ОТДЕЛ II.
ПРОЗА.
ПШЕНИЦА И ПЛЕВЕЛЫ.
(Притча)
Послал однажды хозяин работников своих в поле и приказал им засеять его пшеницей. Работники, засеяв поле, легли отдохнуть и заснули; когда же они спали, пришел на поле недруг их хозяина и посеял между пшеницей плевелы. Взошла и выросла пшеница; взошли и выросли плевелы. Работники скоро заметили их, пришли к хозяину и сказали ему: «Господин, между пшеницей выросли плевелы, не сходить ли нам на поле и не повырывать ли их?» — «Нет, не ходите, — отвечал им хозяин, — вырывая плевелы, вы нечаянно можете вырвать и пшеницу; пускай они растут вместе, пока придет жатва. Когда же придет время жатвы, тогда я прикажу моим жнецам собрать отдельно плевелы и, связав их в снопы, сжечь, — а пшеницу перевезти ко мне в житницу».
ВОСПИТАНИЕ.
Ребенок видел, как отец посадил в своем саду дикую лесную яблоньку. «Зачем ты это делаешь? — спросил он отца, — вот уж такому негодному деревцу я бы не дал места в саду».
— А почему ты знаешь, что это деревцо никуда не годится? — спросил отец.
«Это видно с первого взгляда», —отвечал мальчик.
— Да, оно конечно, мало и незавидно, но в нем скрывается большая сила и со временем оно может вырасти и приносить плоды.
Через несколько времени мальчик опять увидел, что отец его заботливо возится около новой яблоньки: ставит колья, привязывает к ним одни ветки, а другие срезывает.
«Зачем ты не даешь деревцу расти свободно?»— спросил мальчик.
— Затем, чтобы ветер его не сломал и чтобы оно могло расти прямо и стройно.
Потом отец вскопал землю около корня и окружил деревцо кольями, чтобы скот не мог его сломать.
— Посмотри, — сказал он сыну, — как я люблю это молодое деревцо, а люблю я его за ту жизненную силу, которая в нем скрыта, и о ней-то я хлопочу и забочусь.
На следующую весну отец пришел к деревцу с отростком, срезанным с другой, хорошей яблони, и с ножом в руках: он разом срезал всю верхушку молодого деревца.
«Что ты делаешь, — вскричал мальчик в испуге, — теперь все труды твои пропали даром».
Но отец улыбнулся, расколол немного ствол деревца, и, всадив в него принесенную им веточку, заклеил разрез замазкой и тщательно обвязал тряпкой.
— Вот видишь ли,— сказал он сыну, когда работа была кончена, — если б дерево осталось в лесу, оно было бы и криво и сучковато, и приносило бы со временем такую кислицу, которой есть было бы невозможно. Но я позаботился, чтобы оно росло прямо, а теперь, при наступлении весны, дал скрытым в нем силам новое, лучшее направление, прищепив к нему веточку от хорошего дерева, плоды которого уже известны.
Скоро молодое деревцо выросло, пустило новые ветви и покрылось почками и цветами, а к осени ветки его уже гнулись под тяжестью больших румяных яблок.
— Ну, что скажешь теперь? — спросил отец сына.
«Ах, — отвечал тот, — какое это прекрасное, |
бла- |
городное дерево, труды твои не пропали даром». |
так |
— Дай бог, — продолжал отец, — чтобы ты |
же отблагодарил меня за заботы о твоем воспитании.
ОТЦОВСКИЙ долг .
Происшествие, о котором я веду свой рассказ, не вымышленное: я слышал его от достоверных люден. Случилось оно в Московской губернии, кажется, в Звенигородском уезде.
Жил-был один крестьянин, не то чтоб зажиточный, а хорошим домом, человек работящий и честный. Кроме жены, семья его состояла из трех дочерей да сына-молодца. В животе, в смерти бог волен: кажись, крепок был наш Захар Антонов, а вдруг свалился и отдал богу душу. Новая изба, которую начал было он строить, собираясь.женить своего Ваню, осталась недоконченной, — и долгов нашлось на нем немало: соседям — кому пять, кому десять рублей, а одному городскому купцу, у которого забирал он кое-какой товар, без малого пятьсот. Деньги браны были, как водится у простого парода, на честном слове, без векселей и заемных писем. Должник умер, кажется, и делу бы конец, ан нет, по крестьянскому разумению отдать надобно, честное имя должно остаться незапятнанным. Пристают кредиторы ко вдове, один даже грозит пожаловаться начальству... «Подождите, кормильцы, —мо- лит она — вот управлюсь маленько с делами, к Петрову дню телят пару, да лошадь продам»... Куда— и слышать не хотят. Что делать? Словно нож в сердце было слышать Ивану Захарову, как корят память отца: так и думается ему, что при всяком попреке ворочаются в могиле старые кости... «Эх-ма!»... и задумал он что-то.
