ТОР для студентов / учебники / Beck_New

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

ким образом, природа благодаря заложенному в самом человеке механизму гарантирует вечный мир; правда, с долей уверенности, недостаточной для предсказания этого в будущем…» [Kant,1964, 227]. Отсюда Кант выводит обязанность действовать так, будто это возможно.

Подобным же образом теоретически обосновывали «по сути своей невоинственный» (Шумпетер) характер капитализма Огюст Конт и Герберт Спенсер; преждевременно, ибо потом начались затяжные, кровавые эпохи империализма, колониализма и мировые войны, утверждающие обратное теории воинствующего капитализма могли раньше и могут сейчас ссылаться на сосуществование войны и национальной мировой торговли.

Но имеет ли это силу для транснациональной мировой экономики Второго модерна? Раньше воинственные народы завоевывали тех, кто предпочитал торговать; сегодня все происходит наоборот. Об этом говорит и включение ( в состав Федеративной республики. Возможно, новые пробивные способности инвестиционному завоевательному походу невоинственной метавласти придают раскол, противоречие, новое соперничество между властью государства и властью мировой экономики. Во всяком случае, в часто излишне острых спорах о новой роли мировых концернов следует принимать во внимание, что речь идет о формах завоевания, свойственных пацифистскому капитализму, который благодаря этому получает свои властные преимущества над привязанными к определенному месту, организованными по территориальному принципу государствами. Можно бы даже говорить о структурной силе невложения инвестиций, отказа от интервенции, но это лишено смысла, так как это затемняло бы в понятийном смысле специфику этой формы господства, ее в высшей степени гибкие, не связанные с той или иной территорией формы принуждения.

С другой стороны, глобальный капитализм по своей сути полиэтничен и в этом качестве ставит под сомнение национальную онтологию общества и культуры. Таким образом, вопреки доминирующей критике капитализма возникает не только пацифистский, но и космополитический капитализм. Национальные общества восхваляют веру в культурную гомогенность, в необходимость окруженных границами, охраняемых территорий, в отношения по принципу «друг — враг», в мифы о своем возникновении и ориентированной на них общественной памяти. Считается, что только на таком пути возможно общество, возможна интеграция, а вместе с тем политика, демократия, публичность, социальная справедливость, история и т. д. С этой точки зрения действующие в глобальных масштабах предприятия вы-

101

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

глядят порождениями дьявола, так как благодаря реальной, действенной силе убеждения, свойственной всемирно-экономическому рационализму, они лишают эти мифы их очарования.

Логика исключения, которой руководствуется национально-госу- дарственная политика, вступает в противоречие с логикой включения, взятая на вооружение всемирно-экономическим рационализмом. Не разделение, а смешение рас, этнических групп, национальностей становится источником максимального увеличения созидательных сил и доходов и тем самым доминирующей политикой транснациональных предприятий в области рынка труда. Противоядием против стагнации выступает гибридизация. Смешивание — это козырь, она становится нормой (по крайней мере в пространстве, контролируемом транснациональными организациями). Мобильность между предприятиями — это мобильность, не признающая национальных границ. Кто хочет сделать карьеру в немецком мировом концерне, должен говорить по-английски не только в Эрлангене, но и каждодневно «поглощать расстояния» и быть готовым к переезду на любой континент. Оперирующие в глобальных масштабах концерны получают свой капитал, рекрутируют элиту менеджмента из разных наций, создают рабочие места и распределяют свои доходы между владельцами акций в самых разных странах. Таким образом, вера в национальную социальную онтологию общества эмпирически опровергается реальными экспериментами, причем не моралью мультикультурализма, а аргументом звонкой монеты. Именно всемирно-экономиче- ский космополитический реализм языком предельного увеличения доходов помогает утверждению основного принципа: «космополитические общества созидательнее, производительнее, поэтому превосходят в конкурентной борьбе национальные общества». С другой стороны, метавласть капитала ставит предприятия в положение, когда транснациональные организации должны переходить к реальным экспериментам с полиэтническим сосуществованием и сотрудничеством — нередко вопреки сопротивлению национальных государств, национального права и национальных властных структур. Заостряя формулировку, можно сказать, что не признающий границ капитализм двулик: он хронически уходит от налогов и в то же время является школой космополитизма.

