Занавес.

 

 

Ясность шума. О пьесах Анатолия Рясова

 

Автор 19 одноактных пьес в письме автору послесловия написал, что Ђнечто немыслимоеї Ч это в некотором смысле Ђписьмо Беккетуї.

Во всякой пьесе театра абсурда есть обязательный персонаж Ч певец за сценой. Он всегда молчит. Герои обращаются не столько друг к другу, сколько к тому, кто за сценой. Он отвечает своим молчанием. Зритель тоже обращается к нему поверх действия, которое на сцене скорее сворачивается в кокон, чем разворачивается в повествовательную ткань.

Ионеско: ЂЕя так и не знаю толком, что означает слово ДабсурдФ, за исключением тех случаев, когда оно вопрошает об абсурде; и повторю, что те, кто не удивляются тому, что существуют, кто не задают себе вопросов о бытии, кто полагают, что все нормально, естественно, в то время как мир прикасается к сверхъестественному, эти люди ущербныї^[2].

Разрывы в логике нарратива, в Ђреалистичностиї, в правдоподобии обнажают присутствие иного. Делают его осязаемым, а голос за сценой различимым.

Человек наталкивается на очевидное, чтобы разбить себе лоб. Очевидное не дается в руки. Не схватывается языковой конструкцией. Трескается, распадается.

ЂВы можете вообразить квадрат?.. можете ли вы быть уверены в том, что его стороны действительно равны?.. Мне не удается точно определить количество сторонЕ Не то двенадцать, не то двадцать четыреЕ Фигура вращаетсяЕ вращается все быстрее и быстрееї (ЂБеседаї).

Реальность можно схватить только как паузу в бытии. Эту паузу нужно сделать длинной (целой) и отчетливо артикулированной.

Ионеско цитирует Шекспира: ЂМир Ч это история, рассказанная идиотом, полная шума и ярости, лишенная всякого смысла и значенияї^[3]. Фолкнер взял Ђшум и яростьї для названия романа об идиоте.

Реалистическое искусство избыточно. Оно все состоит из лишнего: из рассказов об адюльтере, как у Расина. Но у Расина герои от адюльтера умирали. Теперь Ч принимают душ.

Абсурд есть искусство границы Ч границы смысла. Смысл ускользает.  А значит, движется и преображается. Абсурд небессмыслен. Сознание предпринимает отчаянное усилие схватывания. И промахивается. Остается голое усилие понимания. 

Мы последовательно освобождаемся от деталей. Если на блюде лежат две сливы Ч это только две сливы. Герой съел одну. Осталась одна. Герой съел еще одну. Осталось пустое блюдо, уже не имеющее никакого отношения к сливам, как впрочем, и к вишням. Ничего не осталось, значит, осталось ничтоЧ метафора небытия. (Куда он дел косточки?)

Герой отпиливает спинку у стула, ножки у стола, перепиливает столешницу пополам, еще раз пополам, перекладывает фрагменты, берет топор. Это редукция к абсурду (ЂПлотникї).

Герой открывает шкафы, ящики стола, выкладывает, вытряхивает содержимое. Образуется груда хлама. Наверху Ч детские игрушки. Это груда хлама Ч жизнь, которая держалась только усилием существования. Пока человек был жив, все это имело смысл. Больше не имеет. ЂСтарик снимает с себя всю одежду, приносит из-за кулис канистру с керосином... чиркнув спичкой, начинает любоваться величественным зрелищем пожара, постепенно охватывающего сценуї (ЂПожарї). Смерть Ђивана ильичаї Ч сильно редуцированная версия.

Пьесы Рясова будят тени. Все очень достойно. Почти респектабельно.  В такой ситуации главное Ч поставить достаточное основание под сомнение. Опровергнуть. Запретить оглядываться назад. Впрочем, вперед тоже смотреть не стоит.

Когда они начинали в 50-х, когда была написана ЂВ ожидании Годої, открывался целый мир. Потом по нему пошли трещины, потом осыпалась штукатуркаЕ

Сегодня, после Беккета и Ионеско, после концептуализма, театр абсурда выглядит иначе. Не анахронизм ли это? Или это писсуар Дюшана, который можно предъявить только один раз?

Пьесы Рясова Ч это другое, потому что изменился тот объем познанного, от которого нужно отказаться. У нас теперь много нового лишнего, нового очевидного, нового ценного. Его нужно отбросить, поставить под сомнение, обесценить, чтобы стало ясно Ч по существу ничего не изменилось. (Не забыть забыть Фуко.)

Кажется, этим пьесам театр не нужен. Даже сцена для них слишком реалистична, слишком конкретна, а потому избыточна. Впрочем, мне было бы любопытно их увидеть. Услышать язык, который проступает сквозь речь.

ЂМеня неизменно поражает контраст между неразборчивостью слов и ясностью этого шума. Он наводит меня на новые мыслиї (ЂБездомныеї).

Автор 19 пьес умеет вызывающе громко молчать. В этих пьесах есть ярость шума.

Дошло ли письмо, мы узнаем, когда Беккет ответит. Когда его молчание проступит сквозь занавес. Возможно, ждать придется долго.

Рясов к этому готов.

 

Владимир Губайловский

^[1] Нет слов для того, что слова исчезли. Сэмюэль Беккет. Курс на худшее (англ.).

 

^[2] Ионеско Э. Есть ли будущее у театра абсурда? Выступление на коллоквиуме ЂКонец абсурда?ї (1988). Перевод с французского Т. Б. Проскурниковой. Ч В сб. ЂТеатр абсурдаї. СПб., 2005, стр. 191.

 

^[3] ЂЕ[life] is a tale / Told by an idiot, full of sound and fury / Signifying nothingї. Ч William Shakespeare W. ЂMacbethї. Act 5, Scene 5, lines 26 Ч 28. В русских поэтических переводах нужный смысл не передается.

 

•  •  •

 

Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры  на сайте "Нового мира" - http://www.nm1925.ru/

в начало страницы