Затемнение.

 

 

 

Баскетбол

 

Поднятие занавеса. В правой части сцены Ч кровать с блестящими металлическими поручнями и изголовьем. На кровати Ч чернокожая С т а р у х а. Ее тело полностью укрыто белым одеялом, видна только покоящаяся на подушке голова. За изголовьем Ч тумбочка, на которой стоит ночник. Его света достаточно для того, чтобы разглядеть лицо Старухи, одеяло и кровать, но все вокруг погружено в темноту. Кровать повернута левым боком к зрительному залу, на протяжении всего действия зрители видят героиню в профиль. Произнося слова, она смотрит перед собой.

 

С т а р у х а. К концу дня совсем все из головы вылетаетЕ Буквально ничего не остаетсяЕ Ничего четкого, я имею в виду. Но заснуть все равно не удается. Как раз нечеткость и мешает, наверное. Раньше раздражалась. Теперь уже нет. Что толку? Вспомнила, как в детстве бабушка учила меня считать что-нибудь, чтобы быстрее уснуть. Вот и сейчас складываю. Заснуть благодаря этому никогда не выходило, не получается и теперь, но по крайней мере удается успокоиться. Вернее, мне давно уже не требуется успокоение, но все же Ч хоть какое-то занятие. Многие так с шелестящим под ухом телевизором засыпают. Кстати, надо потребовать, чтобы мне телевизор предоставили. Я его включать и не подумаю, конечно. Да и они откажут, скорее всего, но потребовать все равно нужно. Взбудоражить их лишний раз. Раз. Семнадцатый ЂЛї попадает в корзину, два очка. Ликование толпы. Свист и аплодисменты. Вспышки фотокамер. На поле Ч десять чернокожих спортсменов. Пятеро Ч в красной форме, пятеро Ч в зеленой. Еще четырнадцать Ч на скамейке запасных игроков. Команда ЂНї против команды ЂЛї. Это не так уж важно, ведь я не болею ни за кого. Но чтобы следить за счетом, приходится разбираться в том, кто и с какой дистанции забросил мяч в корзину. Вместо овец придумала баскетбол. Более изощренные расчеты. В старости это куда лучше дисциплинирует память. Всегда недолюбливала этот вид спорта, но в данном случае это не имеет никакого значения. Это просто подспорье для вычислений. Кстати, играющие за ЂЛї Ч все в татуировках. Никогда не могла понять, зачем чернокожим татуировки. Их и не видно почти. Очередная нелепая мода, наверное. Или тренер приказал. Там же все Ч как в армии. Хотя я ничего про солдат не знаю. Белесый был военным, это правда. Но он мне про свою работу не рассказывал. Военная тайна. Я и не спрашивала. Какая разница, о чем молчать. Все равно до беседы не доходило. Два. Второй ЂНї забрасывает с пяти метров. Два два. Вдвоем молчали. Я однажды спросила Ч ничего, что мы не разговариваем толком? А он как-то по-особенному подмигнул в ответ, словно имея в виду: молчание Ч золото. А затем как будто произнес: если б часовые на страже болтали, грош цена им была бы. Я потом подумала, а при чем здесь часовые, не про них же речь шла, но уже поздно было возвращаться к этой теме. Поезд ушел, как говорится. Я всегда медленно соображала. Хотя, скорее всего, он и не говорил ничего, а я сама все додумала. Со мной это часто случается. Ничего ведь не говорится давно. Да и раньше не говорилось. У него так точно. Вагоны заржавели, так и не тронувшись с места. Нет, что-то говорилось все-таки, вечно все преуменьшаю. Но по мне Ч так лучше преуменьшить, чем преувеличить. Может быть, не проговаривалось, не произносилось, но имели место какие-то зачатки разговора. Возможность беседы все же была. Вот что удивительно. Опять стук. Уже толкаются у корзины. Три. Не в смысле, что их трое, а в смысле Ч три мяча уже забросили. Вернее, два, а