Разговор о возникновении пацифистского и космополитического капитализма многим покажется более чем иллюзорным, особенно если он умалчивает об изнанке дела. Так, давление мирового рынка

сего космополитической гибкостью и чувствительностью действует

икак механизм исключения. Как правило, плоды все больше пожи-

102

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

нают более мобильные согласно принципу: «The winner takes it all!»4 Многим другим грозит «дрейф» (Ричард Сеннетт) — бесцельное мотание от места к месту, от человека к человеку, от одной работы к другой. Это порождает нарциссизм и наносит вред семейным, любовным и дружеским отношениям, разрушает привязанность к определенному месту и социальный капитал. Больше свободы, но и больше бездомности. Больше мобильности, но меньше лояльности. Больше транснациональности, но меньше демократии. Иными словами, крах национальной социальной онтологии ни в коем случае не означает, что автоматически наступает эра космополитизма, не означает, следовательно, что растет любопытство к инаковости других и уважение этой инаковости. Этот крах может привести к распылению или обернуться ксенофобией. Нужно держать в поле зрения оба сценария — как сценарий распыления и ре-национализации, так и сценарий космополитизации. Их разделяют целые миры, возможные мировые кризисы и катастрофы.

Всякая власть порождает свою противоположность. Возникновение космополитических обществ и формирование противников этих обществ — две стороны одного процесса. Транслегальность всемирноэкономической метавласти придает легитимность глобальным процессам антиглобализации и антимодернизации, так как именно они защищают национальные институты легитимного господства — государство и демократию — от разрушительной силы глобального капитала. Модернизация и связанные с ней сломы и взрывы всегда вызывали ностальгию по утраченной защищенности, по защитникам традиционных ценностей и добродетелей. Эта «диалектика модернизации» часто приводила в Европе xix–xx веков к подъему ксенофобии и неприятию космополитического интернационализма с его либеральными ценностями в связи со страхом перед присущим глобальному светскому обществу нравственным упадком. Эта диалектика модернизации заявляет о себе сегодня с остротой не только в 5 и Европе, но и в мировом масштабе.

Во многих неевропейских культурах глобализация приравнивается к американизации, в которой видят причину всех зол, поражающих их общества. Неизбежные перекосы глобальных всемирно-экономи- ческих и социальных трансформаций уже сегодня во многих частях мира ведут к такому размаху нищеты и разрухи, перед которым блекнет «пролетаризация» (Карл Маркс) в Европе xix века. В будущем эти процессы лишь усилятся.

4 Победителю достается все! (англ.)

103

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

Для тех, кто верит в национальную социальную онтологию, кто хочет защитить свою культуру от внутреннего распада, глобализация — это «великое порождение сатаны». Чем сильнее гордится народ своими мифами, своим культурным наследием и кичится своей независимостью, тем резче его неприятие «американской глобализации», «глобального американизма», который в глазах ностальгирующих по национальному суверенитету постоянно оскорбляет их национальное достоинство. Глобальные процессы, направленные против модернизации, простираются от дипломатически обставленных враждебных демаршей французов, от парадоксально противоречивых союзов (например, между движением в защиту окружающей среды

идвижением сторонников ксенофобии) до новых интернационалов этнического и религиозного фундаментализма, влияние которых растет с ростом метавласти и тех социальных и политических извращений, которые в глобальном масштабе порождает эта власть. Страшно подумать, что произойдет, если в эту пороховую бочку попадет искра нового мирового экономического кризиса!

Война на Ближнем Востоке, сражения в Афганистане, бесчисленные региональные кризисные очаги в Африке и Южной Америке… Мир в 2002 году покрыт сетью напряженностей и угроз, которые в любой момент могут возрасти и выйти из-под контроля. Даже ядерные сценарии достигли такого уровня вероятности, который был немыслим в конце холодной войны. Кашмирский конфликт между обладателями атомного оружия Индией и Пакистаном; Израиль, находящийся под угрозой оружия массового уничтожения; фанатик-самоубийца, обладающий так называемой грязной атомной бомбой и готовый взорвать ее в центре Нью-Йорка — после 11 сентября 2001 г. всего можно ожидать. Нужно ли поэтому быть особенно прозорливым, чтобы говорить о смертоносном капитализме, который больше не опирается на военную экспансию? Нет, нужно быть слепым и глухим, чтобы не говорить об этом. Необходимо иметь перед глазами одновременно то и другое, тем более что на главных аренах экономической глобализации, где конкурируют и кооперируются ! и государства, война действительно стала почти невозможной. Здесь военная сила действительно утратила свое значение. Но в то же время государства, видя рост глобализации, по-прежнему делают ставку на воображаемое «мы», исключающее других. В глухих углах мировой политики, где по-преж- нему сохраняется угроза старых территориальных конфликтов, войны

ивоенные угрозы способствуют разжиганию ненависти и вражды.

