Мечников

представителями, чем Конфуций и Менций. Это ясно видно из основных положений Мо-цзы. Этот философ, не довольствуясь осуждением вредных сторон верховной власти, осуждением богатых и знатных, требовал разрушения государства, уничтожения права частной собственности и семьи.

В противоположность этому Менций на каждой странице своих произведений провозглашает, что единственное средство от всех зол есть правильная организация государства наподобие большой семьи, план которой до мельчайших подробностей был разработан Конфуцием.

Эпитет «отец народа», применяемый к императору, неизменно выходит из-под пера каждого писателя, защищающего умирающий деспотизм, но в течение всего исторического периода, о котором я говорю, Китай находился в исключительном положении, когда этот эпитет не только блистал новизной, но и носил оттенок некоторой прогрессивности. В замене прежнего деспотического повелителя, обладавшего якобы божественным правом власти, понятием царя-отца, мудро заботящегося о благополучии своих подданных, заключалось наиболее простое средство очеловечить и смягчить общественный строй, завещанный прошлым и составляющий грубый продукт среды. Весьма существенная страница человеческой истории осталась бы незаполненной, если бы Китай не посвятил двадцать веков своей жизни тому, чтобы убедиться на опыте в безжизненности и бессмысленности этого нового понятия власти. В течение долгих веков истории Небесная империя оказывала свое влияние на судьбы западного мира, одаряя нас чаем, шелком и другими полезными продуктами, но ее права на почетное место в истории человечества заключаются главным образом не в этом, а в опыте политического устройства общества, доказавшего полную несостоятельность и вред понятия власти как «отца, пекущегося о благе народа».

Две западные великие древние цивилизации — нильская и месопотамская, — достигнув известной степени развития, распространились до морского побережья и перешли в стадию морской цивилизации. Индия, запертая в бассейне своих рек, не имевших удобного сообщения с морем, кончила тем, что замерла и обособилась от общего потока всемирной истории. Один лишь Китай, прогрессивно расширяя область своего культурного воздействия, остался тем не менее в колыбели своей цивилизации — в бассейнах рек Хуанхэ и Янцзы. Территория собственно Китая составляется главным образом из бассейнов трех великих водных артерий — Хуанхэ, Сицзян (Жемчужная река) и Янцзы, — дополняемых обширной системой притоков, а следовательно, и путей сообщения между Монголией и Тонкинским морем. Все эти реки точно так же оплодотворяют своими наводнениями культурную страну Китай, как Нил, Тигр, Евфрат и Инд оплодотворяют остальные местонахождения великих речных цивилизаций. При этом зона наводнений, обусловливаемых периодическими разливами Хуанхэ и ее притоков, соприкасается на юге со страною, орошаемой Янцзы, и вместе с последней образует нечто, по основным характерным чертам весьма схожее с нильской дельтой, только в гораздо больших размерах. Как и египтяне, китайцы, жившие в долинах по среднему

течению обеих великих рек, могли достигнуть моря только после многовековой работы на месте своей оседлости, только после превращения беспредельных пространств, покрывающихся илом и грязью, в возделанную и густонаселенную страну. Вся область, известная под названием Цзинань, некогда подвергавшаяся постоянной опасности быть разоренной волнами, а теперь плодородная и цветущая, является результатом искусства и труда китайцев. Целый лабиринт каналов, прорезывающих в разных направлениях провинции Аньхой и Чжэцзян, гигантские плотины, сдерживающие постоянно изменяющиеся течения рек, потребовали для своего сооружения громадного количества труда, даже в сравнении с массой труда, затраченного в Египте. Все гигантские сооружения в Китае носили, несомненно, более утилитарный характер, нежели большая часть предприятий фараонов, но в смысле достигнутых результатов они были тождественны, так как и доселе Хуанхэ смывает иногда с лица земли результаты труда бесчисленных поколений.

Хуанхэ (Желтая река) обязана своим названием плодородным частицам желтой земли (желтозему), уносимым ее водами и сообщающим им желтый цвет, который, по верованиям китайцев, является символом земли — начала, зарождающего все: земледелие, социальный строй и власть. Первый император, упоминаемый в китайских летописях, носил звание «Желтый повелитель».

