доклады по истории новые / Русский обряд и греки

Русский обряд и греки.

Среди бесконечных приездов благочестивых и неблагочестивых греческих патриархов, нахлынувших в Москву в середине XVII века невольно вызывает особое внимание историка приезд иерусалимского патриарха Паисия, прибывшего в русскую столицу в январе 1649 года. Не только его финансовые успехи в Москве и инцидент с рекомендованным им Арсением Греком делали его приезд памятным, но гораздо более важным было то, что этот блестящий политик и ловкий прелат сумел завоевать сердце царя и его нового друга, архимандрита Никона, переменить весь дух отношений между Московской церковью и греками и сделать популярной среди высших московских кругов идею общеправославного объединения под эгидой русского царя. Политические события, развернувшиеся ко времени приезда иерусалимского патриарха, способствовали его успеху.

Уже давно православное население Польши и Турции с надеждой смотрело на русского царя, единственного в то время православного Монарха. Приезжавшие а Россию греческие и южнославянские епископы, и путешественники не редко намекали Москвичам, что православный восток и русское население Польши надеются, что царь и московское войско освободят их от чужеземного и чужеверного ига. Начавшееся весной 1648 года почти что всеобщее восстание русского населения Украины и отчасти Белоруссии против поляков давало теперь этим надеждам гораздо более реальное содержание...

Сам Паисий был горячим сторонником воссоединения западной и восточной Руси, в котором он видел залог будущего Православного единства. Вернувшись на Балканы, патриарх Паисий, кроме того, еще, начал широкую пропаганду среди православного населения полуострова; готовя его к восстанию против Оттоманской империи и союза с Россией. Он распространял слухи, что русские скоро освободят турецких подданных христиан от мусульманского ига...

Эти слухи и пропаганда Паисия очень смущали русское правительство, которое во все не хотело войны с Турцией и совершенно не собиралось завоевывать Балканы. Все же невольно царь и его окружение все более и более поддавались влиянию Паисия, который умел играть на самых чувствительных струнах московского общества и считал себя инициатором ведущей группы всего православного Востока.

Не трудно себе представить, то впечатление, которое произвел на Никона этот ловкий и блестящий патриарх левантинец умевший развернуть перед своими московскими слушателями проблемы перспективы дерзкой, но грандиозной идеи всеправославной империи.

... Паисий поднял в беседах вопрос о некоторых расхождениях между русским и новым греческим обрядом, которые он заметил во время посещения русских церквей. Таких разногласий было немало, и они выросли на почве развития двух различных уставов церковного богослужения. Но Паисий и Никон, не зная истории устава, могли легко прийти к заключению, что русская церковь сама уклонилась от древнегреческого образца и развила свои местные, несогласные с греками, литургические и обрядные особенности. 'На самом деле, как это уже было выяснено в конце XIX века такими авторитетными историками: русской церкви, как Е. Голубинский и Н. Каптерев - эти разногласия развились совершенно иначе. Уже в ранние века христианства существовали разнообразные уставы и различные тесты церковных служб. В годы принятия христианства Русью, в Византии господствовало два близких друг другу, но все же несколько различных между собой устава: на востоке Византии наиболее распространенным был так называемый устав иерусалимский, составленный св. Саввой освященный, а на западе -/наоборот, преобладал так называемый студийский или Константинопольский устав. По принятию Россией христианства греки принесли туда студийский или константинопольский устав, который стал основной русского устава, в то время как в Византии в XII и в XIII веке преобладающим стал устав св. Саввы (иерусалимский). В конце XIV и начале XV века митрополиты московские Фотий и Киприан - первый из них грек, а второй -болгарин греческой школы - стали вводить в Россию устав св. Саввы (иерусалимский), заменяя им Студийский устав, но они не успели довести свою реформу до конца. Поэтому в русском уставе осталось много древних, более архаических ранние - византийских черт из студийского устава, чем в уставе, которыми пользовались греки XIV и XV века. Так как после 1439 года в России больше не было греческих митрополитов, то русская церковь так и сохранила до середины XVII века этот переходный устав, в котором более архаические элементы устава студийского отличали его от нового греческого Иерусалимского устава. Но, к сожалению, история перемены уставов, и в греческой церкви и в русской, была забыта, и греки, забывшие Студийский устав, считали старые черты русского устава нововведениями.

... В 1640-х годах киевский митрополит Петр Могила отказался от старого русского устава и ввел в Западнорусской церкви целиком новый греческий устав. Также на Балканах, где православная церковь была под влиянием и руководством греков, во всех церквях был уже введен новый греческий иерусалимский устав. Поэтому только Восточно-Русская Московская церковь отличалась от всего остального православного мира некоторыми деталями богослужения и при этом пользовалась так же, как и старая византийская церковь до XII века, двуперстным, а не трехперстным крестным знамением, которое греки позже, в XIII веке заменили на трехперстный. Создавалось тягостное впечатление, которое ввиду незнания истории устава обеими сторонами нельзя было установить - что русская церковь, претендовавшая на сохранение православия в его максимальной чистоте, отошла от древнеправославного обряда и литургии и оказалась как бы в расколе с греками. Небольшие разногласия, не замечаемые раньше более скромными и тактичными патриархами и епископами, теперь превращались в важную проблему, а сам Паисий явился не только источником радужных надежд и перспектив, но и неприятных, мало кому понятных осложнений.