Глава 7

Они сидели у самого края крыши и жевали бутерброды. Их принес Ник. Сбегал к Шепоту, когда Женьку в очередной раз скрутил лютый голод, и притащил бумажный пакет со стопкой ломтиков пшеничного хлеба и ароматной ветчины, а заодно — большой термос с кофе.

До обеда Тим учил ее прыгать на большие расстояния. По его словам, дома на Дороге Сохмет стояли очень далеко друг от друга, поэтому ей нужно было освоить полеты на пятьдесят-шестьдесят метров. Потом, когда Женя относительно стабильно начала приземляться за чертой, нарисованной Тимофеем на крыше, — при свете дня кошки не рисковали летать над дворами, где полно людей, — они перешли к ускорению.

До этого Женя лишь однажды развивала максимальную скорость — когда догоняла Шепота. В тот раз она толком не поняла, как это у нее вышло. И вот теперь ей пришлось учиться управлять одним из главных талантов людей крыш: по заказу разгонять кровь в жилах, насыщать ее кислородом и лететь вперед, словно гоночный автомобиль на трассе.

К вечеру, когда сумерки превратили город в фиолетово-синюю акварель, Женя уже могла за минуту покрыть расстояние между двумя автобусными остановками. Тим сказал, что пока этого достаточно, и они устроились неподалеку от мансарды Шепота доесть остатки ветчины с хлебом. Женя, в который раз принялась разглядывать металлическую капсулу, подаренную целителем.

— Что это значит: «когда станет туго»? — спросила она.

— Понятия не имею, — пожал плечами Тим. — Туго может быть с деньгами, с идеями, с родителями, с учебой и даже с парнями. Выбирай, что больше нравится.

— Не смешно.

— А я так старался.

— Хоть бы узнать, что это — оружие или какое-то сигнальное устройство?

— Шепот — тот еще Нострадамус. Никогда ничего прямо не скажет. Ты зря начала его расспрашивать. Он все сам объяснит, когда решит, что пора.

— Понятно, что зря, — вздохнула Женя, пряча странный подарок за пазуху. — Интересно, а как можно переломить кусок металла? Носить с собой ножовку? На случай, если станет туго?

Но больше, чем назначение капсулы, ее волновала другая тема. Та, которую она никогда не решилась бы обсуждать с Тимофеем, — личность отца. Неужели он был одним из фратрии кошек? Наверное, тоже гулял по крышам и проходил инициацию на Дороге Сохмет. Хотела ли Женька его найти? Теперь, возможно, да. Впрочем, над этим стоило еще подумать. Не сейчас — потом.

— Вот урод! Опять за свое! — Тим зло сплюнул на кусты сирени, росшие внизу у подъезда.

Женя проследила за его взглядом и увидела окно. А за ним залитую мягким светом комнату. Судя по всему, детскую. В квартире верхнего этажа дома напротив разворачивалась семейная сцена.

Плотный мужик в белой рубашке и брюках, явно только что вернувшийся с работы, склонился над мальчишкой лет девяти. Мясистое колено, обтянутое штаниной, упиралось в костлявую спину пацана. Выкатив глаза, то ли отец, то ли отчим методично охаживал ремнем оголенные ягодицы. От каждого удара тщедушная жертва вздрагивала, извивалась, чем, похоже, только распаляла палача.

Вопреки своей воле, Женька внезапно начала слышать осипшие крики мальчишки и полное садистского удовольствия бормотание его мучителя: «Бездарь! Ничтожество! Весь в мать пошел! Сейчас я из тебя лень выбью…»

— За что он? — оторопело спросила Женя. Ей никогда раньше не приходилось видеть таких наказаний.

— За двойку, наверное. Хотя он и за тройку дерет, и за несъеденный суп, и за разбросанные игрушки. Давно за ним наблюдаю. Жене тоже достается. Садюга, что с него взять. В администрации работает. Начальник какого-то там отдела. На домашних каждый день злость срывает.

Женя решительно встала и приготовилась перескочить на соседнюю крышу.

— Ты куда? — Тим крепко схватил ее за руку.

— Туда! Его нужно остановить!

— Нет! Мы не должны вмешиваться в жизнь людей!

— Ну почему?!