Желтозем покрывает в Китае площадь, в общем превышающую площадь всей Франции. Почва, покрытая желтоземом, обыкновенно бывает вся проточена небольшими вертикальными отверстиями. Вокруг Пекина она проявляется только кое-где на горных выступах, господствующих над равниной, но далее на запад она покрывает буквально всю поверхность гористой страны, лежащей между Тибетом и горными хребтами Шаньси. Над массами этой желтой земли, скопившимися на всем указанном огромном пространстве, известным русским путешественником Потаниным были произведены весьма интересные наблюдения и исследования, результаты которых опубликованы им сравнительно недавно. Вот что говорит он, между прочим: «Залежи красного песчаника, служащие основанием для скопления желтой земли (лёсса), расположены обыкновенно горизонтально, лишь изредка вместо них залегают гнейсовые породы. За весьма немногими исключениями, слои песчаника до такой степени пропитаны солью, что местные жители добывают ее оттуда простым вывариванием; зачастую выступы скал покрыты здесь кристаллами соли, выступающими также, наподобие снега или инея, и в некоторых долинах. Соленые озера весьма многочисленны, и даже вода некоторых рек пропитана солью. Горизонтальное положение слоев песчаника определяет контур и общую конфигурацию местности, представляющей собою равнину без всяких более или менее заметных возвышений. Впрочем, глаз неопытного путешественника в первое время обманывается многочисленными глубокими долинами и оврагами, придающими местности горный характер. Войдя в одну из таких долин с крутыми склонами, можно подумать, что находишься среди горной области, но в действительности путешественник имеет дело только с глубокими оврагами, рассекающими страну по всем направлениям. Такие овраги, обрамленные параллельными обрывистыми краями, высотою иногда до тысячи метров, тянутся порой на десятки километров и углубляются не только в скопления поверхностной почвы (лёсса), но и в мощные песчаниковые породы, лежащие

внизу. Чтобы уловить истинный характер местности, необходимо подняться из глубины такого оврага на равнину, и тогда на громадное расстояние вокруг можно видеть лишь ровную местность, пересеченную бесчисленными параллельными провалами, весьма напоминающими собою промежутки между зубьями гигантской гребенки. Провалы эти образуются следующим образом: подпочвенные воды, отыскивая себе выход и вымывая на своем пути пустоты, вызывают понижения почвы на поверхности, затем эти понижения наполняются водой, которая, просачиваясь вниз, увлекает за собою и частицы почвы, образуя провалы или нечто вроде колодцев. Затем колодцы расширяются в том направлении, куда текут подпочвенные воды, и постепенно превращаются в глубокие овраги, в конце концов соединяющиеся главным оврагом данной местности».

Строение почвы и некоторые ее особенности объясняют факт присутствия в водах Хуанхэ такого громадного количества ила и других осадочных материалов, которое путешественник прошло века Стонтон не без изумления определяет по вес в две сотых части всего количества воды. Река непреывно размывает берега, уносит с собою все мелкие частицы и затем, во время разливов, оплодотворяет ими местность вдоль берегов. По словам Элизе Реклю, разливы Хуанхэ бывают огромны и носят чрезвычайно разрушительный характер. Китайские авторы, цитируемые Карлом Риттером, уверяют, что поверхность речных вод во время разливов поднимается на 33 метра над береговыми полями. Преувеличение здесь очевидно, но несомненно, что подъем воды действительно бывает значителен и что окрестным жителям приходится работать без устали для того, чтобы предохранить от разрушения и уничтожения дома, жатвы и свое собственное существование.

