!!Экзамен зачет 2023 год / Второй семестр
.pdfвстречающегося в ряде из указанных моделей факторинга элемента услуг уместно субсидиарное применение норм о возмездном оказании услуг в том объеме, в котором они не входят в противоречие со специфическими нормами гл. 43 ГК РФ, так что указание на сей счет в комментируемом пункте также абсолютно очевидно. Наконец, обеспечительный факторинг, предполагающий возвратность предоставленного клиенту финансирования, в силу прямого указания в комментируемом пункте подчиняется также нормам о займе, применяемым опять же в субсидиарном порядке.
Статья 825. Финансовый агент
Сейчас в качестве фактора может выступать любая коммерческая организация, за исключением тех, которые обладают специальной правоспособностью, не охватывающей факторинговые операции. В силу п. 3 ст. 23 ГК РФ, распространяющего на индивидуальных предпринимателей правила о коммерческих организациях, есть основания допускать до ведения факторингового бизнеса и индивидуальных предпринимателей.
Как право должно реагировать на договоры факторинга, в которых в качестве фактора выступает гражданин, не являющийся индивидуальным предпринимателем? Тут возможны различные решения.
Во-первых, возможна такая логика: гражданам, не являющимся индивидуальными предпринимателями, закон (правила о купле-продаже и цессии) не запрещает приобретать денежные требования у третьих лиц. Поэтому установленный в комментируемой статье запрет на учас Во-первых, возможна такая логика: гражданам, не являющимся индивидуальными предпринимателями, закон (правила о купле-продаже и цессии) не запрещает приобретать денежные требования у третьих лиц. Поэтому установленный в комментируемой статье запрет на участие граждан, не являющихся предпринимателями, в роли фактора распространяется только на случаи заключения именно договора факторинга. Видимо, целесообразно переквалифицировать такой договор, предполагающий уступку денежных требований и в дополнение к этому оказание услуг по учету и агентских услуг в отношении неких иных денежных требований цедента, в обычное возмездное соглашение о цессии с отсечением той части
сделки, которая касается услуг. Что же до обеспечительного и инкассо факторинга, то сфера применения установленного
вкомментируемой статье запрета зависит от того, как мы готовы определять пределы охвата таких конструкций. Если даже разовую сделку предоставления займа с обеспечением
ввиде уступки денежного требования или разовую сделку передачи денежного требования для целей оказания услуг по взысканию долга (на инкассо), не сопровождаемые какими-то дополнительными услугами цессионария в отношении иных требований, пока остающихся у цедента, мы будем готовы считать факторингом, то предусмотренный
внастоящей статье запрет означает жесткий запрет на участие граждан в подобных сделках на стороне цессионария. Такие сделки ничтожны в силу ст. 168 ГК РФ, как нарушающие прямой законодательный запрет. Если же факторинг в его обеспечительном и инкассо-вариантах видеть только там, где договор носит длящийся характер и предусматривает дополнительные услуги в отношении требований, еще не перешедших к цессионарию, то установленный запрет следует применять аналогично ситуации безвозвратной модели факторинга: отсекать элемент услуг за счет признания его ничтожным и сохранять в силе изолированный заем с обеспечением в виде передачи займодавцу денежного требования или изолированной уступки для целей взыскания долга.
Во-вторых, возможно и принципиально иное решение: вовсе отказаться от признания договора факторинга в любой его ипостаси тотально или даже частично ничтожным, несмотря на то что в качестве фактора выступает обычный гражданин, не являющийся формально предпринимателем, вместо этого применяя к фактору-гражданину лишь публично-правовые санкции за занятие незаконной предпринимательской деятельностью. Положения п. 2 ст. 168 ГК РФ допускают, что в некоторых случаях из природы законодательного запрета в случае его нарушения достаточно каких-либо иных санкций и такая санкция, как ничтожность сделки, избыточна.