— Потому что мы — кошки! Наблюдатели. Знаешь, сколько всего видно с крыш? Там муж жену бьет, здесь родители спиваются и своих детей голодом морят… Сегодня ты влезешь в их жизнь, накажешь злодеев, пожалеешь обиженных, а завтра эти злодеи на своих жертвах отыграются. И ты будешь виновата!

В этот момент работник администрации в соседнем доме закончил избиение, промокнул носовым платком вспотевший лоб, надел ремень и вышел из комнаты. Мальчишка, тихо скуля, остался лежать на кровати.

— А главное, с чего ты взяла, что, вмешавшись, будешь права? Может, он бьет за то, что пацан дворовую кошку до смерти замучил? Полезешь его защищать и окажешься полной дурой!

— Ты же сам сказал, что мужик садист!

— Ну, я не про этот случай, а вообще…

— Знаешь, Тим, если вообще, то лучше вмешаться и оказаться дураком, чем остаться в стороне и быть сволочью!

Она выдернула руку, встала и быстро зашагала к мансарде. От ближайшей трубы отделилась темная тень. Это Ник или кто-нибудь другой из народа крыш дежурил поблизости на случай, если крысюки рискнут напасть при свете дня. Еще пять минут назад ей льстила такая забота. Она означала, что кошки по-прежнему считают ее своей, опекают. Сейчас же Женя задумалась: придут ли они на помощь, объявись поблизости отряд вчерашних гоблинов? Или будут спокойно смотреть, как ее убивают? Кошки же наблюдатели!

Женя неожиданно поймала себя на том, что ей хочется снять черную униформу и натянуть свои заляпанные краской штаны.

Старому Хрысю не спалось. Он угрюмо сидел на берегу Белого озера, глядя на его неподвижную поверхность. Обычному человеку эта пещера показалась бы совершенно темной — огромная бочка, до краев наполненная чернилами и звуком капающей воды, но для людей нор ее заливал ровный зеленоватый свет. Матовая вода не отражала стен и потолка — она напоминала лужицу молока, пролитого на мрачные камни.

— Прости, парень… пришлось мне… — вздыхал старик, сжимая и разжимая свои огромные, покрытые трещинками руки. Он по-совиному втягивал в плечи слишком большую голову и таращился в темноту желтыми глазами. — Пусть Крысомать тебе поможет.

Перед ним из стены с легким хлопком возник синегриб. Следом еще один. Они склонили глянцевые шляпки и, покачиваясь на длинных тонких ножках, в один голос спросили:

— Что, старый, совесть гложет?

— Думаю я, отчепитесь, — буркнул Хрысь.

— Во-первых, не отчепитесь, а отцепитесь — речь должна быть правильной. Во-вторых, мы не можем отцепиться, потому что не прицеплялись: у нас отсутствуют конечности. А в-третьих, не грусти — думать даже полезно, — хором сказали грибы. — Мысли наши материальны и делают мир лучше. Мыслительный процесс необходим индивиду, иначе он уподобится животному, поведением которого управляют лишь инстинкты. К примеру, шерстокан, бессловесное создание, не обладающее способностью к…

— А ну заткнулись! А то мигом в суп определю!

Грибы засмеялись, отчего шляпки их мелко затряслись.

— Гимн выучили? — строго спросил Хрысь.

— А как же! — и запели дурными скрипучими голосами:

Славься, Братство, ты едино

И ваще непобедимо.

Во главе у нас герой,

А зовут его Глухой.

Он красив, умен, могуч,

Разгоняет стаи туч.

И волнует сине море… э-э-э… чегой-то не туда нас понесло, извиняйте!

Грибы явно издевались. Хрысь сердито зыркнул на них из-под косматых бровей, и болтуны неожиданно притихли.

— Что-то ты невеселый, — озабоченно произнес один, — Не обижайся, выучим в срок, зуб даем. Ну не свой, конечно, своих у нас отродясь не водилось, а вот твой даем. Хоть все, нам не жалко. — И грибы опять залились веселым смехом.

Хрысь молча поднял кулак и стукнул одного по шляпке.

— Ой, — обиделись синегрибы. — Злющий ты, хуже мохнорыла. Замыкаемся в гордом молчании! — и зашушукались о чем-то своем.

Серебристый шерстокан терся о ноги.