Впротивоположность этому теория метавласти утверждает: опирающиеся на неореализм в социологии категории власти, господства

104

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

и политики, ориентированные на государство, суть зомбированные категории. Они не в состоянии охватить и понять новое — новых акторов и новые стратегии, новое качество борьбы за власть, ее социальные и политические перекосы, парадоксы и амбивалентные перспективы (как внутри отдельных наций, так и между ними). После кошмаров 11 века следует ожидать наихудшего. Но мы должны открывать глаза и на другое — на то, как в перспективе ценностей всемирноэкономической метавласти разрушаются исторические предпосылки национально-государственного господства, как переписываются правила игры мировой политики в конфликтном взаимодействии государств, мировой экономики и общественно-гражданских движений; вырабатывать для этого соответствующие понятия; должны видеть, что это происходит без демократической легитимации, с помощью транслегальных средств, без войн, на путях пацифизма (что в неореализме представляется неслыханным и немыслимым). В соответствии с этим нужно создавать новую категорию и теорию государства в эпоху Второго модерна.

2. VJPNLANOPC TASINAC^STS TEN“\N^OKSTS SI”JOPLN

Автономия национального государства ставится под сомнение не только метавластью всемирно-экономических акторов, но и метавластью глобального гражданского общества. В основе этого общества — стремление обеспечить права человека, противопоставляя их кажущейся самоочевидности нацио- нально-государственного устройства, согласно которой государства в своих пределах могут поступать так, как им вздумается. Но и политика прав человека располагает целым арсеналом стратегий «тихой» революционизации международной системы. Если в рамках мировой экономики основы независимости признанных международным правом государств в значительной мере ставятся под сомнение или разрушаются посредством запретов, то здесь эта независимость национального государства подвергается нормативному, правовому и политическому вмешательству со стороны мирового гражданства. Требование соблюдать права человека позволяет не только НПО, но и целой группе ориентированных на международное гражданство государств оказывать через границы влияние на авторитет и легитимацию внутри других государств. Иными словами, пространство влияния объединившихся космополитических государств стремительно растет. Режим соблюдения прав человека превращает фрагментированное по национально-го- сударственному принципу властное пространство в не признающее границ пространство «мировой внутренней политики» (Вайцзеккер), в котором «чужие» государства и НПО могут вмешиваться во внутреннюю политику

105

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

других государств и изменять их структуру господства. Особенно это удается тогда, когда с помощью режима соблюдения прав человека и соответствующих региональных конвенций поддерживаются и усиливаются ориентированные на мировое гражданство группы сопротивления или когда политика соблюдения прав человека сопрягается с экономическими или военными санкциями.

В этом смысле язык прав человека открывает в высшей степени легитимный, авторитетный дискурс власти, который, с одной стороны, позволяет угнетенным и ущемленным группам отстаивать свои права легитимными средствами, пользуясь (по возможности) во внутренней борьбе поддержкой мировой общественности; с другой стороны, благодаря этому правительствам и неправительственным организациям предоставляется возможность длительного и принципиального участия в дискуссиях и акциях мирового масштаба.

Но и здесь главным является различение между истинным и ложным космополитизмом. Возможность ложной космополитизации, т. е. подгонки глобального внедрения прав человека под национальную миссию, представившаяся единственной теперь мировой державе — США, просто бросается в глаза. В противоположность этому большинство правительств Европейского союза проводят политику соблюдения прав человека скорее всего с целью придания всеобщего и обязательного правового статуса международным отношениям, который последовательно изменяет параметры национальной политики в направлении космополитического режима внутренней политики мирового гражданства.

Разумеется, ориентированные на мировое гражданство государства Запада располагают сегодня всеми средствами и свободным пространством для использования новых властных ресурсов соблюдения прав человека. Проблематика глобального гражданского общества снабжает действующие в глобальных масштабах сообщества западных государств идеологическим оружием для всемирно-экономических и военных крестовых походов. Эта смешанная форма гуманитарного самопожертвования и логики имперской власти с особой ясностью проявляется в «гуманитарных интервенциях», которые помогли утвердиться в высшей степени противоречивому «военному гуманизму» (включая соответствующее вооружение и переориентацию на- ционально-транснациональных вооруженных сил, получивших полномочия для проведения подобных акций).