Статья 826. Денежное требование, являющееся предметом уступки
В рамках договора факторинга может быть уступлено как одно или несколько конкретных требований, так и целый «пул» дебиторской задолженности (так называемый оптовый факторинг). При таких оптовых уступках важнейшей задачей является индивидуализация предмета
уступки с такой степенью определенности, которая позволит избежать риска признания договора незаключенным.
Как известно, предмет уступки может быть не только определенным, но и определимым. В этом случае сторонам необходимо сформулировать в договоре факторинга критерии, применив которые не только они сами, но и любое третье лицо (в том числе судья) сможет определить, об уступке каких требований договорились фактор и клиент на момент перехода требований к фактору. Согласно ст. 5 Оттавской конвенции 1988 г. условие договора факторинга, предусматривающее передачу существующих или будущих требований, действительно даже в отсутствие индивидуального обозначения требований, если во время заключения контракта или во время возникновения требований они могут быть определены.
Проблема здесь состоит в том, что такое условие о предмете уступки позволяет идентифицировать соответствующие требования и момент их перехода с достаточной степенью определенности при рассмотрении споров в суде, но при подобном описании предмета договора фактор до суда может испытывать сложности в понимании того, какие конкретно требования и когда перешли к нему. Клиент в целом будет понимать, какие требования и когда перешли в имущественную массу фактора, но последний может не иметь четкого представления на сей счет. Как представляется, вряд ли такой способ идентификации предмета уступки должен влечь признание договора незаключенным, но сторонам стоит, видимо, избегать такой модели идентификации предмета уступки во избежание правовой неопределенности.
Вроссийском праве не вполне прояснен вопрос о допустимости еще более общего определения предмета отчуждения и допустимости глобальной уступки всех оборотоспособных существующих и (или) будущих требований цедента по отношению к любым третьим лицам. Впрочем, насколько позволяет судить доступная нам информация, на практике стороны идентифицируют вполне конкретные требования, переходящие к фактору, и описанные выше способы фиксации не определенного, а определимого предмета уступки встречаются нечасто.
Вп. 1 комментируемой статьи достаточно удачно решена
проблема разграничения существующих и будущих требований: к будущим отнесены только требования, которые еще вообще не возникли (например, по еще не заключенным контрактам); возникшие же требования, включая несозревшие, помещены в категорию существующих. Остается неразрешенным вопрос о том, к какой категории следует отнести требования из уже заключенных договоров, возникновение которых поставлено под отлагательное условие. Как представляется, такие требования должны считаться будущими, так как в силу п. 1 ст. 157 ГК РФ наступление отлагательного условия приводит к возникновению обязательства, соответственно, до наступления отлагательного условия требование не просто не созрело, а вовсе не существует. Впрочем, следует сказать, что в науке иногда высказывается точка зрения, согласно которой отлагательно обусловленные обязательства возникают в момент заключения договора и созревают при наступлении условия ровно таким же образом, как созревают обязательства, зависящие от наступления срока.
Также вызывает споры вопрос о том, должно ли считаться существующим или будущим требование о внесении оплаты за осуществляемое встречное предоставление (поставляемый товар, выполняемые работы, оказываемые услуги и т.п.) по синаллагматическому договору, если договор или закон предусматривают, что оплата производится при условии осуществления такого встречного предоставления, но последнее еще не осуществлено.
Также вызывает споры вопрос о том, должно ли считаться существующим или будущим требование о внесении оплаты за осуществляемое встречное предоставление (поставляемый товар, выполняемые работы, оказываемые услуги и т.п.) по синаллагматическому договору, если договор или закон предусматривают, что оплата производится при условии осуществления такого встречного предоставления, но последнее еще не осуществлено. Одни юристы считают, что речь идет о таком же условном требовании, которое лишь возникает при осуществлении встречного исполнения; другие возражают и отличают такую ситуацию от обязательства, поставленного под классическое отлагательное условие.
