос и анализ, комментарий, размышление. На семинарских часах к двухсторонней акции: профессор  древний текст, присоединялись «молодые люди», помощники профессора. «Что Вы думаете по этому поводу, а как Вы считаете» … ?, вопрошался тот или иной потенциальный исследователь. Виноградовские семинары давали понять, что исследовательская работа, мягко говоря, занятие не из легких и не одному мне, наверное, казалось, что в том же рекламном университетском проспекте гласящем: … «готовит преподавателей и научных работников», вторая часть строки меня, уж точно, не касается. Терзание источников, происходившее на семинарах, для нас было разовым действом, для нашего профессора было многократным многолетним, но все таким же азартным занятием, видимо, с тех пор, когда молодой человек Александр Виноградов начал слушать своего учителя  Старика Бориса Александровича Тураева, кого же еще. И если тогда при нас, студентах Александру Ивановичу было около 60 лет, то, взирая вспять, он конечно же мог быть учеником самого Тураева, умершего в 1920 году. И, наверное, достойным его учеником, наш профессор это осознавал, гордился этим. И напомнил (намекнул) нам об этом при первой встрече, предложив почтить память своего Учителя в один из октябрьских дней 48-го. Хотя Б.А.Тураев, согласно данным энциклопедии, умер в июле 20-го года; и родился тоже не в октябре. Но это мелочи, и они лишь штрих к портрету ученика, пронесшего, можно сказать, через всю свою жизнь уважение и благодарность к своему учителю.

От нас, пришедших сюда под десницу Виноградова, предлагалось не только общие картины и процессы, но и знать частности, в чем имел возможность убедиться самолично. На экзамене, после ответов на билет, мне был задан дополнительный вопрос: «Скажите, а кто такие были кудурру?», на который я ответил. Потом, уже в коридоре, я поинтересовался у нашего отличника Володи П. «Почему кудурру кто? Ведь это камни, вещь неодушевленная, напутал что ли старик»? «Э, да ты не знаешь Виноградова. Надо было ответить иначе: я не знаю кто такие …, я знаю что такое … Пятерка была бы обеспечена». Мне было поставлено «4».

Последняя встреча с Виноградовым произошла уже после весенней сессии. Причем профессор первым окликнул нас (меня и товарища, Женю С.) назвав сначала «молодые люди», а затем по фамилиям. Спросил как мы себя чувствуем, повзрослели за год? От удивления того, что сам грозный Виноградов заметил нас, обратился к нам, я промямлил что-то вроде: «Да, повзрослели, спасибо». «Я рад за вас», заметил профессор, кивнул нам и пошел дальше. Опомнившись, подумалось: случайно это или чем-то мы запомнились Старику. Хотелось думать о хорошем. Прошло время и все забылось.

* * *

Наступил момент определиться со своими исследовательскими интересами, войти в тот или иной кружок, стать членом научно-студенческого общества  НСО. Было решено начать с археологического. Ознакомиться, а затем пройтись и по другим. Вместе с товарищем, Леней Р., в назначенный день и час мы вошли в одну из аудиторий. «Новобранцев» встречал, уже сидевший за столом Константин Владимирович Сальников дружелюбно улыбаясь и приглашая вошедших садиться за первые столы. Рядом с ним двое или трое студентов старшекурсников, ветеранов кружка. Не помню за какой из столов мы усаживались, но после состоявшегося знакомства искать другие двери не пошли. Правда мой товарищ в дальнейшем пошел другим курсом, а мне, на роду знать было написано,  не уходить. Так и не ушел.

* * *

Мы едем на раскопки городища «Чудаки» под флагом обязательной археологической практики студентов-историков, успешно завершивших первый курс истфака УрГУ. Располагаемся в здании местной школы села Горохово, в деревянной постройке XIX в., у берега тихой речки в зеленом кружеве из ивняка, текущей медленно, давая всласть полюбоваться ее тихой красотой. В одном классе  парни, в другом  девчонки, где-то в учительской (как и положено по чину)  Сальников, и еще где-то Кипарисова Нина Павловна  помощник начальника экспедиции по самым различным вопросам, касающимся нашего жизнерадостного коллектива; она же  научный сотрудник Н. Тагильского музея, исследователь жертвенного места «Голый Камень» близ Н.Тагила и докладчик по этому интересному памятнику на Первом Уральском археологическом совещании, прошедшем в прошлом (48-м) году в Перми. На этом историческом собрании археологов Урала выступил К.В.Сальников со своими концептуальными докладами по бронзовому веку Зауралья.