Основание и заявление о необходимости соблюдения прав человека, а также штрафные санкции для завоевательных войн и преступлений против человечности возникли в результате исторического шока: «Аушвиц больше никогда не повторится!» Глобальное осознание правила, что права отдельной личности нельзя нарушать, и в этом

106

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

случае сложилось задним числом, на основании опыта, связанного с непредставимыми последствиями грубого нарушения этих правил. Политика соблюдения прав человека, начавшаяся после Второй мировой войны и целенаправленно поставившая во главу угла защиту прав отдельной личности (а не только меньшинств), явилась, таким образом, ответом на полную несостоятельность национально ориентированного международного права, утратившего свою невинность

илегитимность в полной катастроф истории 11 века. Из катастрофических последствий возникло то, что Ханна Арендт назвала новым началом в политике. «Если смысл политики в свободе, то это означает, что мы в этой сфере — и ни в какой другой — действительно можем ожидать чудес. Не потому, что мы верим в чудеса, а потому, что люди, пока они способны действовать, в состоянии добиваться невероятных и непредвиденных вещей, причем на протяжении долгого времени, независимо от того, знают они об этом или нет» (1993,15).

То новое, что приходит в мир, можно с полным основанием назвать ползучей революцией, ибо додуманный до конца режим соблюдения прав человека, получающий приоритет в сравнении с правом народов на самоопределение, опрокидывает политический миропорядок: так называемые внутренние дела государств становятся делом всех. То, из-за чего потерпел крах руководитель Советского Союза

иВаршавского договора Леонид Брежнев, а именно желание ограничить суверенитет государств, входивших в коммунистический блок, т. е. открыть принципиальную возможность для интервенций Советского Союза, удается сделать в глобальном масштабе благодаря опережающему вмешательству в режим соблюдения прав человека в условиях мирового гражданства. В случае террора государства против собственных граждан допускается вмешательство и даже принятие превентивных мер, если нарушения государством прав человека несут в себе потенциальную угрозу космополитическому гражданскому обществу. Нарушая права человека — гражданина мира, правительства могут лишиться международного признания своего суверенитета. Такая возможность в отношениях государств к себе и к «чужим» потенциально всегда присутствует, поскольку нечистая совесть в области прав человека часто является обратной стороной национального самосознания. Но это означает, что все могут и даже должны всегда

ивсюду вмешиваться в чужие дела. Однако всюду вмешиваться могут не все, а только те, кто располагает соответствующими экономическими и военными средствами. Отсюда следует, что возможность глобального вмешательства при нарушении прав человека в значительной мере зависит от военно-экономической мощи государств.

107

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

Поскольку универсальность индивидуальных прав человека не только стирает границы между государствами, но и позволяет объединять и смешивать их в стратегическом отношении, то глобальная политика соблюдения прав человека постоянно открывает пространство политической борьбы между государствами и внутри государств, в которых богатые «добрые» вмешиваются в дела бедных «плохих». Таким образом, в сфере прав человека отменяются правила внутренней и внешней политики и вырабатываются новые правила как внутренней внешней политики, так и внешней внутренней политики. Сегодня это можно наблюдать на примере нескончаемых конфликтов между Востоком и Западом, Севером и Югом, а также на примере постоянных стычек по поводу ценности и сути прав человека в азиатских и исламских культурах. Это не в последнюю очередь проявляется в различных внутриполитических сферах, например, в Европе, но и в 5, где слияние прав человека с проблемами экономики стало причиной постоянных конфликтов. Следует особо отметить, что режим соблюдения прав человека предоставляет возможность угнетенным группам, классам, народностям, меньшинствам и т. д. повсюду в мире, благодаря поддержке внутренних и внешних неправительственных организаций, заявить о себе мировой общественности.

Переход от национально-государственного к космополитическому миропорядку не в последнюю очередь осуществляется благодаря смене приоритетов в международном праве и правах человека, так как делаются выводы из целенаправленного террористического отчуждения национально-государственной власти. Место действовавшего

внационально-государственном Первом модерне принципа: «международное право выше прав человека» занимает не продуманный в своих последствиях принцип Второго модерна: «права человека выше международного права». Это означает, что в конфликтных случаях права космополитической личности будут ставиться выше опирающегося на международное право национально-государственного суверенитета.