Косвенно первый подход находит поддержку в судебной практике. Так, согласно п. 1 ст. 5 Закона о
несостоятельности (банкротстве) «возникшие после возбуждения производства по делу о банкротстве требования кредиторов об оплате поставленных товаров, оказанных услуг и выполненных работ являются текущими», что означает непомещение их в реестр требований кредиторов должника и погашение их в ходе осуществления процедур банкротства. Те же требования, которые возникли до возбуждения дела о банкротстве, согласно российскому законодательству о банкротстве попадают по общему правилу в реестр требований кредиторов должника. Судебная практика в связи с этим указывает на то, что обязательство по оплате оказанных услуг, выполненных работ или поставленных товаров с условием об отсрочке платежа возникает не в момент заключения такого синаллагматического договора, а в момент осуществления предшествующего исполнения. Соответственно, если этот момент имел место после возбуждения дела о банкротстве, требование об оплате будет текущим.
Тем не менее вопрос нельзя признать окончательно проясненным и разрешенным в российском праве. Нормы о банкротстве брать в качестве единственного критерия разграничения гражданско-правовых институтов безропотно нельзя, так как в банкротстве происходят невероятные искажения классической цивилистической догматики.
Остается только добавить, что наряду с самими денежными требованиями к фактору переходят по умолчанию (если иное не оговорено в договоре факторинга) и дополнительные требования, связанные с основным уступаемым требованием (например, право на взыскание неустойки или процентов по ст. 395 ГК РФ), а также акцессорные обеспечительные права (залог, поручительство). Это следует из применения общих правил о цессии (п. 1 ст. 384 ГК РФ). То же указано и в ст. 7 Оттавской конвенции 1988 г.
Врешении вопроса о моменте перехода уступаемого требования законодатель, по сути, воспроизвел те положения, которые и так уже содержатся в общих нормах об уступке гл. 24 ГК РФ.
Вп. 3 комментируемой статьи мы обнаруживаем довольно странную формулировку: договор факторинга,
предполагающий последующий переход требования, достаточен сам по себе для того, чтобы такой последующий переход требования состоялся, и в дополнительном оформлении перехода требования нет необходимости. Применительно к уступке будущих требований в данной норме нет необходимости, ибо в силу нормы п. 2 комментируемой статьи будущее требование переходит фактору автоматически через логическую секунду после его возникновения; никакого оформления здесь не требуется, и комментируемый пункт это, видимо, подтверждает.
В контексте уступки существующего права норма выглядит несколько странно. Если стороны не хотят, чтобы требование переходило в момент заключения договора факторинга, как это следует из общей нормы п. 2 комментируемой статьи, и при этом не ставят автоматически переход права под условие или в зависимость от наступления срока, а фиксируют в договоре обязательство клиента произвести уступку требования в будущем, то единственно логически допустимые модели определения механики перехода права в такой ситуации состоят либо в переходе права при доставке волеизъявления одной из сторон (модель опциона), либо в переходе права в момент подписания двустороннего распорядительного акта о переходе права. В обоих этих случаях имеет место тот или иной вариант «оформления» перехода права.
С учетом этого данную несколько странную норму, видимо, следует интерпретировать таким образом: если из текста договора следует, что переход права не происходит в момент заключения договора, а отложен, то в сомнительных ситуациях, когда текст договора допускает двоякую интерпретацию, подразумевать следует вариант автоматического перехода права, а не вариант перехода права на основании двустороннего или одностороннего волеизъявления.
Статья 827. Ответственность клиента перед финансовым агентом
В п. 1 комментируемой статьи продублирован тот подход, который закреплен в действующей редакции ст. 390 ГК РФ.
Далее рассмотрим то, как правила комментируемого пункта, дублирующие правила п. 1 ст. 390 ГК РФ в отношении факторинга, соотносятся с конструкциями безвозвратного, обеспечительного и инкассо-моделей факторинга. Также
ниже в контексте каждой из трех моделей факторинга будет разобрана проблематика применения нормы, допускающей исключение ответственности цедента за действительность уступленного права.