— А ну брысь! — прикрикнул Хрысь и устыдился. Протянул руку, погладил зверя. Шерстокан заурчал и лег на спину, подставляя голое брюхо. — Скучаешь? Эх ты, скотина сердечная. Хозяина я твоего не уберег, ты уж прости меня… — Старик подавил горестный всхлип и громко кашлянул. — Ладно, пошли, почешу, вон колтуны какие.

Хрысь, кряхтя, поднялся и побрел в нору. Шерстокан потрусил следом.

— Эй, ты куда? — подали голос грибы. — Мы же тебе тако-о-ое пришли рассказать…

Хрысь не ответил, лишь рукой махнул. Ему было тошно, как никогда.

— Пусть Крысомать тебя согреет, все мы там будем, — шептал он, шагая по темному тоннелю.

Весь вечер Женя просидела в компании руферов. Разглядывала свежие снимки, спорила о том, с какого здания живописнее вид, и слушала Ларса. Он снова пел про ту, которая любила гулять по крышам, и смотрел на Женьку со значением. А может, ей только так казалось, и взгляды, выпавшие на ее долю, ничем не отличались от брошенных в сторону зеленоволосой Тины, а заодно — еще пары таких же странных девиц.

Хотя, наверное, не казалось. После каждого подобного взгляда Тим начинал громче сопеть в углу комнаты и принимался с остервенением лупить резиновым мячиком, отобранным у Борова, в стену мансарды. Злился. Похоже, он считал Женьку своей собственностью. Никакого другого объяснения его дурному настроению ей в голову не приходило.

— Пора! — Шепот появился неожиданно, заставив ее вздрогнуть. — Скоро полночь.

Мутный страх весь день ждал этих слов. Зрел где-то в глубине, чтобы в нужный момент, словно переспелый гриб-дождевик, выбросить порцию спор, наполнив ими каждую клеточку Женькиного тела. Ей сразу стало холодно и почему-то захотелось есть. Она молча поднялась и пошла за Шепотом. Тим последовал за ней.

Возле фонтана ее задержал Федор.

— Жень, возьми меня с собой. Я вместе с остальными тебя на крыше Башни Самоубийц подожду. Ну, возьми, а?

— Э-э-э… А Родион Петрович разрешил?

— Конечно, разрешил! — затараторил ученик целителя, честно глядя Женьке в глаза. — К тому же слово того, кто проходит инициацию, — закон. Если ты скажешь, чтобы меня взяли, они послушают.

— Врет он все! — встрял Тимофей. — Нет такого правила. Да и Шепот ему не позволит ночью по городу шляться. Федь, топай спать уже!

Женя развела руками — мол, я бы с удовольствием, но ты же понимаешь — и взлетела на крышу. Разочарованный Федор остался стоять на фоне залитого светом дверного проема.

Оказалось, что Дорога Сохмет находится совсем недалеко. Они шли до нее всего полчаса. Соседнее с психиатрической лечебницей здание встретило их коридором огней. На плоской крыше пылали факелы, выстроенные в две параллельные шеренги. Сначала шли маленькие огоньки — размером со свечку, но по мере приближения к краю здания они становились все больше, и в шаге от черной пропасти коридор заканчивался двумя огромными чащами с танцующим пламенем.

Она вдруг обнаружила, что на крыше собралось довольно много людей. Здесь была Дина, Ник и еще пара десятков кошек, пришедших ее проводить. Даже Мамаша Мурр и та каким-то чудом доставила свое пышное тело в это удаленное от центральных улиц место.

— Иди сюда, моя кошечка! — прогудела главная кормилица народа крыш и погрузила Женю в свои колышущиеся складки. — Возвращайся скорее — я испеку тебе клубничный торт.

Ловя ртом воздух, Женя вынырнула из ее мягких объятий и пообещала вернуться этой же ночью.

Рядом с Мамашей Мурр стояла Дина. Она коснулась губами Женькиной щеки, пожелала удачи и поспешно отвела взгляд. Так же как Ник и большинство других, чьи имена Женя за сутки пребывания во фратрии не успела узнать. От их слов и прикосновений она почувствовала горьковатый привкус во рту.

Наблюдатели.

Только наблюдатели.

Они не станут вмешиваться в ее судьбу. Лукавил Шепот, говоря, что Дорога Сохмет опасна для тех, кто уже прошли инициацию. Не опасна. Просто кошки не считают нужным ей помогать.

