Церковь и образование

тиводействовать, видя в Церкви институт, препятствующий вхождению России в систему «нового мирового порядка».

Вероятно, этим и объясняется странная, на первый взгляд диспропорция: Православная Церковь имеет домовые храмы более чем в 500 колониях общего и строго режима и лишь в 30 с небольшим вузах (и совсем не потому, что сама Церковь стремится идти в тюрьмы, а не в школы!) Если православие готовы терпеть в сообществе отбывающих наказание преступников, то вовсе не желают его видеть в качестве активного участника формирования образовательного пространства России и, тем более, ее интеллектуальной элиты.

Становится все более очевидным, что забвение человечеством базовых религиозных понятий грозит ввергнуть его в бездну нравственного одичания и умственного невежества. Если еще совсем недавно слышались яростные протесты против сближения областей религии и морали (собственно, уже эпоха Просвещения с ее идеалом светского гуманизма и возвращением к софистическому принципу «человек есть мера всех вещей», окончательно встала на точку зрения исключительно «антропных» источников человеческой нравственности, не зависящих от религии), то сегодня, во времена торжествующего культа вседозволенности и отпущенного на свободу инстинкта, эти голоса явно стали тише. Многим очевидно, что экстремизм и нетерпимость являются следствием религиозной безграмотности.

Данные выводы делаются самыми представительными учреждениями западного мира. Стоящая на весьма либеральных позициях Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) еще в 2005 году приняла рекомендацию «Образование и религия», в которой в частности говорится, что «террористические акты, расизм, ксенофобия, межнациональные конфликты имеют религиозный аспект». При этом в семьях знание религии уходит, а невежество и фанатизм растут. ПАСЕ призвала правительства входящих в нее стран «обеспечить обучение основам религии в государственных начальных и средних школах», причем речь идет, в первую очередь, о христианском вероучении.

В большинстве европейских стран, как уже упоминалось, предметы религиозной и теологической направленности являются неотъемлемой частью образовательного процесса, как в высших, так и в средних учебных заведениях. Позволим себе привести два примера, которые наглядно характеризуют форму преподавания дан-

ных дисциплин в Европе: теология в Оксфордском университете (Великобритания) и система религиозного образования в средних школах земли Северный Рейн – Вестфалия (Германия).

1. В Оксфордском университете теология является престижной базовой специальностью. Исторически уже вслед за нею идут история, классическая филология, юриспруденция, далее весь комплекс естественных наук. Теология, история и классическая филология составляют фундамент национального гуманитарного об-

30

разования и не могут быть заменены друг другом. Отличием теологии является изучение и развитие предельных ценностных онтологических систем, выявление внутренних закономерностей их существования, функционирования религиозного феномена. Важность теологии в том, что эта дисциплина в плоскости образования и науки сохраняет самоидентификацию национальной духовной традиции, обеспечивая полноценность всей области гуманитарного знания.

В Оксфорде теология развивается исключительно на платформе культурообразующей религии. Изучение других религий в рамках учебного плана подготовки теолога ведется исходя из мировоззренческой позиции Англиканской церкви. Навыки мышления базового теологического образования позволяют выпускникам работать во всех областях гуманитарной науки, культуры, социальной практики, управления, консультирования в государственном, общественном и коммерческом секторах экономики Великобритании, в исследовательской и преподавательской деятельности.

Практически во всех крупных университетах Европы и США теология представлена отдельным структурным подразделением (факультет, институт, колледж), в рамках которого ведется как образовательная, так и исследовательская деятельность. Помимо Оксфорда можно назвать десятки других вузов, в том числе Кембриджский университет (Великобритания), Йельский и Гарвардский университеты (США), Берлинский университет (Германия), университеты городов Страсбурга и Тулузы (Франция) и многие другие22.