Распорядок строгий, но вполне нормальный для нас не избалованных. Ранний подъем, умываемся, кушать подано. Утреннее блюдо, подобно овсянке для англичанина, каждый раз состоит из «лапшевника». Это вареная лапша, запеченная потом в русской печи, политая раствором из молока и некоторого количества куриных яиц. Готовит бабушка из соседнего дома «мобилизованная и призванная» нашей Ниной Павловной. Откушали, пьем какой-то чай и отправляемся на городище, что примерно в 3 км от деревни. Погода отличная. По проселочной дороге движется процессия. Впереди телега, запряженная старой кобылой из колхозной конюшни. На телеге Константин Владимирович, рядом с возницей, уложив вперед свою искалеченную ногу. Позади  мы, все остальные, идем в предвкушении необычного, радуемся хорошей погоде и нашей молодости.

«Н-н-н-ача-ли!»  это значит бери лопаты и шагай на участок уже размеченный колышками, становись на заданный квадрат и… вперед. Дерн снимаем смело, затем мелкими пластиками режем остальное лопатой, переходим на ножи со щеткой. Аккуратность и внимательность  прежде всего. «Глаз археолога должен быть на лопате»  таков девиз начальника. В размеренный ритм работы начинают вмешиваться внешние силы  крупные деревья, растущие почему-то не в стороне, а в самом центре жилища, которое мы раскапываем. В ход идут топоры и пилы, дерево свалено. Оставшийся пень корчуем, загодя обрубая паутину корней. Нина Павловна мечется вместе с нами, указуя куда целесообразнее свалить пень, не навредив особенно культурному слою. Чувствую предельное напряжение моей тощей, стройной фигуры, пень общими усилиями выворочен в нейтральную сторону. Внеочередная передышка. Работаем по-ударному. Наконец, деятельная, творческая натура Нины Павловны не выдерживает и разражается поэтическими строками в нашу честь. Все не запомнились, лишь фрагменты: «… а Леня, три Володи, как будто, в огороде,  копают даже жуть берет» …  на мотив знаменитого марша: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер…». Одним из Володь  это был, вероятно, и автор этих строк.

На раскопе строгий порядок: 50 минут  все на раскопе. Одни с лопатой, Нина Павловна с чертежами, кто-то из девчонок собирает «урожай» с очередного отработанного штыка, конкретного квадрата и т.д. Сальников близ раскопа сидит, подстелив под себя свое, видавшее виды, «семисезонное» пальто, наблюдая за процессом. Глаза его светятся, ему интересно. Что-то там не так? Он встает, сначала совершив движение полулежа вокруг своей неподъемной ноги, затем, опершись левой рукой на трость, медленно выпрямляется, подходит к месту происшествия. Один из нас держит в руках добытый осколок горшка и радуется. Это же тот самый  фрагмент конечно, но исторического источника, потрошить которые так любит профессор Виноградов, и, несомненно вызовет неподдельный интерес у нашего начальника экспедиции. Разобрались … Константин Владимирович возвращается на свое место, наклоняется с упором на трость, садится и тут же, извлекая из кармашка брюк часы на цепочке, смотрит на циферблат…, «Ку-р-рить». Курить не обязательно, но можно 10 минут полежать в пахучей траве, побегать, прогуляться в кусты, поболтать. Последнее на раскопе решительно пресекается, дабы не рассеивалось внимание. «Глаз археолога должен быть на лопате»  повторяется от случая к случаю. Установка весело усваивается и живет в коллективе. «На-а-чали!»  перерыв закончен. «Ша-а-ба-ш!»  8-часовой рабочий день закончен. Мы не против. Та же процессия движется в обратном направлении: лошадь, телега, арендованная в местном колхозе с «водителем кобылы» вместе, приезжающим в назначенное время за намина «Чудаки», и т.д.