третий сейчас забросят. А я люблю так Ч предугадывать, опережать время. Нет, двадцать первый подпрыгивает, а его сдерживают, пихают. Промахивается. Помехи в изображении. Эта толкотня против правил, кажется. Хотя я в их терминах не разбираюсь. Не влезаю в это. Пусть голос за кадром комментирует. А я трансляции без звука смотреть предпочитаю. Чтобы составлять о происходящем собственное мнение. А уж кинофильм про баскетболистов на спортивном поле Ч что-то скучнее и вообразить сложно. Вообще эту игру не люблю. Снова толкаются. Мяч стучит, не переставая. Меня вот тоже всю жизнь толкали, и никому дела не было. Даже тем, кто толкал. У них, на поле, почти так же, мне кажется.  И экран Ч не спасение. Нет, все-таки Ч штрафной назначают. Теперь три. Двадцать первый не промахивается. Три два в пользу ЂНї. Татуированные ворчат, замену предвидят. У меня три, и у них на табло Ч три. Так и запутаться недолго. О чем он молчал все время, интересно? Я раньше часто воображала себе темы его молчания. Их всего-то несколько могло быть. Не такой уж он умник все ж. Хотя, может, и умник, на свой лад. Не мне судить. Но может Ч и их не было, этих нескольких тем. То есть Ч совершенная пустота стояла за этой его тишиной. Даже страшно, что мы иногда какие-то слова произносили. Шелест в темноте. Это сейчас жутко, а тогда не задумывалась. Я всегда медленно соображала. По-хорошему, и их, этих редких фраз, не должно было быть. Вот тогда можно было бы вести речь о совершенстве. А так Ч нет. Откуда они-то брались, эти недослова? Вот Ч абсолютная загадка. Вспомнить бы тот момент, когда мы с ним впервые заговорили о чем-то. Ну, мы не заговаривали толком, просто время от времени перебрасывались парой звуков. Он промычит, я хмыкну. Он мне мяч, я Ч ему. Чем не жизнь? Четыре. Пятнадцатый ЂЛї из-за дальней линии забросил. Три пять. Второй теперь к корзине бежит. Так быстро, что камеры не успевают. Нет, упустил шанс. И теперь дуется так по-детски. Белесый.  Я сначала думала, что это кличка какая-то. Чудаковатая только для чернокожего. Так нет же, у него и в военном билете эта фамилия значилась.  В детстве, небось, доставалось ему от сверстников. Мальчишки же не могут не дразниться. Тогда он молчуном и сделался, скорее всего. Пять. Второй два очка принес своей команде. Три семь. Свет странно преломляется. Мне его отражения глаза режут. Спортивное поле исчезает. Какие-то вспышки и мелькания. Наверное, ночник слишком яркий. Надо попросить, чтоб заменили. Или пусть изголовье марлями обмотают, чтоб хоть от отражений избавиться. И телевизор пускай починят. Они этого точно не сделают, но я все равно попрошу. Надо добиваться своих прав. И капельницу потребую. Хоть ее здесь, наверняка, отродясь не было. Они и не знают,небось, что такое капельница. Подумают, что я с пепельницей перепутала. Очень много зрителей в этот раз. И шумные. Спортсмены говорят, что им играть намного тяжелее в таких условиях. Жара стоит дикая. Еще все это дополнительное световое оборудование воздух накаляет. А кондиционеры, как всегда, не работают. Да нет тут никаких кондиционеров. Это же не чемпионат мира. Непременно надо потребовать, чтобы установили. Написать заявление. Жара ведь кошмарная. Поэтому они любят, когда совсем зрителей нет. Но тренер без зрителей не разрешает. Это не репетиция, говорит, а съемки. И жаре он рад Ч мол, дополнительная дисциплина. Они ненавидят свою профессию поэтому. Все актеры одинаковы. Тридцать седьмой бросает. Нет, путаю. Это счет на табло Ч три семь. Насколько могу разглядеть.  