2. В Германии преподавание религии (именно религии, а не культурологического предмета, подобного «Основам православной культуры») входит в общеобразовательную сетку часов и является обязательным предметом для всех учебных заведений: основных, реальных и общих школ, а также гимназий. Обычно урок религии преподается дважды в неделю и занимает от 6,5 до 10 % всего учебного времени: 10 % в 1–3 классах, 8 % – в 4 классе, 7,5 % – в 5-9 классах, 6,5 % – с 10 класса. По общему количеству часов религия превосходит биологию, химию, физику и даже историю.

Преподавателей религии, как и других педагогов, готовят государственные вузы. Время обучения занимает обычно 5 лет: 3 года – общетеоретический курс; первый государственный экзамен; 2 года практики; второй государственный экзамен. Подготовленный специалист не имеет права приступить к учебным занятиям без одобрения со стороны Церкви. Он проходит специальное собеседование: missio canonica у католиков, «вокацион» (призвание) у лютеран. Церкви имеют право отклонить преподавателя, если его личная жизнь и нравственные качества не соответствуют статусу преподаваемой дисциплины. При нехватке кадров церкви могут по со-

22 Наиболее систематизированный материал на русском языке представлен в книге: Понкин И.В. Теологический факультет государственного университета. Европейский опыт правового регулирования. – М., 2006.

31

гласованию с органами власти направить в школу священника (естественно, с государственной зарплатой) или, опять же за счет государства, подготовить специалиста в собственных учебных заведениях. Церкви также имеют право наблюдать за деятельностью преподавателя религии в учебных заведениях и заботиться о повышении их квалификации.

В Германии существует развитая система учреждений, занимающихся повышением квалификации работников образования. Ряд из них находится в ведении католической и лютеранской церквей. В их рамках любой педагог имеет возможность получить переквалификацию и сдать соответствующий экзамен. Церкви имеют право заниматься повышением квалификации всех учителей, кроме преподавателей физкультуры и других религий. При этом государство на 50 % финансирует эту работу. Церковные институты повышения квалификации имеют возможность вводить религиозные блоки и в другие гуманитарные и естественнонаучные предметы, изучаемые в общеобразовательной школе. Преподаватель истории или биологии, желающий обогатить свои представления в области религии, может записаться на специальные курсы, которые обычно проходят 1 раз в неделю в течение семестра. На этот день учитель освобождается от уроков с сохранением заработной платы.

Естественно, в Германии существуют и собственно церковные школы: католические и лютеранские гимназии и колледжи, уровень образования в которых, чаще всего, выше, чем в государственных учебных заведениях. Церковь пользуется особым доверием со стороны государства, гарантирует выполнение государственного образовательного стандарта и имеет право выдавать аттестаты государственного образца. Основной тариф зарплаты педагогов конфессиональных школ начисляет государство. Также государство берет на себя большую часть (до 90%) расходов на строительство и содержание церковных учебных заведений. К примеру, земля Северная Рейн-Вестфалия тратит ежегодно около 1 млн. евро на религиозное образование учащихся23.

Система религиозного и теологического образования повсеместно является областью партнерства государства и культурообразующей конфессии. Нормой является государственное финансирование теологических программ. При этом контроль над содержанием образования и квалификацией преподавателей относится к сфере ответственности культурообразующей религии. Таков опыт Великобритании, Германии, Франции, Австрии, Италии, Испании, Нидерландах, Дании, Швейцарии, Греции, Польше, Чехии, Болгарии, Эстонии. То же справедливо для исламской теологии в Турции, Бахрейне, Ливии, Сирии, Египте, Саудовской Аравии24.

23Использованы данные доклада Йоттена Лео Диттера (Германия) на конференции «Православная культура в светской школе»: XI Международные образовательные Рождественские чтения (январь-февраль 2003 г., Москва).

24Лескин Д. ,прот. Нестеров С. прот., Церковь и государство: юридический, философский и исторический аспекты: конспект лекций. Самара,2007. С. 210218.