Работа как работа: «в грамм добыча, в год  труды»  это сказано давно. Увы, далеко не всем по душе эта земляная страда. Кто-то вдруг тяжело заболел, уходит. А кто-то вообще «отбоярился» от полевой практики. Каждому свое. В дальнейшем лишь единицы продлят эту возможность неожиданной но такой ожидаемой встречи с важными находками еще пахнущими черной землей и вечностью, вспоминая профессора Виноградова и радуясь радости самого (вот он) Сальникова, удаче, подаренной щедрым квадратом раскопа.

* * *

Ближе к концу «чудаковской» экспедиции на нас, нескольких «молодых людей», в том числе и меня, обратили внимание и направили в учебный маршрут на проверку сообщения о находках каких-то древних предметов где-то в окрестностях деревни. Припоминается седой сухощавый поджарый и очень подвижный, и, как мне тогда казалось, глубокий старик, впоследствии оказавшийся Владимиром Павловичем Бирюковым. Какие результаты дала коллективная разведка память не сохранила. Но так или иначе меня и Леню Р.  персонажей их вдохновенных стихов Нины Павловны,  направили под началом В.П.Бирюкова в маршрут по следам старых открытий В.Я.Толмачева в Челябинской области.

В Челябинском музее И.Г.Горохов вручает Бирюкову командировочные удостоверения и деньги на всех троих. Далее, немного поездом, а затем пешком в район обследования по р.Караболке. Владимир Павлович нас постоянно торопит. «Да мы и так идем»  в ответ. Нам 19, ему … много. Нам он представляется выходцем из XIX в. Потрепанная косоворотка, густая копна седых, растрепанных волос, неимоверная худоба. Народник какой-то, вразумляющий нерасторопных деревенских.

«П-Поторапливайтесь», волнуется Владимир Павлович; заикание его заметно усиливается. Ворчим, подтягиваемся гремя и подкидывая на плечах скудной походной амуницией. Заходим в деревню, направляемся к школьному строению, директор отводит нам какое-то помещение без замка. Начальник пытается найти замок, но безуспешно. Уходим в маршрут, оставив имущество, просто так. Никому оно не нужно. Жара …, Бирюков, махнув на нас, нашу медлительность, оставляет помощников на берегу речки  это Караболка, а сам мгновенно скрывается в прибрежных кустах, затем выныривает где-то уж на том берегу реки. Купаемся, осваиваем речку. Травяные заросли на мелях по колено. Бродим, и натыкаемся на отдыхающую рыбину, это налим. Видимо, тоже не из шустрых. На наше приближение реагирует лениво, отплывает на шаг и застывает. Пробуждается азарт, да и скромная диета дает знать. Действуя в две пары рук, мы, наконец, скользкое тело рыбы прижимаем ко дну и извлекаем на свет божий. Невероятно, но факт. Вечером кушаем уху из налима с хлебом. Владимир Павлович накануне запасся «бумажкой» из сельсовета, разрешающей продать для экспедиции такое-то количество хлеба в магазине деревни, где мы базируемся. Хоть карточки на хлеб отменены еще в 47-м, но и в 49-м с этим продуктом на селе было не просто. Едим налимью уху по второй порции. У начальника солдатский котелок, из которого он черпает содержимое деревянной щербатой ложкой. Размеры рыбины позволяют роскошествовать вовсю. Когда мы шли с речки по деревне, налим, наткнутый на палку через жабры тяжело покоился на моей спине и в такт ходьбы шлепал, пачкая темной слизью мою только что постиранную рубашку. Хороша ли уха из налима? Конечно, лучше каши или макарон без масла. А годами позднее, путешествуя по Ямальской тундре наблюдал, как мой друг Дима Сэротэтто кидал эту рыбу прямо из сети псу Барсику, который вильнув хвостом от этого кушанья отворачивался. Все относительно.