Хуанхэ (Желтая река) обладает, быть может, даже в более сильной степени всеми отличительными чертами великих исторических рек, сдавших цивилизацию. Благодаря ей и Янцзы Китай подставляет собою такую географическую среду, которая вознаграждая, с одной стороны, человеческий труд, с другой — внушает прибрежным обитателям под страхом смерти солидарность и постоянную суровую трудовую дисциплину во всех, даже самых узких, областях жизни. Говоря о результатах влияния среды, следует, кстати, отметить важное отличие в данном отношении между Китаем и хотя бы Египтом. В Египте великая историческая река Нил была покорена и приспособлена к нуждам человека при помощи страшного угнетения и порабощения народных масс. В Китае нечто аналогичное случилось лишь в стране Цзинань и вообще в области нижнего плёса реки Хуанхэ, там, где находились налицо условия, близкие к физико-географическим условиям Нила. Наоборот, в области желтозема (лёсса) не было никакой нужды в больших общественных работах; почвенные и географические условия этой области требуют здесь разделения земель на участки, орошения их каналами и участия в работе небольших групп. Это последнее условие, несомненно, способствовало развитию среди населения чувства семейной и общинной автономии, столь характерной для земледельческого Китая; с другой стороны, отличительные особенности почвы пробуждали у населения инстинкт солидарности. Отсюда, вероятно, ведет свое происхождение господство патриархальных начал в китайской жизни в эпоху Конфуция.

До сих пор точно неизвестно, откуда на историческую арену явились «сто семей», эти первые культурные работники в бассейне великих китайских рек. Сами

китайцы, по-видимому, не сохранили никаких определенных воспоминаний о своей первоначальной родине. В сборнике древнейших произведений народной поэзии, называемом Шу-цзин, где многие произведения носят, бесспорно, архаический характер, некоторый свет на этот интересный вопрос бросают всего два отрывка, притом с большим трудом поддающиеся переводуvi.

Подобный недостаток местных преданий предоставляет обширное поле для создания всевозможных гипотез. Между прочим, в индийских законах Ману некоторыми учеными было отыскано место, гласившее, что некогда одна группа кшатриев ушла из Индии и поселилась в стране Маха Тшин (Великий Тчин). С другой стороны, известный немецкий ученый Шлегель полагал, что

первоначальные познания китайцев по астрономии были заимствованы ими от халдеевvii.

Тем не менее, по моему мнению, масса обстоятельств устанавливает тот факт, что будущие цивилизаторы Небесной империи переселились туда еще в состоянии варварства и что, следовательно, они не могли бы быть отпрысками какой-либо уже культурной группы. Ф.Ленорман, например, показал, что китайская бронза по своему составу отличается от бронзы, употреблявшейся в других странах; по показаниям самих китайцев, учреждение семейного строя имело место лишь в эпоху династии Чжоу. Но наиболее яркое подтверждение правильности моего взгляда я вижу в моносиллабизме китайцев. Действительно, моносиллабизм (односложность языка) ставит китайцев в стороне от всех культурных народов древности и одновременно сближает их с этнологической группой, до сих пор остающейся некультурной и только частью (аннамиты, жители Сиама и Тибета) присоединившейся, весьма поздно, к культурному очагу Индии и Китая.

До настоящего времени Китай не обладает единым национальным языком, так что обитатели различных кварталов одного и того же города не в состоянии понимать друг друга без посредства письма (т.е. идеографического языка). Даже возникновение единства Китая стало возможным лишь благодаря этому последнему. Вообще роль идеографического письма в истории китайской культуры громадна, и историческая роль и значение Конфуция в значительной мере объясняются его инициаторской ролью в изобретении и организации идеографического письма.

Резкий разрыв между письменностью и обыкновенной речью, между идеографическим письмом, известным лишь образованным людям, и языком, на котором говорят низшие слои населения, в сильной степени задерживает прогрессивное развитие китайской массы в целом. С другой стороны, интеллектуальное развитие нации затрудняется чрезмерной сложностью идеографии: изучение искусства чтения и письма поглощает массу времени, поэтому приходится пренебрегать другими научными занятиями, как, например, математикой и естественными науками.

Разнообразие наречий в Китае не помешало, однако, образованию единой китайской нации, и коренная причина этого заключается, по моему мнению, в характере главной китайской реки Хуанхэ. Эта река является творцом Небесной империи, и ее значение и роль в деле создания китайской нации легко можно видеть.