32

Подобная веками складывавшаяся система взаимодействий религиозных и государственных институций остается в ближайшей исторической перспективе недостижимой для России. Вместе с тем, определение твердого места теологических и религиозно-культурологических дисциплин в современной отечественной школе и приближение к европейским формам их присутствия в учебном плане может стать свидетельством подлинного демократического развития нашего государства.

Однако учитывается ли данный опыт (не говоря уже о собственном дореволюционном) при построении отношений между Церковью и государством в области образования в современной России? Мы вынуждены признать фактически отсутствие правового пространства, в котором данное взаимодействие могло бы получить системный характер. Более двадцати последних лет Россия переживает период становления церковно-государственных отношений, который, к сожалению, весьма затянулся (если учитывать опыт бывших стран соцлагеря, уже его прошедших) и идет весьма драматично. В современной России до сих пор на психологическом уровне не разведены конституционное понятие «светскость» и идеологическое – «атеистичность». Как видим, это в первую очередь касается области образования. Россия остается фактически единственной страной в мире, где дипломы об окончании церковных вузов государством не признаются и их выпускники считаются людьми без высшего образования. Также не признаны государством научные степени духовных образовательных учреждений. В ноябре 2007 г. Госдумой в первом чтении был принят законопроект о наделении религиозных вузов этим правом (выдавать дипломы государственного образца). Разработчики были вынуждены признать, что из всех некоммерческих организаций только религиозные не имеют право на аккредитацию своих образовательных программ. Однако и здесь не обошлась без недоразумений. На дипломе духовного учреждения, согласно законопроекту, не может быть изображения государственного герба России! Это тем более странно, что любой негосударственный вуз выдает дипломы с российским гербом, да и сам герб, полученный в наследство от православной Византии, христианский по своей сути. При этом некоторые депутаты продолжают считать, что такое ограничение очень важно. Так Степан Медведко признался: «У нас почти два года ушло на обсуждения. Найден разумный (?) компромисс: диплом единого образца, но без госсимволики. Таким образом, мы сняли противоречие (какое? – Д.Л.) и привели норму в соответствие с законодательством». Что такое диплом государственного образца без государственной символики вряд ли кому-то известно.

Православно ориентированное общеобразовательное учреждение, даже имеющее государственную аккредитацию, как правило, не получает никаких субсидий из федерального и регионального бюджетов (некоторые исключения только подтверждают общее правило). Волей губернских властей в ряде регионов предмет «Основы православной культуры» введен в качестве предмета регионального ком-

33

понента, что не раз вызывало плохо скрытое раздражение чиновников Министерства образования. Статус данной дисциплины столь шаток, и сомнения в его будущем столь велики, что даже законопроект от 14 ноября 2007 г. «О внесении в некоторые законодательные акты РФ (в части изменения понятия и структуры государственного образовательного стандарта)», в котором упраздняется само понятие «региональный компонент», был многими воспринят, как акция против ОПК25.

Следует признать, что выстраивающаяся форма присутствия религиозного образования в российских школах весьма далека от приведенных выше европейских стандартов и базируется на весьма туманном (или глубоко скрытом) основании. Ситуация парадоксальна даже в свете западного, весьма либерального, подхода. В начале 2007 года комиссар по правам человека Альваро Хиль-Роблес на встрече с Патриархом Алексием II был вынужден заметить: «Отказ в разрешении преподавать предмет «Основы православной культуры» в стране, где более людей 60 % считает себя православными, является нарушением прав человека». Как сильно это разнится с тем, что под этим термином понимают наши, взросшие на западных грантах, правозащитники!

И все же, несмотря на юридическую неопределенность, отсутствие выверенной государственно-конфессиональной политики, правовой и финансовой поддержки, система православного образования в России возрождается впечатляющими темпами. Дошкольные, основные, средние специальные, высшие православно ориентированные учебные заведения – несомненная и весьма впечатляющая сила. Последние годы ознаменовались осознанием существенности религиозного фактора со стороны многих общественных организаций и государственных структур. Как образовательная система, православная школа имеет мощный и, что самое главное, все нарастающий потенциал, с чем уже невозможно не считаться.