Почти у самых огней Жене преградил дорогу целитель. Он не стал прятать взгляд. Наоборот — взял ее за плечи и долго смотрел в глаза. Потом притянул к себе и обнял.

— Ничего не бойся и не сходи с Дороги, — услышала она его хрустящий голос. — Что бы ни случилось. Запомни.

Сказав это, Шепот сделал шаг в сторону, и Женя оказалась перед Мартой. Фигуру главы фратрии укутывал длинный черный плащ. Ее лицо, шею и грудь покрывала тугая вязь. Золотые и черные линии, сплетаясь друг с другом, мерцали в темноте, подобно чешуе. Марта ничем не выдала своих чувств. Ее правильное лицо осталось абсолютно бесстрастным.

Несколько секунд она отстраненно смотрела на Женю, потом скользнула ей за спину и положила руки на плечи.

— Сохмет! — заговорила Марта нараспев. — Возьми страх и малодушие, дай силу и спокойствие. Забери глупость и тщеславие, подари мудрость и веру в себя. Испытай дочь Лунной кошки, вставшую на твою Дорогу. Если дух ее крепок, а тело готово к боли, дай ей сверх того, что у нее есть. Если дух ее трепещет, а тело жаждет покоя, убей ее!

На последних словах главы клана огни пришли в движение. Они медленно поплыли навстречу Жене, словно фонари на железнодорожной станции, когда поезд трогается с места. Она понимала: это оптический обман — на самом деле факелы остаются неподвижными, но не могла отделаться от жуткого ощущения, что Дорога огромной воронкой затягивает ее в себя.

— Беги! — крикнула Марта над ухом.

Ее голос в этот момент меньше всего напоминал кошачье пение. Скорее — раскатистый рык, заставивший мир вокруг содрогнуться. Плечи, которых касались руки Марты, обожгла острая боль.

Женя закричала и бросилась вперед.

Она не знала, чего ждать от Дороги Сохмет. Может, появления стаи крыс? Или танцующих в лунном свете скелетов? В ее воображении инициация должна была напоминать пещеру ужасов в Луна-парке. Только не с мумиями из папье-маше, а с самыми настоящими чудовищами, зубастыми и клыкастыми.

Оказавшись на крыше психиатрической лечебницы, она не заметила ни скелетов, ни чудовищ. Обычная крыша. Плоская, давно не ремонтированная. Женя пересекла ее и взлетела на второе здание. Но и там ей не встретилось ни одной крысы. Как, впрочем, и на третьем, и на четвертом. Расстояния между крышами здесь и впрямь были большими, чем на других маршрутах, но после дневных тренировок Женя легко справлялась с этой трудностью.

Может, все дело в том, что она полиморф? И для полиморфов эта Дорога ничем не отличается от любой другой? А может, у кошек извращенное чувство юмора и они просто организовали для нее грандиозный прикол? Сейчас сидят на крыше недостроенной высотки и хохочут, представляя Женькино лицо, когда та сообразит, в чем дело.

От этих мыслей она сбавила шаг и вскоре совсем остановилась. Женя замерла на покатой крыше, покрытой ребристым железом, имитировавшим черепицу. Если судить по лежащему внизу стадиону и спортивной площадке, здание было школой.

Постояв немного, она посмотрела назад. Но крыша с огненным коридором давно скрылась за более высокими домами. Интересно, кошки еще там или разошлись? Женя расстегнула верхнюю часть своего костюма и взглянула на плечи. Они все еще горели после прикосновения Марты. Впрочем, ничего страшного под «мастеркой» не обнаружилось — два красных пятна, которые с каждой минутой становились все бледнее. Да-а, странный у кошек способ отправлять человека на инициацию.

Нужно было что-то решать. Идти к Башне Самоубийц или послать все к чертовой бабушке и вернуться в мансарду. Женя решила идти. Она уже сделала шаг по направлению к следующему зданию, когда ее отвлек детский плач. Снизу, из-за края крыши, доносились приглушенные всхлипы.

Девочка, — определила Женя. Лет десяти — не старше.

Она осторожно спустилась по чешуйчатому скату и посмотрела вниз. Весь фасад школы скрывали строительные леса. Здесь полным ходом шел ремонт — верхняя половина стены уже приобрела легкомысленно розовый цвет.

Источник всхлипов находился совсем недалеко — на одном из верхних этажей.

— Эй, ты кто? — крикнула Женя в темноту.