Сегодня уже проявляются первые характерные революционные черты этого шага. Рушатся прежние, служившие опорой международной системы различения между внутренней и внешней политикой, войной и миром, так как режим соблюдения прав человека вступает

впротиворечие с международным правом, поворачиваясь поверх народов и государств лицом к отдельной личности и постулируя имеющее

обязательную юридическую силу общество мирового гражданства индивидуальностей. Но оно находится (хотя не всегда и не при всех условиях) в конкурентных и конфликтных отношениях с государственно-граж-

108

TANLN iii. VJ^]ž”N] RENLFAN VFESLN] L^@PEJ^^]] RSAFPFKN

данскими обществами суверенных народов. Замедленное воздействие ускоряется там, где в национальном и интернациональном пространстве соблюдение прав человека в обязательном порядке осуществляется посредством соответствующих инструментов наблюдения и контроля (например, через независимых экспертов или неправительственные организации) иногда вопреки сопротивлению отдельных государств. Оно ускоряется в той мере, в какой удается организовать активистов прав человека, объединить их и создать международную сеть контроля. Таким способом можно воздействовать на внутренние структуры господства и изменять их, мобилизуя взаимосвязи между внутригосударственными и зарубежными группами акторов на основе их тесного взаимодействия с внешними и внутренними ,, государственными институтами и всемирно-экономическими акторами

ирасширяя базу их влияния. Удается это и в том случае, если правящие круги и общественность сами (пусть даже только на словах) берут на себя обязательство следовать правилам «модерна и демократии»

иесли соблюдение прав человека сопряжено с экономическими санкциями. Ярким примером этого могут служить коллективные экономические санкции против Южной Африки с целью покончить с апартеидом — санкции, к которым прибегла в 1962 году и к которым в промежутке между 1970 и 1990 годами присоединились под руководством 5 более дюжины государств; правда, тут важным было то, что никто в мире не поддерживал режим апартеида, и противодействие ему вылилось во внушительный союз государств, неправительственных организаций и '!.

Новую главу политики силы открыло прежде всего нынешнее грозное сопряжение глобальной политики соблюдения прав человека

своенными интервенциями, скандально заявившее о себе в 1999 году в войне в Косове, развязанной военным блоком , и показавшее скрытые до тех пор противоречия «военного гуманизма» и интервенционистский характер насаждения прав человека.

Защита прав человека на чужих территориях исключительно гражданскими или в крайнем случае военными средствами осуществляется сегодня на фоне «недостаточной институционализации права мирового гражданства» [Habermas 2000, 60]. При этом центральную роль в систематическом наблюдении за нарушениями прав человека

ив фиксации этих нарушений в отдельных государствах играют ' (в кооперации с открытыми странами). Например, «Эмнести Интернэшнл» приводит в систему и совершенствует сеть постоянного наблюдения за нарушениями прав человека во всем мире, включая западные страны. Одновременно эта неправительственная организа-

109

@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN

ция научилась сноровисто и наглядно демонстрировать на примере биографий отдельных личностей внутренний терроризм государств, задним числом устраивать воздействующие на мировую общественность скандалы по поводу нарушений прав личности и, таким образом, обострять сознание прав человека и тревожить мировую совесть. Но это не дает оснований закрывать глаза на то, что и «Эмнести Интернэшнл» устраивает показательные и длительные гуманитарные интервенции невоенными средствами в другие государства.

Можно установить целый ряд параллелей между режимом прав человека и неолиберальным режимом. Тот и другой функционируют по принципу осуществляющих самих себя пророчеств, поскольку оба становятся акушерами нового порядка власти и легитимации. Они пытаются сделать проницаемыми национальные государства и общества, в одном случае, для потоков капитала, кругооборота товаров и потребления, в другом — для осуществления прав человека. Совершенно ясно, что оба режима могут быть — с той или другой стороны — связаны между собой. Так, уже имеется предложение сделать нарушение государствами прав человека поводом для выделения или невыделения инвестиций; таким образом, соблюдение прав человека будет осуществляться с помощью «кнута» мировой экономики.

В ходе новой западной политики этической и экономической глобализации суверенные права национально-государственного модерна лишаются своего ядра и оказываются в подчинении глобальной ответственности. Именно потому, что возбуждение исков по поводу нарушения прав человека подается как нечто в высшей степени легитимное, а соответствующие интервенции, подобно Косову, как акт альтруизма, за пределами понимания нередко остается то, что эти интервенции удивительнейшим образом переплетаются со старомодными целями империалистической мировой политики. Но это значит, что права человека открывают путь ложному космополитизму, т. е. гегемониальной инструментализации прав человека.

Эта новая, смешанная форма гуманитарного альтруизма с имперской логикой силы подготавливается развитием, которое можно назвать кругооборотом глобализации: экономическая, культурная и моральная глобализация, взаимодействуя, ускоряют распад нацио- нально-государственных институтов, что может приводить к тяжелым человеческим трагедиям и войнам, как это случилось в 90-е годы истекшего столетия в Сомали, Западной Африке, Югославии, Албании, а также в некоторых частях Советского Союза. Даже если ослабление центральной власти в западных странах и не может быть сведено к режиму прав человека, становится очевидным, что таким образом обо-

110