6. Русский язык как хранитель национальной и духовной идентичности

Позитивистская наука не раз пыталась определить феномен языка как конвенциональную систему знаков, сформировавшуюся по принципу «договора», специфическое средство человеческого мышления и общения и основную форму обмена информацией. Однако после развития в XIX–XX веках целого комплекса лингвистических учений, появления такого направления мысли, как философия языка, кото-

25 На самом деле, данный законопроект, принятый в первом чтении Госдумой, в значительной степени меняет систему российского образования. Так, в соответствии с п. 1.7, образовательное учреждение в праве само разрабатывать, утверждать и реализовывать образовательные программы. Разработка базисных учебных планов и примерных программ курсов становится компетенцией субъектов РФ. Государство оставляет за собой надзор за соблюдением « единых требований к результатам освоения, к структуре и условиям реализации основных образовательных программ». Таким образом, в скором времени содержание учебных планов Калужской губернии и Татарстана, к примеру, может существенно разойтись (фактически это уже свершилось). На взгляд многих экспертов, данный законопроект ставит под вопрос сам факт существования единого образовательного пространства в России, хотя цели декларируются противоположные.

34

рая до настоящего времени остается одной из влиятельнейших областей философской культуры, а в России развития самобытной онтологической теории языка и имени, представленной в трудах П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, А.Ф. Лосева и др., истолковывать язык в сугубо прагматических категориях стало попросту невозможно. Очевидно, что язык есть форма глубочайшего отражения души конкретного человека, также, как и души целой нации. Через язык раскрывается их внутренний мир, их нравственное здоровье и духовное предназначение. Если в конце XVIII в. немецкая классическая философия противопоставляла язык и мышление, говоря о некой «внеязыковой» форме жизни разума, то для отечественной интеллектуальной культуры, начиная со славянофилов, такое разделение было принципиально недопустимо: Разум по природе своей словесен (а человек – существо словесное), мысль не может жить и являть себя помимо слова.

Сущность слова представляет собой тайну, не поддающуюся до конца логическому определению. При этом нельзя не признать великое могущество слова и его наиболее концентрированного выражения – имени. Наверное, мало, кто так глубоко проник в сердцевину этой тайны, кто так всецело познал и воспел имя, как великий русский философ А. Ф. Лосев. В своей «Философии имени» он восклицает: «Име-

нем и словами живут народы, сдвигаются с места миллионы людей, подвигаются к жертве и победе глухие народные массы. Имя победило мир»26. И в другом месте: «Без слова нет ни общения в мысли, в разуме, ни тем более активного и напряженного общения. Нет без слова и имени также и мышления вообще»27. Слово способ-

но преобразить мир и бросить его в пропасть разрушения. Хотя его невозможно увидеть и измерить, но в нем содержится духовная история человека, его рода и це-

лой нации, в нем раскрывается «нрав и норов, психология, заповедальность, союз земли и неба»28. Всякому большому русскому писателю ощущение этой беспредельной мощи слова было присуще генетически. В.Г. Короленко замечал: «Слово не есть мертвое и внешнее зеркало; оно есть в то же время орудие живого, движущегося, совершенствующегося духа. Оно есть орудие совершенствования»29.

Очень тонко эту сущностную функцию языка передает славянская речь: пославянски «народ» и «язык» суть одно. Язык есть высшая форма явленного единства, имплицитно в нем содержатся все категории духовной жизни нации, поскольку именно посредством его, сквозь него человек постигает мир. Об этом замечательно сказал В. К. Кюхельбекер: «Рассматривая народ как существо духовного порядка,

26Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 746. В данную статью, написанную на основании доклада, прочитанного на международной научно-практической конференции «Наука и культура России» в рамках Дней славянской письменности и культуры (Самара, 2008), намеренно включено обширное цитирование: т.н. экземплификационный метод, цель которого состоит в подборе такого законченного авторского фрагмента (цитаты), который отражает не только конкретную идею, но и характеризует мировоззрение мыслителя в целом.