— П-п-помогите! — отозвалась невидимая девочка, заикаясь от рыданий. — Выпустите меня!

— Сейчас! Подожди немного. — Женька хорошо помнила, как ей пришлось целую ночь просидеть в запертом спортзале. Горячев с Косолаповым постарались — закрыли ее, пока она возилась в раздевалке. Женя, ни секунды не раздумывая, прыгнула на деревянные доски.

Удар. Треск. И она почувствовала, что летит вниз.

Обломок доски полоснул по щеке, другой больно ткнул под ребра. Следующее перекрытие лопнуло под ней, словно прогнившая простыня. Женя падала, все отчетливее представляя штырь, который ждет ее внизу.

Детский плач немедленно превратился в смех. Заливистый смех взрослой женщины.

Ее спасли кошачьи инстинкты. Женя вцепилась в деревянный брус на уровне третьего по счету перекрытия и повисла, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Несколькими этажами ниже, под окнами школы, тянулся кованый забор. Как нарочно, он состоял из ряда острых пик. Пожалуйста, целый набор прекрасных, заточенных штырей. Прыгай — не хочу.

Ничего, ничего, нужно только подтянуться, встать на ноги, и она сразу окажется на крыше. Главное — не паниковать. Но уже через минуту бесполезных попыток вскарабкаться на ближайшую доску Женя поняла, что оснований для паники больше чем достаточно: способности людей крыш внезапно оставили ее. Она болталась на высоте четвертого этажа над землей, словно самая обычная девчонка, а противная тетка продолжала надрываться прямо у нее над ухом.

— Да заткнись ты! — в отчаянии заорала Женя, и сама удивилась наступившей тишине.

Стало немного легче. Она наконец-то нащупала ногами опору и залезла на уцелевшую после ее падения доску. До крыши было совсем ничего — метра три. Один маленький прыжок для не слишком тренированной кошки. Но Женька чувствовала: сейчас он ей не под силу. Сохмет оказалась куда хитрее, чем можно было предположить.

Ладно, нельзя прыгнуть — будем ползти. Не так уж это и сложно, если под руками строительные леса. Женя приготовилась штурмовать следующий уровень, когда ее взгляд споткнулся о рисунок на стене.

Рот. Большой, алый, толстогубый.

А чуть повыше — человеческий глаз. Весь в красных прожилках лопнувших сосудов.

Кто-то из райтеров не упустил случая украсить свежеотремонтированный фасад своими творениями. Женя попыталась определить автора рисунка, но почти сразу сдалась. Никто из местных граффитистов не работал в такой манере. Изображения казались совершенно живыми. Наверное, кто-то из гастролеров постарался.

Неожиданно нарисованный рот изогнулся в глумливой ухмылке. Полные губы открыли ряд острых зубов. Из-за них появился черный язык. Длинный и гибкий, похожий на щупальце гигантского осьминога.

Женя завизжала.

Язык дернулся от резкого звука, изогнулся горбом и потянулся к ней.

Она завизжала еще громче и в ужасе отступила на самый краешек доски.

В этот момент ожил нарисованный глаз. Моргнул и уставился на Женьку. Движения языка сразу стали более точными. Щупальце замерло на секунду, словно прицеливаясь, и ударило по ногам. От боли у нее перед глазами поплыли светящиеся баранки. Она снова повисла на руках, цепляясь за деревянное перекрытие. А черная змея приготовилась к новому броску. Очевидно — последнему. Больше просто не понадобится.

Но, похоже, рот неожиданно решил взять тайм-аут. Втянул в себя язык и сложил губы трубочкой. Как будто приглашая к поцелую. В его уголках вскипела бурая пена. При взгляде на нее Женьку затошнило.

Так и не дождавшись ответа на свои заигрывания, рот скривился в злобном оскале. Он дохнул приторным запахом лакричной карамели и снова выбросил черное щупальце.

На этот раз Женька была готова. За пару мгновений до удара она качнулась вперед, нырнула под язык и приземлилась на леса. Шершавое щупальце, не найдя жертвы, поползло назад, и Женя метнулась навстречу зубастой пасти.

Иногда, чтобы победить более сильного противника, нужно не убегать от него, а подходить как можно ближе. Женька знала это из пары уроков самообороны, полученных в районном спортклубе. Она подкатилась вплотную к нижней губе и растянулась под ней, прижавшись к стене. По всем расчетам, там находилась мертвая зона ее языкастого противника.