Китайские летописи началом Небесной империи считают потоп. Так, в начале классической книги «Летопись» мы читаем: «Вышедшая из берегов вода вселяет в меня ужас (говорит Яо); эти вышедшие воды затопляют все. Яо приказал Иу регулировать течение воды. Отныне вода будет течь по руслам, и это будут реки Хуанхэ, Цзи и Хань. Когда опасность потопа миновала, люди поселились на умиротворенной земле». Менций в свою очередь дает живописную и подробную картину наводнения.

Правда, в книге Конфуция Иу, строитель плотин и укротитель наводнений, фигурирует как второстепенное лицо, как скромный исполнитель приказов высшего повелителя. Но это сделано Конфуцием с нравоучительной целью: монарх не должен пренебрегать даже самым простым человеком и должен выбирать для исполнения важных задач достойных людей, несмотря на их низкое происхождение.

Впрочем, Конфуций не замедлил возвысить скромного строителя плотин Иу и возвел его в сан императора, родоначальника династии Ся. Это возвышение Иу, правда, служит для Конфуция новым поводом к тому, чтобы указать, что высшая власть должна быть избираема.

Дела и работы Иу изложены в третьей книге Шу-цзин — Иу-цзин. В этой книге с большими подробностями рассказывается, как с вершины горы Медвежье Ухо Иу, после того как упорядочил течение вод, после того как заставил Хуанхэ, Янцзы и Ханьцзян течь по своим руслам и сделал землю пригодной для жилища людей, приступил к организации государства, разделив его на девять провинций. Карты этих провинций, или областей, он начертал на бронзовых вазах; дальше рассказывается, как Иу приступил к разделу земли и к обложению жителей каждой провинции налогом, сообразуясь с плодородием почвы.

Изучение этого любопытного памятника китайской древней письменности позволило Рихтгофену нарисовать карту возможного расселения китайского народа и китайской цивилизации с древнейших времен. Это расселение шло таким образом: из области «Желтой земли» «сто семей» направились на восток, вниз по течению Хуанхэ; путь на запад и на север был прегражден монголамикочевниками, и, кроме того, области к западу и к северу от Хуанхэ были неплодородны, поэтому китайцы должны были завоевывать области в бассейнах Янцзы и Ханьцзян, покоряя постепенно дикие племена. В эпоху Менция «татуированные варвары» занимали еще весь южный Китай, но китайская культура проникла сюда через юго-восточные притоки Янцзы.

Эта необходимость последовательного завоевания трех речных бассейнов является причиной запоздания китайской цивилизации, так как китайцам приходилось несколько раз начинать свою культурную работу. Китайцы хорошо сознавали зависимость их цивилизации от рек; они отлично понимали роль и значение в деле создания их государства великих рек, и на их образном языке правительство и власть обозначаются понятием текущей воды.

Рассмотрение Китая привело нас к крайним границам материка Старого Света и завершило подтверждение того мнения, что среди бесчисленной массы «званых» народов «избранными» неизменно всюду и везде оказывались жители берегов рек с одинаковыми особенностями. Каждая из четырех великих культур

древности, как это свидетельствует наше изучение, является результатом гидрологических систем тех стран, которые служили им колыбелью, и, сообразно с этим, культурная история во всем Старом Свете представляет собою тяжкую задачу, заданную человеку физико-географическими особенностями страны.

Делая такое обобщение, я снова повторяю, что далек от мысли поддерживать идею речного фатализма. По моему убеждению, на всем беспредельном пространстве материков Старого Света истинным творцом истории следует считать вообще среду, а река имеет значение лишь потому, что является как бы синтезом многочисленных географических условий. Таков нормальный ход вещей, но мы не должны упускать из виду, что всякая естественная эволюция подвержена многочисленным уклонениям и что ни одно жизненное явление не происходит так просто и однообразно, как методически производимый в лабораториях опыт. Красноречивый пример четырех великих древних цивилизаций кажется мне достаточным для того, чтобы доказать, что нигде на всем свете не имел места факт развития вне речной среды, внушающей своим обитателям чувство ясно выраженной и последовательной солидарности, но это не мешает мне признавать, что сознание необходимости солидарности может быть внушено человеку географической средой и помимо посредничества рек.