27Там же. С. 627.

28Личутин В. Слово о «безсловесных». Приложение к кн.: Ирзабеков В. Тайна русского слова. М., 2007. С. 179.

29Цит. по: Ирзабеков В. Тайна русского слова. М.,2007. С. 131.

35

мы можем назвать язык, на котором он говорит, его душой, и тогда история этого языка будет значительнее, чем даже история политических изменений этого народа, с которыми … история его тесно связана»30.

Можно бесконечно много говорить о фонетических, морфологических, семантических особенностях языков мира, за которыми стоят ментальные характеристики народов – их носителей. Но мы будем говорить о языке русском, том самом, о котором И. С. Тургенев так проникновенно сказал в своем хрестоматийном, но, увы, в последние годы значительно реже цитирующимся стихотворении в прозе: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!.. Нельзя не верить, чтобы такой язык не был дан великому народу»31. Глубокое вчувствова-

ние в вольную, восприимчивую, способную отразить мельчайшие нюансы мысли и чувства русскую речь, заставляло восхищенно констатировать Н. В. Гоголя: «Ди-

вишься драгоценности нашего языка! Что ни звук, то и подарок! Все зернисто, крупно как сам жемчуг, и, право, иное название драгоценнее самой вещи… Необыкновенный язык наш есть тайна… Язык, который сам по себе уже поэт»32. И. А. Ильин называл русский язык «дивным орудием мысли, орудием душевного и духовного выражения»33.

Особенно много можно сказать о религиозных интенциях русского языка, о его органической приспособленности выражать духовно-нравственные категории православного космоса. Связано это, помимо особых свойств «характера русского народа», о которых в настоящей статье речь вестись не будет, с одновременным формированием высокой культуры и христианского миросозерцания в Древней Руси. Об этом точно выразился священник П. А. Флоренский в своей самой известной книге «Столп и утверждение истины»: «На долю русского народа выпало редкое счастье получить христианство на заре своего существования. Христианство не сталкивается на Руси ни с оформившимся учением, ни с богатым культом какойлибо другой религии; не находит укоренившихся нравственных привычек или государственных стремлений… Самый язык, еще незапятнанный и гибкий, доверчиво дает устроить из себя сосуд благодати! Одним словом, христианство попадает в души младенческие, и все дальнейшее возрастание их… свершилось под прямым водительством Церкви»34.

Письменная культура славянских народов – одна из немногих языковых традиций, которая формировалась в лоне православной ромейской (византийской) цивилизации. Более того, непосредственный толчок к своему самостоятельному разви-

30Цит. по: Ирзабеков В. Тайна русского слова. С. 11.

31Тургенев И.С. Русский язык. В кн. Стихотворения в прозе. Любое издание.

32Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями: Собр. соч. в 7 тт. М., 1994. Т. 6. С. 270.

33Ильин И. А. Наши задачи: Собр. соч. в 10 тт. М., 1993. Т. 2. Кн. 2. С. 113.

34Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М., 1994. С. 772–774.

36

тию славянские языки получили от великих церковных деятелей IX в. – св. равноапостольных Кирилла (Константина) Философа и Мефодия, уже в древние времена почитавшихся как «учители словенские». Уникальность своей письменной традиции славяне осознали очень рано. Автор X в. Черноризец Храбр в своем слове «О пись-

менах» свидетельствует: «Создал славянские письмена святой муж! Если спросишь книжников греческих, говоря: кто создал вам письмена или книги перевел, и в какое время, то мало кто среди них знает. Если же спросишь книжников славянских: кто вам письмена создал или книги перевел, то все знают и, отвечая, говорят: Святой Константин Философ, названный Кириллом, он и письмена создал, и книги перевел; и Мефодий, брат его»35.

