§ 1. Исполнительские фонетические средства

Каждое литературно-художественное произведение, как поэтическое, так и прозаическое, есть произведение речевое, а следовательно, представляет некоторую звуковую последова­тельность, из которой возникает последовательность слов, фраз, предложений и дальше все сообщение. Музыкальный эстетичес­кий эффект при этом создается не одними звуками или просо­дическими элементами, т.е. изменениями и противопоставлени­ями высоты тона, интенсивности и долготы, но звуками и просодическими элементами в единстве со значением. Звуки языка вне значения и контекста фактами искусства не стано­вятся. Звуковая сторона произведения художественной литера­туры составляет одно целое с ритмом и значением и отдельно от них на читателя воздействовать не может.

Для того чтобы быть эстетически действенной, звуковая сто­рона произведения должна чем-то выделяться и обращать на себя внимание. Впрочем, провести грань между эстетически дей­ственными и выдвинутыми элементами текста и эстетически нейтральными весьма трудно, и в подлинно художественном произведении действенны все его элементы.

Для удобства изложения и рассмотрения фонетические стилистические средства можно условно подразделить на испол­нительские и авторские. Исполнительскими мы назовем фоне­тические средства, допускающие варьирование, имея в виду, что при перекодировании произведения из письменной формы ^в устную возможны, в известных пределах, некоторые разли-

чия в интерпретации его звучания, что, естественно, изменяет и смысловую интерпретацию¹.

Напротив, фонемный состав текста, его инструментовка и стихотворный размер целиком зависят от автора; эти фонети­ческие средства можно назвать авторскими.

От исполнителя зависят больше всего так называемые просо­дические элементы, т.е. изменения и противопоставления вы­соты тона, длительность произнесения, громкость, ускорения и замедления, вообще темп речи, разрывы в произнесении, паузы, расстановка более или менее сильных смысловых и эм­фатических ударений.

Интонация сравнительно меньше зависит от исполнителя, но и в этом отношении, слушая записи исполнения одного и того же монолога Гамлета, как его читают Майкл Редгрейв, Пол Скофилд и Джон Гилгуд, можно заметить расхождения, связан­ные с различной трактовкой образа Гамлета.

Вдумчивое толкование текста должно способствовать его более артистичному исполнению. Артистичное исполнение сви­детельствует о том, что содержание глубоко понято, и помога­ет донести до слушателей мысли и чувства автора.

§ 2. Авторские фонетические стилистические средства

Авторские фонетические средства, повышающие экспрессив­ность речи и ее эмоциональное и эстетическое воздействие, связаны со звуковой материей речи через выбор слов и их рас­положение и повторы. В своей совокупности эти средства рас­сматриваются учением о благозвучии, или эвфонией. Эвфони­ей, или инструментовкой, называют также и самый объект это­го изучения, т.е. соответствующую настроению сообщения фо­нетическую организацию высказывания².

Важную роль в инструментовке и других фонетических средствах играют повторы как отдельных звуков, так и словес­ные.

Общий механизм внутрислогового звукового повтора Дж. Лич объединяет в следующей схеме, где согласный звук обозначен С, а гласный — V. Общая схема английского слова C⁰³V С⁰⁴, т.е. инициальных согласных может быть 0—-3, а финальных — от О до 4. В приведенной таблице повторяющиеся элементы выде­лены.

1. Аллитерация CVC great/grow send/sit

2. Ассонанс CVC great/fail send/bell

3. Консонанс CVC great/meat send/hand

4. Обратная рифма CVC great/grazed send/sell

5. Парарифма CVC great/groat send/sound

6. Рифма CVC great/bait send/end¹

Выше мы уже неоднократно рассматривали стилистические функции повторов на разных уровнях. На уровне фонетическом, помимо указанных на схеме аллитерации, ассонанса, консонан­са и всех типов рифмы, это еще ритм и метр. Разные типы по­второв организуют звуковой строй художественного произведе­ния. В поэтической речи они отчетливо организованы и упоря­дочены, в прозе избыток упорядоченности может ощущаться как нарушающий эстетическое впечатление, тем не менее многие звуковые выразительные средства являются общими для поэзии и прозы.

В данном разделе будут рассмотрены инструментовка и не­которые другие специфические фонетические средства: звуко­пись, звукоподражание, звуковой символизм, звучные слова.

Общая фонетическая окраска текста создается выделяющи­мися (выдвинутыми) на общем фонетическом фоне близко расположенными повторами. Выдвинутость этих элементов со­общает им ритмическую роль, которая оказывается тем более заметной, чем теснее они расположены. Близость повторяющих­ся звуков называется теснотой ряда (термин Ю. Тынянова).