В Старом Свете мне неизвестны исключения из этого правила; что же касается Америки, то культурное развитие совершалось там не на берегах больших рек лишь потому, что области, расположенные в бассейнах Миссисипи и Амазонки, не обладали теми географическими данными, которые составляют характерные черты Нила и Хуанхэ.

Населенные области Америки, где зародились самостоятельные проблески цивилизации, находятся на болотистых плоскогорьях Анагуакаviii и Боливии, где обширные внутренние моря-озера с изменяющимся под влиянием засух и ливней уровнем заставляют живущих на их побережьях людей предпринимать общественные работы по созданию плотин, каналов и т.п., приучая, таким образом, жителей к практике солидарности и к коллективному труду. Но зародившиеся здесь небольшие местные очаги культуры своей изолированностью были обречены оставаться за пределами истории на плоскогорьях Мексики и Перу, среди девственных лесов или знойных пустынь. История американских цивилизаций должна быть расшифрована другим путем, чем тот, который мы установили в нашей книге по отношению к цивилизациям Старого Света. Но тем не менее природа Нового Света также ставит перед жителями выбор: смерть или солидарность, других путей у человечества нет. Если оно не хочет погибнуть, то люди неизбежно должны прибегать к солидарности и к общему коллективному труду для борьбы с окружающими неблагоприятными условиями физикогеографической среды. В этом заключается великий закон прогресса и залог успешного развития человеческой цивилизации.

Примечания

Социологические работы Л.И. Мечникова, за исключением книги «Цивилизация и великие исторические реки», никогда не переиздавались, хотя, как

отмечал первый его биограф М.Д. Гродецкийix, в конце 1890-х годов было «одним из столичных издателей задумано, а частью подготовлено к печати издание нескольких томов избранных статей Мечникова, имеющих не временной интерес». Издание не осуществилось, кто был тот издатель — неизвестно, а работы Мечникова так и остались разбросанными по разным журналам, подписанные вдобавок разными псевдонимами. Сам же Мечников, живший в постоянном безденежье, с которым он и боролся главным образом текущей литературной работой, просто не имел времени на то, чтобы собрать свои статьи воедино. Относительное благополучие последних лет жизни, изрядно подпорченное болезнями, было использовано им для написания главного труда — книги «Цивилизация и великие исторические реки».

Писал Мечников, как правило, быстро, почти всегда набело, умея сосредоточиться в любой обстановке, которая в условиях эмигрантского существования отнюдь тому не благоприятствовала. Мог писать на людях, во время разговоров, вставляя иногда в них и свои замечания. Много читая, путешествуя, общаясь с огромным кругом лиц, Мечников обладал колоссальной эрудицией. Работе отдавался полностью, страстно, закончив же статью, сразу переходил к другим делам, которых всегда было много. Написанное перед отправкой иногда даже не перечитывал. (Отсюда, кстати, некоторые небрежности в письме.) Ольга Ростиславовна, его жена, впоследствии вспоминала: «Речь его была блестящая, живая, остроумная и лилась совершенно свободно, никогда он не искал слов; о чем бы он ни говорил, в его распоряжении всегда был самый разнообразный и громадный запас выражений»x.

Такое энциклопедическое единение речи и письма хорошо заметно в работах Мечникова. В целом в них не так уж много мест, требующих пояснений, поскольку писал он строго в расчете на читателя и как можно яснее, но упоминается множество имен людей, которых Мечников знал не только по литературе, но и лично. Некоторые из них воспринимаются ныне с интересом и удовлетворенностью, но есть и полузабытые и даже совершенно неизвестные. Эти имена, снабженные кратким пояснением, по большей своей части приведены в конце книги, в «Указателе имен».