Церковнославянской стихией пронизан весь строй русского языка. Подобно могучему источнику она наполняет великорусскую речь широтой и плавностью, глубиной и возвышенностью, торжественностью и точностью. Современные славянские языки значительно дальше русского отошли от своих церковно-славянских истоков, вместе с этим удалением теряя многие его характеристики. Замечательный философ языка Н. С. Трубецкой ни раз подчеркивал это своеобразие русского слова

– верность материнской традиции. «Сопряжение церковнославянской и великорусской стихии, будучи основной особенностью русского литературного языка, ставит этот язык в исключительное положение. Трудно указать нечто подобное в ка- ком-нибудь другом литературном языке»36. Почти за два столетия до него о важ-

нейшем основании русской речи писал М. В. Ломоносов: «Российский язык в пол-

ной силе, простоте и богатстве, переменам и упадку неподвержен утвердиться, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет».

Как человек, так и целые нации могут переживать периоды расцвета, но также болеть и даже умирать. Вместе с ними тогда умирают и их языки, ибо далеко не всем уготована почетная участь получить вечное посмертие – стать «мертвыми» языками, подобно греческому и латыни – языками науки и ученой культуры. Большинство из них сходит в историческое небытие вслед за своими носителями, оставаясь, в лучшем случае, археологическими экспонатами, на которые с любопытством (или без оного) взирает «племя молодое, незнакомое». Как правило, язык начинает умирать раньше своих биологических обладателей, перед этим долго болея и вырождаясь. Болезни языка, как лакмусовая бумажка, отражают духовные недуги народа, свидетельствуют о нравственном и культурном неблагополучии нации. Перефразируя известную римскую пословицу, у здорового народа – здоровый язык, у больного – больной.

35Сказания о начале славянской письменности. М., 1981. С. 104.

36Цит. по: Ирзабеков В. Тайна русского слова. С. 105.

37

Сегодня русский язык болен. Он переживает тяжкий период уничижения и измельчания. Уже несколько десятилетий мы являемся свидетелями неслыханного надругательства над ним, внедрения установок о его несовершенности и неполноценности. Сейчас государство ревниво оберегает свои природные ресурсы, справедливо видя в них источник народного благополучия. Но столь, же заботливо сохраняется сам суверен – «многонациональный российский народ» и его язык, имеющий статус государственного и мирового – русский язык? Неслучайно народ наш, как и язык, еще недавно назывался великорусский (а великий – значит еще и многочисленный). И, действительно, русские пока еще остаются крупнейшей европейской нацией, несмотря на свирепый демографический кризис, бушующий в нашей стране.

Язык – единственный проводник достояния поколений предков потомкам, он основной хранитель традиции, и потеря его есть потеря своего самостояния. Данный тезис уже давно воспринят и широко реализован практически в пропагандистских, политтехнологических и, как сейчас выражаются, «креативных» войнах. Нанося удар по языку, наносится удар по национальной безопасности. Французский юрист Порталис (1745–1807), министр исповеданий наполеоновского правительства, предлагал следующим образом ослабить враждебную Великобританию: «Старайтесь истребить в государстве язык народный, а потом уже и сам народ. Пусть молодые англичане тотчас посланы будут во Францию и обучены одному французскому языку; чтоб они не говорили иначе, как по-французски, дома и в обществе, в семействе и в гостях; чтоб все указы, донесения, решения и договоры писаны были на французском языке – и тогда Англия будет нашею рабою»37.