В следующий из дней мы посетили святилище за деревней, в лесу  большой камень с двумя узкими короткими впадинками, в виде следов детской ноги. Потом еще камень со специфическими деталями. Сюда, как пояснял Владимир Павлович, ходят женщины из окрестных сел лечиться от бесплодия. Еще несколько дней прошли в обычном режиме. «Идите быстрее»  это Владимир Павлович. «Да мы и так идет»  это мы. Вечером, сидя примостившись к стенке какого-то строения, Владимир Павлович что-то быстро пишет в большой блокнот, макая перо в пузырек с чернилами на шнурке. Кроме данных по следам открытий Толмачева, заносятся туда и разнообразные сведения из истории и по этнографии, добытые им попутно из бесед с местными жителями. Местный народ уважительно относится к дотошному начальнику экспедиции.

Еще через день мы покидаем его мотивируя свое решение близким началом учебного года и желанием побывать дома, в котором не были с начала зимнего семестра. В Свердловске от Сальникова узнаем о письме Бирюкова к нему, в котором сообщалось о нашем бегстве и проблеме с макаронами и крупой, загодя закупленной на всех троих и теперь непонятно куда девать эти припасы.

Следующая встреча с Бирюковым состоялась в 1953 году в Челябинском музее. И.Г.Горохов (находились все мы в одной общей комнате) представил меня как молодого сотрудника, ученика Сальникова. Бирюков выпрямился, глянул в сторону «молодого» и «чувств никаких не изведав», снова повернулся к Горохову продолжая начатый разговор. И, последняя встреча. В 1962 году, когда срочно, мгновенно потребовались сведения о наличии археологических памятников в зоне затопления проектируемого Шершневского водохранилища. Бирюков нас (меня) выручил. Обследовать зону затопления в пожарном темпе  абсурдно. Помогли данные из отчетов Бирюкова, драгоценные планы памятников, выполненые его руками, да и его неутомимыми ногами. Конечно, многие памятники в причелябинском районе были давно известны по данным и В.Толмачева, и Н.Минко, и другим, но в описательном исполнении: «в трех верстах от деревни», «в одной второй версте от поворота на деревню» … Выходит Старик Бирюков не зря так спешил и в том 49-м, словно предчувствуя практическую полезность, крайнюю необходимость своей неуемной поспешности. Планы курганных могильников в зоне Шершневской стройки  Черняки I и II, составленные Бирюковым (по заданию Челябинского музея) пришлись как нельзя кстати. Тем более, что в год начала новостроечных работ (1962 г.) большая часть могильника Черняки II оказалась уже распаханной без малейших признаков бывших здесь, на этом месте, древних курганов и мы смело перевернули часть пашни, и получили хорошие результаты. Попутно нами были открыты рядом расположенные памятники (три единицы), незамеченные в свое время Бирюковым.

* * *

После хождения с Бирюковым по Караболке в разведочные маршруты меня больше не посылали. Ходили другие и ходили довольно успешно. Мои же успехи на этом поприще последовали позднее, когда, уже после университета, выпала возможность самому без «поводыря» идти и открывать под воздействием личной ответственности и заинтересованности. Профессионализм после караболкских хождений суждено было отрабатывать на стационарах в основном просто землекопом, а затем и начальником раскопа под неусыпным оком Учителя, а потом и в автономном режиме. Узнав о моей способности рисовать (исключительно самоучкой) Сальников  это было уже в камеральный период, стал поручать мне перебеливать полевые чертежи к отчету. Получалось не очень, но все же готовая продукция шла в дело, а начальник экспедиции платил за каждый выполненный чертеж деньги, очень не лишние при весьма скромном существовании бедного студента. Пара черепков прорисованных мною оказалась даже в одной из журнальных статей Шефа, чем я немного гордился. Следовало и моральное поощрение со словами, что для нашего брата умение чертить-рисовать немалого стоит. Сам Шеф, рисовать не очень умел. Даже удивление брало  специально что ли? Глядя на его каракули  усилия изобразить что-то, непонятно что. Экспедиционный быт, забота о том и другом, кажется, не тяготили его: ни раздражения, ни ругани. «В поле я отдыхаю, как в отпуске»  приходилось слышать от него во время обеда, например, где-то в голой степи у телеги  нашего полевого становища, с пасущейся рядом колхозной лошадью, прикомандированной к экспедиции. Начальник лежит на левом боку, без рубашки, успевший изрядно обгореть, в кепке на голове  единственной защите от палящего солнца, и правой рукой черпает супчик из чашки, сваренный нашими дежурными на костре из сухих коровьих лепешек  кизяка. Потом пьем чай. Общество после двух-трех чашек отваливается. Остаются двое, наконец начальник улыбаясь уступает первенство более молодому водохлебу.