В своих работах Мечников часто ссылается на литературные источники, к сожалению делая это крайне небрежно, не указывая ни места, ни года издания, а зачастую даже название книги или статьи приводя лишь частично. В значительной степени этот недостаток усилиями составителя и редактора удалось исправить.

Тексты работ Л.И. Мечникова сохранены полностью, осуществлен лишь их перевод в новую орфографию и внесены изменения в пунктуацию. Кроме того, устаревшие написания некоторых географических названий заменены на современные, а в случае, если название изменилось, в квадратных скобках приведено новое.

iВ. П. Васильев. Цит. выше статья

iiВ. П. Васильев. Цит. статья

iiiНасколько Конфуций был далек от всякой мистики и стремления окутать свое учение покровом таинственности, могут показать следующие факты: спрошенный однажды одним молодым учеником о смерти Конфуций ответил: «Ты думаешь о

смерти, но ты ведь еще не научился жить!» Одному своему ученику, желавшему постигнуть тайны загробного мира, он сказал: «Людям чрезвычайно трудно познать даже и этот, непосредственно открытый их чувствам мир, тем более они не в состоянии познать того, о чем им никто не может дать даже и первоначальных сведений».

ivJ. Legge. Confucianism in relation to Christianity. London, 1877

vИмператор Хоан-ву из династии Мин издал декрет об изъятии из программ высших учебных заведений трудов Менция. Ученые горячо протестовали против этого. Тогда император отдал приказ казнить всякого, кто воспротивится его декрету. На следующий день к императору явился его первый министр с протестом против запрещения произведений Менция и с гробом для своего тела, так как он ожидал, согласно декрету, смертной казни за протест. Император после этого отменил декрет

viSimоn. La Cite chinoise

viiЭлизе Реклю на основании исследований многих ориенталистов предполагает, что «сто семей» — «Бак-син» — имели первоначальным исходным местом Древнюю Халдею, на что указывает слово Бак, встречающееся часто в Халдее и в Месопотамии (Бактриана, Багистан, Багдад и т.д.). Подтверждением этого служит также и сходство астрономических познаний китайцев и халдеев. Вследствие постоянного продвижения от неизвестных причин «сто семей» перешли пояс гор, и после некоторого пребывания в области реки Тарим они вступили в конце концов в долину Желтой реки

viiiАнагуак — устаревшее название мексиканского побережья, иногда всей

Мексики

ix«Жизнь», 1897, № 23

xГАРФ, ф. 6753, оп. 1, ед. хр. 88, л. 12

Указатель имен

Август Цезарь (63 до н.э. — 14 н.э.) — рим. император с 27 г. до н.э

Авезак Паскаль (1800—1885) — фр. географ, президент Парижского географического об-ва, исследователь Африки

Авраам — библ., родоначальник евреев Адемар Альфонс Жозеф (1797— 1862) — фр. математик, автор идеи об

астрономических причинах древних оледенений на Земле Адриан Публий Элий (76—138) — рим. император из династии Антонинов

Акбар (Джелаль-ад-дин Мохаммед) (1542—1605) — Великий Могол Индостана, потомок Тимура

Александр Македонский (356— 323 до н.э.) — царь Македонии с 336 г. до н.э., основатель крупнейшей империи

Аменемхет I (2000—1970 до н.э.) — егип. фараон, основатель XII династии Аваксимандр (ок. 610 — после 547 до н.э.) — др.-греч. философ,

представитель милетской школы

Анфантен Бертелеми Проспер (1796—1864) — фр. социалист-утопист,

ученик и последователь Сен-Симона Араго Доминик Франсуа (1786— 1853) — фр. ученый, труды по астрономии

и истории науки Арам — библ., сын Сима, внук Ноя

Аристотель (384—322 до н.э.) —др.-греч. философ и ученый Арфаксад — библ., сын Сима, внук Ноя, считается родоначальником

жителей сев. Части Ассирии Ассур — библ., сын Сима, внук Ноя

Ассье Адольф де (1828—?) — фр. ученый-математик, Аттила (?—453) — предводитель гуннов