В течение последних столетий по русскому языку неоднократно наносились мощные удары. Многие лингвисты выделяют три особенно болезненных периода в его историческом развитии: эпоха Петра I и последовавшая за ней более чем вековая зависимость русского языка от западных веяний; 1920-е годы и наше время. В ряде исследований эти периоды называются временем «трех варваризаций» русского языка. XVIII в. ознаменовался масштабными изменениями в жизни России. Московское царство с его идеалами Святой Руси и симфонического взаимодействия Церкви и государства (никогда не достигнутыми, но всегда чаемыми), стремительно уходило в прошлое. На его место вставал образ Великой России – могущественной империи, построенной по западным гранкам. Специфика России, своеобразие ее духовного и культурного облика, воспринимались в это время российской элитой как досадное недоразумение и свидетельство отсталости. Осмеяние, поношение и даже искоренение русских нравственных, эстетических, бытовых представлений (начиная с шутовских «всепьянейших соборов» и обрезания бород) привели к существенным перверзиям в русской языковой культуре. Высшие слои общества попросту перестали говорить и писать по-русски. В петербургский период наша элита последова-

37 Шишков А.С. Славяно-русский корнеслов. Цит. по: Ирзабеков В. Тайна русского слова. С. 42.

38

тельно сменяла свои лингвистические ориентиры: голландомания (-фония), англомания, германомания и, наконец, самая длительная болезнь – французская. Французский был не только языком обучения и повседневного общения, не только обязательным входным билетом в «просвещенный мир» (вспомним, что, в числе необходимых атрибутов культурного человека, Евгений Онегин «по-французски совершенно мог изъясняться и писал»), но попросту стал восприниматься основным языком культуры, искусства и выражения личных чувств (свое глубоко интимное письмо Татьяна Ларина пишет Онегину также по-французски).

В конце XVIII – начале XIX вв. в ученой среде поднимаются первые мотивированные протесты против такого положения вещей. Одним из ярчайших выразителей «русофильского» направления того времени является адмирал А. С. Шишков – обер-прокурор Св. Синода, министр просвещения, президент Академии наук. Его патриотическая и, в истинном смысле этого слова, просветительская деятельность (ибо к тому времени русский язык нужно было также открывать культурной среде России, как и русскую историю, про которую А. С. Пушкин замечательно сказал, что ее открыл Н. М. Карамзин, подобно тому, как Колумб открыл Америку) не раз подвергалась уничижительной критике. Тот же А. С. Пушкин в первой главе «Евгения Онегина», не найдя русского эквивалента французскому аналогу, восклицает: «Шишков, прости, не знаю, как перевести!» С конца 1810-х гг. стали появляться первые тома его собраний сочинений 38, в которых автор глубоко анализировал не только этимологию конкретных слов, но обращался к теоретическому обоснованию необходимости сохранения чистоты русского языка. В годину нашествия Наполеона он обоснованно утверждал: «Я сожалею о Европе, но еще более о России. Для тогото, может быть, Европа и пьет горькую чашу, что прежде, нежели оружием французским, побеждена была языком их». Согласно Шишкову, франкофония сама по себе способна заразить российское общество опасными идеями революционаризма: христианские понятия «свободы», «равенства» и «братства», произнесенные по-французски, заключают в себе уже совершенно иной смысл.

Неслыханный удар по русскому языку был нанесен в первые годы большевистской революции. Речь идет не только об орфографической реформе, изгнании буквы ___, т.е. креста из русского алфавита и др. Борьба с русским языком проходила на значительно более глубоком уровне: сами слова «русский», «Россия» потеряли государственное значение. Страна лишилась своего исторического имени. Расплодились немыслимые аббревиатуры: «нарком», «комдив», «комсомол», «бомж», «зэк» и т.д., им же несть числа. Произошли многие характерные словозамены: сестра милосердия превратилась в медсестру, жалование в зарплату, а слово благотворительность в словаре С. И. Ожегова названо устаревшим. По всей стране прокатилось апокалиптическая волна переименований областей и городов, сел и деревень,

38 Шишков А.С. Собрание сочинений и переводов. СПб. 1819–1839. Ч. 1–17.

39