Бытовой рассказ

До революции жанр бытового рассказа уже был вполне сложившимся. Но наряду с талантливыми произведениями и одаренными исполнителями на дореволюционной эстраде про­цветали исполнители рассказов с утрированными националь­ными акцентами (армянским, греческим, еврейским, украин­ским и другими), с репертуаром, в котором нарочито оглупля­лись представители той или иной народности. Это было свое­образное продолжение шовинистической политики царского правительства — так высмеивались и унижались «инородцы». Разумеется, после Октября весь репертуар рассказчиков был пересмотрен. Наряду с произведениями старых авторов, не потерявшими ценности и в наши дни, стали появляться расска­зы советских писателей, повествующие о социалистической действительности.

Практически в форме эстрадного бытового рассказа можно выразить любую тему — от самой патетической и высокой и до самой будничной. Вероятно, такой обширный диапазон в смыс­ле тематики рассказа и привел к тому, что этот жанр широко используется как на профессиональной эстраде, так и в само­деятельности.

1 Цитируем по затки в в Яблонской Сб «о мастерстве художест­венного слова». Ленинградское отд вто, 1938, стр. 75—76.

При создании и выборе для включения в репертуар эстрад­ного рассказа, независимо от того, к каким разновидностям этого жанра он относится, нужно всегда помнить, что он пред­назначается для публичного исполнения, а значит — должен подчиняться законам драматургии, хотя эти законы сказыва­ются здесь в своеобразном виде. В драматическом театре счет времени идет на минуты: длиннота или пауза в две-три минуты дурно отражается на внимании аудитории. На эстраде счет идет на секунды: полминуты, прошедшие безынтересно для зрителей,— и уже нанесен непоправимый вред исполняемому номеру. Следовательно, бытовой рассказ должен иметь обяза­тельно занимательный сюжет и быть предельно насыщен дей­ствием.

По форме бытовой рассказ делится на три вида:

а) написанный от имени автора, с использованием прямой речи действующих лиц. Эта форма больше подходит для худо­жественного чтения, чем для эстрады;

б) рассказ, где повествование ведется от лица персонажа-рассказчика, индивидуальность которого может совпадать с индивидуальностью автора, а может резко от нее отличаться и строем речи, и ходом мыслей, и т. д. Во втором случае это будет сказ. Разумеется, для эстрады наиболее удобны сказы. В сказе автор как таковой не имеет слова: здесь события осве­щаются с точки зрения персонажа, от имени которого написано данное произведение. Однако в произведениях подлинных ма­стеров авторское отношение к описываемым явлениям, как правило, абсолютно ясно,— вспомним, например, сказы Н. Лескова, И. Бабеля или М. Зощенко.

Характерные персонажи-рассказчики могут быть и отрица­тельными фигурами, и заблуждающимися, и, наконец, просто видящими события и людей со своей не слишком широкой точки зрения. А можно от лица персонажа-рассказчика рас­сматривать все с точки зрения своеобразной народной мудро­сти. Словом, вариантов тут много;

в) третья форма бытового рассказа представляет собой изложение диалога, происходящего между двумя или большим количеством персонажей (когда-то такие рассказы именова­лись сценками).

Рассказы, в которых воспроизводятся перемежающиеся реплики нескольких человек, особенно трудно и писать и исполнять.

Кроме всех тех требований, которые предъявляются к дру­гим формам эстрадных рассказов (краткость, заниматель­ность и т. д.), произведения этого рода должны отвечать еще и некоторым другим. Так, каждая реплика здесь должна быть точной и выразительной; все высказывания должны перемежаться в таком порядке, чтобы не сбить с толку слушателя — ведь именно порядок, в котором расположены реплики, и опре­деляет в данном случае развитие сюжета. Исполнитель здесь поставлен перед необходимостью мгновенно переходить из од­ного состояния в другое, изображая нескольких персонажей. Убедительность таких мгновенных превращений достигается и природным дарованием, и тренировкой, и специальным ин­тересом исполнителя к этому виду рассказывания.

Зрители, которые помнят скончавшегося не так давно за­мечательного нашего рассказчика Вл. Я. Хенкина, вероятно/ подтвердят, что этот исполнитель удивительно ярко умел по­казывать сразу нескольких людей, почти не изменяя голоса. У Хенкина работала интонация, он менял и ритмы речи в раз­ных репликах (важная краска в таких рассказах), и ритмы поведения героев рассказа- кто-то из его персонажей нервни­чал, поэтому движения его были быстрыми; кто-то, наоборот, говорил и действовал медленно; у кого-то были свои излюб­ленные жесты, гримасы, повадки, словечки... Хенкин дополнял рассказы превосходной имитацией звуков по ходу действия; скажем, воды, струящейся из крана, открытого героем; или — компостера, щелкающего в руках поездного контролера. И аудитория верила, будто перед ней действует и разговари­вает «толпа» — то есть человек десять-двенадцать, хотя на ее глазах действовал и говорил всего один актер.