Как в поэзии, так и в прозе возможны смежные звуковые повторы, расположенные цепочкой и создающие эмоциональ­ную приподнятость и выразительность. Е.Д. Поливанов показал,

что материалом в подобных повторах могут быть не только метр и ритм, но и различные другие фонетические представления. В качестве примера звукового удвоения он цитирует Гоголя: «Чу­ден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно...», где повторяются: дн — дн, пр — пр, гд — гд, влн — лен¹. Повторы здесь смежные двухсогласные, но возможны и более сложные случаи, когда повторяющиеся согласные разделены другими звуками, последовательность их может меняться и все же они остаются ощутимыми для слуха, как в следующем примере, где повто­ряются: s — I, s — п, / — / — п, s— /, n— d.

His soul swooned slowly as he heard the snow falling, faintly through universe and faintly falling like the descent of their last end, upon the living and the dead.

(J. Joyce)

Характер инструментовки зависит от следующих факторов: фонетическое качество повторяющихся звуков и степень их сход­ства (повтором считается близкое расположение не только оди­наковых, но и сходных звуков, например, случаи, когда стро­ка содержит несколько свистящих); теснота ряда, т.е. близость повторяющихся звуков; чем она больше, тем заметнее эффект инструментовки; количество повторяемых звуков; повторы групп из нескольких звуков делают инструментовку более заметной, чем повторы отдельных звуков.

Рассмотрим прозаический отрывок из эссе Д. Лоренса Flowery Tuscany.

But in the morning it is quite different. Then the sun shines strong on the horizontal green cloud-puffs of the pines, the sky is clear and full of life, the water runs hastily, still browned by the last juice of crushed olives. And there the earth's bowl of crocuses is amazing. You cannot believe that the flowers are really still. They are open with such delight, and their pistilthrust is so red-orange, and they are so many, all reaching out wide and marvellous, that it suggests a perfect ecstasy of radiant, thronging movement, lit-up violet and orange, and surging in some invisible rhythm of concerted delightful movement. You cannot believe they do not move, and make some sort of crystalline sound of delight. If you sit still and watch, you begin to move with them, like

moving with the stars, and you feel the sound of their radiance. All the little cells of the flowers must be leaping with flowery life and utterance.

Инструментовка отрывка помогает почувствовать прелесть весеннего утра в Тоскане, сообщить читателю упоение краска­ми и музыкой цветов, передает настроение восторга, который переполняет автора. Эвфония отрывка построена на преоблада­нии гласных высокого подъема [i], [i:], дифтонга [ai] и других дифтонгов с компонентом [i] и имеет смысловую нагрузку, со­здавая впечатление чего-то очень светлого, сверкающего.

Может показаться, что такие утверждения о символичнос­ти отдельных звуков субъективны и произвольны. Однако в действительности это не так. Существуют интересные работы психологов, проверивших ассоциации, которые испытуемые связывают с теми или иными гласными звуками. Статистичес­кие данные оказались очень показательными.

Эффект инструментовки может быть весьма разнообразным. Звук [d], например, при частом повторении ощущается, по мнению многих, как недобрый, связанный с отрицательными эмоциями. Разумеется, в приведенном ниже стихотворении ощу­щение грусти и подавленности создается образами и ассоциа­циями со смертью, но справедливо и то, что на звуковом уровне инструментовка это настроение поддерживает.

DESIGN

I found a dimpled spider, fat and white, On a white heal-all, holding up a moth Like a white piece of rigid satin cloth — Assorted characters of death and blight Mixed ready to begin the morning right, Like the ingredients of a witches' broth — A snow-drop spider, a flower like a froth, And dead wings carried like a paper kite.

What had that flower to do with being white,

The wayside blue and innocent heal-all?

What brought the kindred spider to that height,

Then steered the white moth thither in the night?

What but design of darkness to appal? —

If design govern in a thing so small.

(R.Frost)

Сложный pi зловещий образ смерти — белый паук на белом цветке держит мертвого белого мотылька — поддержан инстру­ментовкой, основанной на повторении звука [d] и соответству­ющего глухого [t]. Настойчиво повторяясь, эти согласные созда­ют жесткий артикуляционный рисунок. Семь из четырнадцати строк сонета рифмуются на [ait]. Эта жесткая артикуляционная окраска взаимодействует со значением слов и выдвигает клю­чевые, тематические слова death and blight и слово design, выдвинутое, кроме того, сильной позицией. Цветок heal-all, ко­торый, как показывает название, считается целебным, быва­ет обычно голубого цвета. Паук, похожий цветом на подснеж­ник, — тоже редкое явление. Поэт задумывается над символи­ческим значением такого совпадения — отсюда название Design. Звукописью называется соответствие звукового состава фра­зы изображаемому, т.е. первой, или денотативной, части сооб­щения, в то время как инструментовка связана с коннотатив-ной его частью.