Когда речь идет о возмездной уступке требования в обмен на уплату цены, или безвозвратной модели факторинга, мы имеем дело с куплей-продажей. В такой ситуации на случай выявления недействительности уступленного требования налицо нарушение обязательства продавца передать оговоренное имущество. Соответственно, логично давать фактору (цессионарию) право на отказ от договора и вытекающее из реализации этого права прекращение долга фактора по уплате еще не уплаченной цены, а также право требовать возврата уплаченной цены. Если часть из уступленных требований оказалась недействительна, цессионарий (фактор) может отказаться от договора либо в пропорциональной части, либо в целом, если непередача данной части требований представляет собой существенное нарушение в отношении всего договора и оправдывает тотальное непропорциональное расторжение.
Правомерная реализация фактором права на отказ от договора, во-первых, прекращает долг фактора по оплате недействительных, а следовательно, и непереданных требований. Это следует из правил ст. 453 ГК РФ о прекращении обязательств при расторжении договора. Вовторых же, отказ от договора дает фактору право требовать возврата уплаченной за недействительное требование цены (а в случае тотального расторжения – всей цены договора). Последнее вытекает из общих правил ст. 453 ГК РФ о последствиях расторжения договора и прямо упомянуто в п. 3 ст. 390 ГК РФ. Естественно, если фактор сразу обращается к клиенту с требованием о возврате уплаченной цены, такое волеизъявление подразумевает и отказ от договора. Кроме того, п. 3 ст. 390 ГК РФ допускает взыскание с цессионария убытков. Эта санкция вполне уместна и в контексте безвозвратной модели факторинга, так как здесь налицо нарушение обязательства передать требование. Если цессионарий (фактор) правомерно отказался от договора, он получает еще и право на взыскание убытков, вызванных правомерным расторжением нарушенного договора.
Наконец, из правил ст. 330 ГК РФ следует возможность согласовать в договоре штраф, который клиенту надо будет уплатить на случай выявления недействительности
уступленного требования, либо штраф, который клиент будет обязан уплатить на случай правомерного расторжения фактором договора в ответ на выявление недействительности уступленного требования.
Также комментируемый пункт допускает возможность исключения ответственности клиента за недействительность уступленного требования. Но в п. 1 комментируемой статьи отсутствует упомянутое в п. 1 ст. 390 ГК РФ важное ограничение для включения в договор условия об освобождении клиента (цедента) от ответственности на случай недействительности уступаемого права. Такое условие согласно п. 1 ст. 390 ГК РФ допустимо, если недействительность требования вызвана обстоятельствами, о которых цедент не знал или не мог знать либо о которых он предупредил цессионария, в том числе обстоятельствами, относящимися к дополнительным требованиям, включая требования по правам, обеспечивающим исполнение обязательства, и правам на проценты. Несмотря на то что упомянутое ограничение встречается лишь в общих нормах об уступке требования, а в комментируемой статье оно отсутствует, не вызывает никаких сомнений тот факт, что оно распространяется и на договоры факторинга и должно учитываться сторонами при формулировании пределов ответственности клиента перед финансовым агентом.
Впрочем, до сих пор не вполне прояснено, распространяется ли упомянутая в п. 1 ст. 390 ГК РФ, а следовательно, и в п. 1 комментируемой статьи свобода сторон исключить ответственность на случаи применения договорной ответственности в узком смысле (т.е. возможности взыскания убытков), либо в договоре можно согласовать, что при выявлении недействительности требования цессионарий не может отказаться от договора и обязан внести оплату за уступаемое право (как выяснилось, несуществующее), если она еще не внесена, а также не может требовать возврата уплаченной цены, если цена им уже уплачена. В принципе, отказ от договора не является мерой ответственности по смыслу норм ГК РФ. Не является мерой ответственности и возврат уплаченной цены при расторжении договора (к такому требованию в силу ст. 453 ГК РФ применяются нормы ГК РФ о неосновательном обогащении). Так что открыта дорога для буквального толкования нормы п. 1 ст. 390 ГК РФ и допущения возможности исключения по условиям договора лишь
ответственности в строгом смысле слова (т.е. взыскания убытков). Впрочем, сложность состоит в том, что и право на возврат уплаченных средств, и взыскание убытков упомянуты в ст. 390 ГК РФ, которая в целом называется «Ответственность цедента», что может намекать на то, что в контексте ст. 390 ГК РФ ответственность понимается в более широком смысле. Данный вопрос в судебной практике пока не прояснен.