Погоды случались разные, да и время бежало. Затяжное ненастье, кто-то начинает ворчать на неудобства и на все на свете. За обедом ли, или вечером после тяжелого трудового дня, начальник постепенно втягивается в разговор. Он, как и раньше, не терпит нытья. Но, чтобы не казаться Старику этаким «бодрячком», вспоминает и цитирует (с каким-то предисловием) совершенно неожиданно:

«И мерин сивый мечтает о жизни красивой

И собираясь к кобыле с визитом

Стирает сорочки стирольнизитом…»

Народ безмолвствует, потом смешки, затем смех, и все невзгоды забыты. Выясняется, что это Маяковский, что это аж 20-е годы и, видимо, были тоже любители «жизни красивой», перекликаясь с конфетных оберток (где были пропечатаны эти строки) с нынешними нашими поклонниками комфорта. Конечно же, Старику было тяжело, с годами тем более, но сам он никогда об этом даже не намекал. Сам послевоенный период, когда все это вспоминается, был таков. Израненные, без руки, без ноги наши преподаватели  на профессорской трибуне. Точно такие же «здоровяки» их слушатели  студенты, вкупе с нами  молодыми людьми.

Коля Табиханов из Якутии, на 3-4 года старше нас, молодых, фронтовик, в морской форме, единственной его одежде. На груди Орден Красной Звезды, медаль «За Отвагу», Гвардейский знак и медаль «За победу над Германией». В аудиторию вошел, уже после начала занятий, худощавый остроглазый парень на костылях, еще не привыкший к ним как следует, без правой ноги. Сидел за первым столом. Слушал, вытягиваясь вперед, буквально заглядывая лектору в рот. В это время костыли, прислоненные к стенке заднего стола, с грохотом падали. Николай, очнувшись, извинялся, поднимал костыли, усаживаясь на место.

Хоронили Колю Табиханова всем курсом. Награды на красных подушках несли парни. Впереди первым шел наш отличник и медалист Володя П. В госпитале, где лечился фронтовик Табиханов, не оказалось нужных лекарство (Коля говорил о стрептомицине), чтобы остановить начавшееся воспаление культи, а затем и гангрены.

«Мы не от старости умрем

От старых ран умрем…», скажет в эти годы поэт.

Никто и никогда (я этого не слышал) не напоминал Сальникову о его проблемах, особенно ощутимых в поле. Да, организовывался транспорт  лошадь с телегой  когда рабочая площадка находилась в километрах от места обитания экспедиции (как на Чудаках)  вот и все. Если расстояние казалось терпимым, он шел пешком, выходя к месту загодя, вспоминая при этом восточную поговорку: «Плохо летающая утка вылетает раньше всех».

В начале 60-х годов, когда ему также перевалило за 60, как-то в ненастную погоду, явившись к ужину в своем «семисезонном» пальто, он как бы шутя обронил: «Что-то я, ребята, «мерзавцем» становлюсь»; это надо считать как сальниковский неологизм от слова, мерзнуть. В 1962 году Константин Владимирович в полевых работах принял участие в последний раз, в должности начальника Верхнеуральской новостроечной экспедиции. Заместителем был автор этих строк.

В поле, наряду со строгим распорядком в рабочее время, царила атмосфера спокойствия, взаимного уважения, добродушия. При подходящих условиях устраивался «круглый стол». Выбиралась ровная площадка (лучше на берегу речки) и на ней с помощью веревки и кола очерчивался круг, по периметру которого рылась траншейка. Стол готов, места хватит всем для обеда и просто так. Здесь же устраивались и праздники  дни рождения; но это редко. Почему-то летних именинников было мало. Готовился обед, повара старались. Покупалось немного вина. Пили и пели. Пели много. Включался и Константин Владимирович, нет, не петь. Попросил как-то «Колодников» исполнить». Исполняли мы: я и Боря Ц., девчонки подпевали.