Знание не есть «истинное мнение»

Теэтет понимает, что нельзя утверждать, будто бы мнение есть знание, поскольку возможны неверные мнения. Поэтому он высказывает предположение, что знание – это истинное мнение, по крайней мере, это определение можно принять в качестве временного, а правильно оно или нет, покажет проверка. (Здесь Сократ делает отступление, желая выяснить, почему возможны ложные суждения и как они возникают. Я не буду вдаваться в подробности этого обсуждения, а упомяну только одно или два предположения, высказанные Сократом. Например, ложные мнения первого типа возникают при смешении двух объектов разного рода, при котором один – объект чувственного восприятия, а другой – образ, существующий в памяти. Человеку может показаться, что он увидел вдалеке своего друга. В его памяти имеется образ друга, и в отдаленной фигуре что–то показалось ему знакомым – и он делает ложное заключение, что это его друг. Но очевидно, что не все ложные мнения являются результатом смешения образа, существующего в памяти, и объекта восприятия: к этой категории не относятся ошибки в математических расчетах. И тут Сократ приводит знаменитую аналогию с птичником, чтобы показать, какими путями возникают другие типы ложных мнений, но она оказывается неубедительной. Платон приходит к выводу, что проблему ложных мнений нельзя разрешить до тех пор, пока не будет определена природа знания. Дискуссия о ложных мнениях будет возобновлена в диалоге «Софист».)

При обсуждении предположения Теэтета, что знание – это истинное мнение, Сократ указывает на то, что мнение может быть истинным даже тогда, когда сам автор не догадывается об этом. Поясним это высказывание на примере. Предположим, я утверждаю, что «премьер–министр Великобритании разговаривает в данный момент по телефону с президентом США». Вполне возможно, что это действительно так, но я–то об этом не знаю. С моей стороны это была просто догадка, но мое мнение объективно оказалось истинным. Аналогичным образом человека могут судить за преступление, которого он не совершал, хотя все улики против него и он не может доказать свою невиновность. Если квалифицированному адвокату, защищающему этого человека, удастся, путем манипуляции доказательствами или игры на чувствах присяжных, добиться вынесения приговора «невиновен», то мнение присяжных будет истинным, хотя они не знают,что подсудимый невиновен, ведь ex hypotesi все улики против него. Приговор будет относиться к разряду истинных мнений, хотя он будет вынесен не потому, что присяжные это знают, а потому, что адвокату удалось их убедить. Отсюда следует, что знание – это не просто истинное мнение, и Сократ предлагает Теэтету попробовать дать новое определение истинного знания.

Знание не есть истинное мнение плюс «определение»

Истинное мнение, как мы видели, может быть не более чем истинной верой, а истинная вера – это еще не знание. Поэтому Теэтет предлагает добавить к этому определение или объяснение, что поможет превратить истинную веру в знание. Сократ начинает с предположения, что, если данное определение или объяснение – это простое перечисление элементарных частей, из которых состоит объект, тогда эти части должны быть известны говорящему или познаваемы; в противном случае следует абсурдный вывод, что знание означает истинную веру плюс разложение сложного объекта на неизвестные или непознаваемые элементы. Что же тогда означает «дать определение»?

1. Оно не означает, что истинное суждение или истинную веру можно выразить словами, ибо, если бы это было так, тогда не было бы различия между истинной верой и знанием. А мы только что убедились, что существует разница между мнением, которое оказалось истинным, и мнением, о котором сам говорящий знает,что оно истинно.

2. Если «дать определение» означает перечисление частей, из которых состоит объект (то есть познаваемых частей), достаточно ли этого, чтобы превратить истинную веру в знание? Нет, недостаточно, ибо тогда мы должны были бы сказать, что человек, способный перечислить части, из которых состоит, к примеру, повозка (колеса, ось и т. д.), обладает научным знанием о повозке, а человек, который может сказать, из каких букв состоит то или иное слово, обладает научным знанием грамматики. (NB. Следует подчеркнуть, что Платон говорит о простом перечислении частей. Например, человек, воспроизводящий ход доказательства геометрической теоремы, выучив его наизусть, но не осознав содержания посылок и логики построения доказательства, всего лишь перечисляет «части» теоремы, из чего вовсе не следует, что он обладает научными математическими знаниями.)

3. Сократ предлагает третье толкование «плюс определение». Оно может означать «способность выделить какой–либо знак, по которому искомую вещь можно было бы отличить от всего остального»3. Если это верно, тогда знать что–то означает уметь определять отличительные признаки вещей. Но и это толкование отвергается как неудачное.

а) Сократ указывает, что если знание о вещи означает добавление к правильному мнению о ней ее отличительных черт, то мы попадаем в абсурдное положение. Предположим, я имею правильное мнение о Теэтете. Для того чтобы превратить мое мнение в знание, надо указать какую–либо его отличительную черту. Но если эта отличительная черта ужене содержалась в истинном мнении, то какое мы имеем право называть егоправильным?Нельзя сказать, что я правильно определил, кто такой Теэтет, не упомянув его характерные черты; если их не назвать, тогда мое «истинное мнение» о Теэтете можно с равным успехом применить к любому другому человеку, а это уже не будет правильным мнением.

b) Если, с другой стороны, мое «правильное мнение» о Теэтете включает его характерные черты, тогда не менее абсурдно будет утверждать, что я превратил это правильное мнение в знание путем добавления differentia,ибо это будет аналогично утверждению, что я добавил к правильному мнению о Теэтете, уже содержащему его отличительные признаки, те черты, которые отличают его от других.

NB. Следует отметить, что Платон говорит здесь не о видовыхразличиях, а о различиях индивидуальных, чувственных объектов, что хорошо видно из примеров, которые он приводит, – Солнце и конкретный человек, Теэтет. Отсюда вовсе не следует, что с помощью дефиниций нельзя получить никаких знаний, нет, Платон имел в виду, что правильного определения единичных чувственных объектов дать нельзя. Эти объекты вообще являются истинными объектами знания. Итак, вывод, к которому подводит нас диалог, заключается в том, что нельзя получить истинное знание о чувственных объектах; истинное знание должно быть знанием об универсальном и постоянном.