А сколько мячей забили? Пять. Главное это число не забывать. Иначе Ч всему конец. Пять. Можно держать в голове количество пальцев на руке, чтобы не забыть. Или по очереди загибать их. Какая дурацкая игра. Впрочем, все игры одинаковые. Все подражают отсутствующей беседе. И свет еще этот странный. Разве можно играть в таких сумерках? Собеседников же совсем не видно. Бессмысленно шелестишь в темноте. От этого и зрение портится. А вот у овец от рождения слабые глаза. Интересно, а актеры смогли бы продолжить, если бы ослепли? Мне кажется, да. За годы репетиций они привыкли играть с закрытыми глазами. Это дисциплинирует. Слепота дисциплинирует. Тренер им даже повязки специальные придумал. Зеленые и красные Ч под цвет формы. У них ведь один тренер на две команды. Почему так? Экономят, может быть. Не мое дело это. Я не вмешиваюсь. Да и какая разница? Так, может, и правильнее. Мое дело Ч считать. Не за тем счетом следить, который на табло высвечивается, а Ч считать заброшенные мячи. У меня Ч свой счет. Боюсь ошибиться, мои глаза ведь тоже не видят почти. Старая овца. И еще они здесь электричество экономят. Нужно пожаловаться. Это ни к чему не приведет, конечно, но обязательно нужно пожаловаться. По крайней мере, будут знать, что за ними следят. Слепые спортсмены и слепой тренер. Слепые актеры, изображающие баскетболистов. Слепые кинооператоры. И слепой судья-режиссер в придачу. Хотя нет, я заговариваюсь. Я не сужу никого. Просто запоминаю цифры.  И еще здесь очень холодно. Одеяло совсем не греет. Выскажу им все. Это ничего не изменит, естественно, но сказать надо. Чтоб не думали, что никто не замечает их хитростей. Чтоб не зарывались. И стены здесь слишком тонкие. Разве можно заснуть под этот постоянный стук? Выскажу им все, как только придут. Возможно, пепельницу принесут, чтоб хоть как-то оправдаться. У меня, правда, сигарет совсем не осталось. Но может, дадут одну, смилостивятся. Пусть и окурок. Окурка-то им не жалко, небось? Нет, часовым не положено, скажут. Пепельницу Ч пожалуйста, а вот сигарет Ч нет, не положено. И что мне делать с этой пепельницей, спрашивается? Например, мелкий мусор складывать в нее можно. Будет вместо корзины. Стану скручивать шарики из бумаги и бросать тудаЕ Нет, конечно. Ладно, и на том спасибо. Вот так и прерывается наше молчаниеЕ Если это можно назвать обрывом. Этот шелест в темноте. Мусор слов. Шесть. Столько лапок у насекомого. Восемнадцатый отомстил. На замену вышел со свежими силами. Шесть семь. Они прыгают, как кузнечики, а Белесый стоит у края поля. Смотрит, чтоб никто из зрителей игре не помешал. Они же на массовке экономят, нанимают всякий сброд. Начеку надо быть. Но изредка из любопытства косится на баскетболистов. А однажды Ч в нарушение всех правил Ч просто повернулся к ним лицом. Они носятся, а он замер, как восковая фигура. Такие вот разные профессии. У него внутри все шевелится зато. Такое движение этим прыгунам и не снилось. Вчера свет казался более ярким. Не пойму Ч то ли я слепну, то ли они экономят. И не докажешь ведь ничего этим скрягам. Скажут: что вы хотите Ч возраст, неизбежные проблемы со зрением. У насекомых и овец с этим еще хуже. Вот так и прерывается наше молчаниеЕ Шелест. Выскажу им все, как только придут. Непременно нужно высказать. Они, к сожалению, еще ни разу не приходили. Семь. Беды и ответ. Штрафной забили. Семь семь. Ничья. Семьдесят семь. На этом и остановимся. А он ведь так и упал, молча. Прямо на спортивное поле. Стук не прекращается. Спокойной ночи, бабушка.