Представляется, что если если уступленное фактору в качестве обеспечения заемных обязательств клиента требование оказалось недействительным, то должны применяться правила ст. 813 ГК РФ о нарушении заемщиком обязательств предоставить обеспечение, ведь недействительность уступленного требования представляет собой нарушение обязательства заемщика предоставить эффективное обеспечение. Согласно ст. 813 ГК РФ займодавец в такой ситуации, выявив недействительность уступленного требования после выделения заемного финансирования, получает право на его досрочное истребование с начислением согласованных процентов до даты фактического возврата займа.
В силу прямо выраженной диспозитивности правил ст. 813 ГК РФ стороны могут в договоре исключить возникновение у фактора указанных прав на случай недействительности уступленного в качестве обеспечения требования или оговорить иные ограничения. Впрочем, как представляется, в ситуации, когда клиент знал или должен был знать о недействительности уступаемого права (или значительной части «пула» уступаемых прав), но не предупредил об этом фактора, условие договора, ограничивающее указанные в ст. 813 ГК РФ права на случай выявления недействительности уступленного требования, должно признаваться ничтожным. Это можно вывести из применения п. 1 ст. 390 ГК РФ и общих правил ГК РФ о добросовестности (п. 3–4 ст. 1 ГК РФ).
Кроме того, нет никаких сомнений в том, что в случае выявления недействительности уступленного в целях обеспечения требований фактор имеет право требовать возмещения убытков за нарушение обязательств предоставить эффективное обеспечение по общим правилам договорной ответственности. Договором взыскание убытков может быть исключено, кроме случаев, когда клиент знал или должен был знать о недействительности уступаемого
требования, но не предупредил фактора. Ряд иных санкций может быть также согласован непосредственно в самом договоре.
При уступке требования для целей формирования условий для оказания фактором услуг по взаимодействию с должником от своего имени, взыскания долга и передачи полученного клиенту за вычетом вознаграждения фактора, уступка не представляет собой полноценное договорное предоставление, находящееся в синаллагматической связи со встречными обязательствами фактора по оказанию услуг, а играет вспомогательную роль, являясь исполнением кредиторской обязанности обеспечить должнику возможность исполнить свое обязательство оказать соответствующие услуги.
Если требование не уступлено, то имеет место не нарушение обычного обязательства, а просрочка кредитора (ст. 406 ГК РФ). В такой ситуации фактор в силу п. 3 ст. 405 ГК РФ не допускает просрочку по своим обязательствам оказать соответствующие услуги, а также он вправе требовать возмещения убытков (например, своих тщетно понесенных расходов). Все это в полной мере касается и ситуации, когда уступленное требование оказалось недействительным.
Как представляется, договор не может исключить действие правила п. 3 ст. 405 ГК РФ, а также право фактора на отказ от договора при неисполнении клиентом своей обязанности передать требование для обеспечения фактору возможности исполнить договор. Взыскание убытков может быть исключено договором кроме случаев, когда клиент знал или должен был знать о недействительности, но фактора не предупредил.
В п. 3 комментируемой статьи мы вновь имеем дело с повтором общих правил о цессии (п. 1 ст. 390 ГК РФ). Здесь скопировано традиционное правило: цедент не отвечает в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения должником уступленного цессионарию требования. Рассмотрим подробнее, как урегулирована ответственность клиента за неисполнение уступленного требования в рамках трех моделей факторинга.
Закрепленное в комментируемом пункте общее правило присуще безвозвратной модели факторинга. Фактор в