Частным случаем звукописи является звукоподражание, т.е. использование слов, фонетический состав которых напомина­ет называемые в этих словах предметы и явления — звуки при­роды, крики животных, движения, сопровождающиеся каким-нибудь шумом, речь и различные звуки, которыми люди выра­жают свое настроение, волю и т.д.: bubble n —журчание, splash п— плеск, rustle n— шорох, buzz v— жужжать, purr v— мур­лыкать, flop п— падение, babble n— болтовня, giggle n — хи­хиканье, whistle n — свист и т.д.

Описывая город, в котором он родился, Дублин восьмиде­сятых годов прошлого века, Ш. О'Кейси вспоминает свои детс­кие впечатления: это был мир, наполненный топотом копыт: where white horses and black horses and brown horses and white and black horses and brown and white horses trotted tap-tap-tap tap-tap-tappety-tap over cobble stones...

В стихотворении Р. Киплинга Boots топот солдатских сапог изображается не только звукоподражательным словом slog, ко­торое в прямом значении называет сильный удар, а переносно значит упрямо шагать, но и повторением слов foot boots, кото­рые сами по себе звукоподражательными не являются:

We're foot — slog — slog — slog — sloggin' over Africa —

Foot — foot — foot — foot — sloggin' over Africa.

(Boots -— boots — boots — boots — movin'up and down again!)

Как звукопись, так и прямое звукоподражание использова­ны Э. По в стихотворении The Bells.

Звукопись может сочетаться с аллитерацией как в узком смысле этого термина, так и в более широком его понимании, как любого повтора согласных в близко расположенных словах.

В романе А. Кронина «Цитадель» настойчивое повторение свистящих создает впечатление шепота и вместе с конверген­цией других средств рисует возбужденный скандальными слу­хами город: Nothing so exciting, so scandalous, so savouring of the black arts had startled Aberlaw since Trevor Day, the solicitor was suspected of killing his wife with arsenic.

Некоторые авторы относят к инструментовке также явление парономасии, т.е. близости звучания контекстуально связанных слов.

Мы встречаемся с парономасией в стихотворении Э. По «Во­рон», где близкими по звучанию являются, например, слова raven и never.

Р. Якобсон, анализируя это стихотворение, рассматривает парономасию как тип повтора и отмечает, что близость звуча­ния двух контекстуально связанных слов создает дополнитель­ные семантические связи между ними. Сходство звуков указы­вает на нечто общее в значении. Р. Якобсон находит, что в сти­хотворении «Ворон» зеркальная близость ряда согласных в сло­вах raven и never подчеркивает отчаяние и безнадежность, ко­торые символизирует черная птица, связывает эти два слова в одно целое. Парономасия связывает также в единое целое два центральных символа этого произведения — ворона и тень. Оба они символизируют неизбывное отчаяние, причем второй об­раз проявляется только в конце последней строфы. Якобсон счи­тает, что инвариантность этой группы особо подчеркивается изменением порядка следования повторяющихся звуков. Послед­няя строфа звучит так:

And the raven, never flitting, still is sitting, still is sitting.

On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;

And his eyes have all the seeming of a demon that is dreaming,

And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the floor;

And my soul from out this shadow that lies floating on the floor

Shall be lifted — nevermore.

В романе Дж. Голсуорси «Серебряная ложка» во внутренней Речи Майкла встречается парономасия, сообщающая тексту

ироническое звучание. Парономасия р, о, 1, t, i неожиданно связывает слова poultry и politics, показывает, что Майкл и сам не принимает всерьез политику своей группы.

But still he strummed on, and his mind wandered in and out of poultry and politics, Old Forsyte, Fleur, Foggartism and the Ferrar girl — like a man in a maelstrom whirling round with his head just above water.

Эта парономасия и последующая аллитерация со звуком [f] создают фонетическую группировку, акцентирующую все то, что волнует Майкла, и подает в подтексте его ироническое от­ношение к ситуации. Сходство на фонетическом уровне влечет за собой возникновение вторичных значений, а с ними и но­вых смысловых связей. Звуковое подобие сближаемых таким об­разом слов может иметь разнообразные стилистические функ­ции¹.