Ахмет-шах (ок. 1724—1773) — основатель царства афганцев-дурани Ашока (Асока) (268—232 до н.э.) — инд. властитель из династии Маурьев

Ашшурбанипал (Сарданапал) (669—633 до н.э.) — ассир. царь

Бабер (Зегир-ад-дин Мохаммед) (1483—1530) — первый Великий Могол Индии, внук Тамерлана

Байрон Джордж Гордон (1788— 1824) — англ, поэт

Бастиа Фредерик (1801—1850) — фр. политэконом, ревностный проповедник свободной торговли

Бастиан Адольф (1826—1905) — нем. этнограф, автор концепции о единстве человеческой психики, которая обусловливает единство культуры всех народов

Батый (1208—1255) — монг. хан, основатель Золотой Орды, внук Чингисхана

Беккерель Автуан Сезар (1788— 1878) — фр. физик, специалист в области электричества и магнетизма

Бержере Луи Франсуа (1814—7) — фр. врач Бёртон Ричард Фрэвсис (1821— 1890) — англ, путешественник,

исследователь Африки Бисмарк Отто Эдуард (1815— 1898) — нем. политик, канцлер Германской

империи

Блонден Шарль (1824—1897) — фр. канатоходец, «герой Ниагары»

Блюнчли Иоганн Каспар (1808— 1881) — швейц. юрист

Бодуэн Петр Гавриил (1689— 1768) — католич. священник, миссионер Бокль Генри Томас (1821—1862) — англ, историк и философ, главным

фактором исторического развития считал интеллектуальный прогресс Борджиа Лукреция (1480—1519) — дочь Родриго Борджиа (папы

Александра VI)

Боссюэ Жак Бенин (1627—1704) — фр. епископ, писатель, сторонник сильной монархической власти

Ботвелл Джеймс Кепбэрн (1536— 1578) — шотл. граф, герцог Оркнейский, третий муж Марии Стюарт

Бреттшнейдер Карл Готлиб (1776—1848) — протестантский богослов

Бругш Генрих Карл (1827— 1894) — нем. археолог-египтолог

Бруссе Казимир (1803—1847) — фр. ученый

Брюс Джеймс (1730—1794) — шотл. путешественник, в 1770 г.достигший истока Голубого Нила

Будда (Шакья-Муни) (623—544 до н.э.) — наст, имя Сиддхартха Гаутама, основатель буддизма

Булье Франциск (1813—1899) — фр. философ и педагог, сторонник учения о господстве души в человеческих действиях

Булье Шарль (1470—1553) — фр. философ, математик, богослов

Бургаве (Бургааве) Герман (1668— 1738) — голл. врач, ботаник и химик

Бушю Эжен (1818—1891) — фр. врач, специалист по детским болезням Бэр Карл Максимович (1792— 1876) — рус. естествоиспытатель и

путешественник, основатель эмбриологии

Бюрнуф Эмиль Луи (1821—1907) — фр. филолог

Бюффон Жорж Луи (1707—1788) — фр. натуралист, в противоположность К.Линнею отстаивал идею об изменяемости видов под влиянием природной среды

Вайц Теодор (1821—1864) — нем. психолог и антрополог

Васильев Василий Павлович (1818—1900) — рус. востоковед, специалист по китайской и тибетской истории

Венюков Михаил Иванович (1832—1901) — рус. путешественник,

исследователь Японии, Китая и российского Дальнего Востока Вернер (Берне) Фердинанд — нем. военный врач, участник экспедиции

вверх по Нилу в 1840-х гг.

Видок Эжен Франсуа (1775— 1857) — известный фр. сыщик, написал четыре тома мемуаров

Вирхов Рудольф (1821—1902) — . нем. политик и ученый, основоположник патологической анатомии

Виссман (Вайсман) Герман фон (1853—1905) — нем. путешественник,

исследователь бассейна р. Конго

Вольтер Мари Франсуа (1694— 1778) — фр. писатель, историк, Вуазен Огюст Феликс (1829— 1898) — фр. врач-психиатр

Вырубов Григорий Николаевич (1843—1913) — рус. философ-позитивист,

минералог