Расчеты оказались верными. Щупальце беспомощно изгибалось, но достать Женьку не могло. Рот над ее головой издал сердитый рев, обрызгав едкой слюной. Одна зеленоватая капля упала на тыльную сторону ладони, и кожа немедленно вздулась волдырем.

Лежать дальше было опасно. Женька сгруппировалась, выбрала момент и прыгнула на язык.

Шершавая плоть дернулась под ногами.

Толчок.

Острое наслаждение от ощущения вернувшейся власти над собственным телом.

Полет — и она на крыше.

Ей понадобилось минут пять, чтобы прийти в себя. Вернее, найти силы оторвать взгляд от металлической черепицы и оглядеться.

От увиденного волосы на ее голове встали дыбом. Женя впервые в жизни поверила, что это не пустой оборот речи. Не только встали, но и зашевелились, словно пытаясь сбежать как можно дальше из этого жуткого места.

Вокруг, насколько хватало глаз, лежал чужой, незнакомый город. Город, переживший страшную катастрофу. По крайней мере, так Женя представляла себе мир после конца света. Полуразрушенные дома с черными провалами окон. Обгоревшие скелеты зданий. Гигантские кучи мусора. И ни одного огонька. Это был не город, а его труп. Остывший и по большей части разложившийся.

Что там говорил Тим про Дорогу Сохмет? Видения? Миражи? Конечно, она не предполагала, что иллюзии будут такими масштабными, но, в конце концов, иллюзия и есть иллюзия. Вне зависимости от размеров. Женя разбежалась и прыгнула на ближайшую крышу.

Они ждали ее. Силуэты четырех пантер, нарисованные на черном рубероиде белой краской. Среди райтеров была особая каста — художники, которые работали только по трафарету. Конечно, у них не получалось по-настоящему красивых скетчей, зато их создание занимало гораздо меньше времени. А значит, они могли оставлять свои рисунки в самых людных местах: на стенах администраций, крупных торговых центров и даже на пьедестале Ильича посреди главной площади города. Эти пантеры тоже были нарисованы с помощью трафарета.

Едва Женя приблизилась к ним, как звери ожили. Лапы и хвосты пришли в движение, и силуэты заскользили по поверхности крыши рядом с бегущей Miss Tik. Не нападали, не становились объемными, просто неслись следом бесшумной свитой.

Впереди показалась еще одна крыша. Женя прыгнула и заметила, как в воздух одновременно с ней взмыли четыре серые тени. Но приземлилась она одна. Кувыркнулась на гладкой поверхности и вскочила на ноги.

Это была странная крыша. Наверное, самая странная из тех, что встречались Жене. Она не видела здесь ни труб, ни чердачных построек, ни телевизионных антенн. Только гладкое покрытие, залитое слоем черного битума. Пара неуверенных шагов, и под ногами захлюпало, зачмокало, не давая поднять ботинок. Кажется, битум еще не успел застыть.

Паника пришла не сразу. Только когда ноги погрузились в черную жижу по щиколотку. Женя заметалась, задергалась, пытаясь вырваться из плена. Напрасно. Она увязала все сильнее и сильнее.

Вот поблескивающее в свете луны болото скрыло колени, подступило к талии и поползло выше. Ее медленно засасывала крыша. Крыша, у которой не было дна.

Ужас. Безумный, неуправляемый ужас накрыл Женю душным колпаком. Следом пришло отчаяние. Рядом не нашлось ничего, во что можно было бы вцепиться и остановить погружение. Все попытки нащупать опору пропали даром. Там, внизу, ее тело словно висело в холодной пустоте.

Она заплакала. Тихо, тихо. Кажется, это конец. На ее надгробии напишут «Утонула в крыше». Пусть потом посетители кладбища гадают, как это ей удалось.

Жижа тем временем скрыла грудь и стянула шею холодной удавкой. Женя заревела в голос. Все равно стесняться некого. Вот уже и подбородок коснулся гладкой поверхности. Осталось только поднять лицо, чтобы до последнего можно было дышать.

— Руку давай! Быстро! — услышала она над собой знакомый голос.

На фоне иссиня-черного неба появилась лохматая голова Тима. Он стоял прямо на маслянистой поверхности болота.

И даже не думал тонуть.