По губернии объявлен был рекрутский набор; в деревне, где жил Иван, черед выставлять рекрута пал на один семьянистый, но богатый дом. Приходится отдавать одного из троих взрослых парней. Рады бы они нанять охотника, да негде взять: время горячее, спеш-
623-
ное. — «Да не возьмешь ли меня?» — спрашивает вдруг Иван Захаров у соседа.
— Иль шутить вздумал, Ванюха? — проговорил тот с сердцем. — «Какие шутки, пойду я за твою семью служить богу и великому государю». — «Да как же, любезный ты мой, мать-то твоя... того... ведь ты один у нее, как перст... «Ну, уж это мое дело. Сколько же дашь?» — Ах, родной, выручи. Тысячу рублев новенькими бумажками тебе отсчитаю, избу дострою. —
— «Эва, дешево больно! Мне непременно надо две, и копейки не уступлю». — Побойся бога, Ваня, разорить хочешь. — «Вот то-то и есть, дядя Герасим: за пару хороших коней, что ездят у тебя в Москве, заплатил почесть тысячу, а тут... Не бойсь, не оскудеешь!»
И как ни жался Герасим, а должен был порешить с охотником на двух тысячах.
Иван Захаров немедленно же отправился в город, к главному кредитору своего отца. «Что, привез деньги?» — спрашивает тот. — Со мной теперь нет, а извольте завтрашний день придти вот в такой-то дом, и получите, что следует. Только лишь расписочку изготовьте. — «Ладно».
И прочим кредиторам повестил он то же самое. На другой день все они появились в рекрутское
присутствие. Глядь, Иван, в чем мать родила, стоит уж в приемной: дошла очередь и до охотника. Присутствующие начали рассматривать список.
— Как же, брат, ты один сыну матери, а продаешься в солдаты? — спросил у Ивана один из членов присутствия.
—Так следует, ваше благородие.
—Как следует? Что-нибудь, да не так. Позвать сюда мать.
Старушка подошла, вся в слезах; за ней три дочери, тоже заплаканные.
—Верно забубённая голова твой сын? — говорят
ей.
—Избави бог, батюшка, ваше сиятельство, он у меня послушливей овечки...
—Ну так, знать, дело не спорится у него?
—Да работящей его во всей деревне нет... Да я бы, ваше благородие, скорее живая легла в могилу, чем расстаться с ним.,, да вот долг-то... Вишь, он не хочет: байт, успокою батюшку...
—Какой долг?
—Матушка, — крикнул Иван, прерывая мать, которая начала было свой рассказ, —полно плакать-то!..
Авы, ваше благородие, не извольте беспокоиться на счет этого. Матрене, сестре моей, вот что стоит перед вашей милостью, семнадцатый год пошел, а к Красной Горке она и невеста. Мы уж и ударили по рукам с одним бобылем, принимаем его к себе в дом, он малый знатный, у кого хотите извольте спросить. Так уж не беспо-
койтесь... А я, осмелюсь |
доложить, по усердию иду |
на царскую службу! |
|
|
|
Делать нечего, поставили охотника в меру, и крик- |
нуло несколько голосов: лоб! |
|
|
Получив от покупщика |
деньги, Иван Захаров по- |
звал к себе отцовских кредиторов. |
«Вот тебе, |
Степан |
Кузьмич, пятьсот рублев, |
ты, сват |
Андрей, |
получай |
свои без четверти двадцать пять»... тому столько-то, этому столько и расплатился со всеми до последней копейки. Поняли тогда несговорчивые заимодавцы, откуда взялись у него деньги: иные стали отговариваться,
не брать; кто |
предлагает их ему |
на дорогу. «Ничего |
не надо мне, |
родимые: деньги не |
мои, а батюшкины; |
не поминайте же его лихом, не говорите, что заелг чужое добро... А уж коли кто хочет наградить меня, так пусть запишет имя раба божия Захария в свое поминанье, да отслужит по нем панихиду. Это дороже всего. Больше ни о чем не прошу. Да вот, если матушке случится какая нужда...». — Не покинем сирот, — отвечали в один голос все заимодавцы.
После расплаты остается у молодого рекрута только два полуимпериала. Один отдает он матери, другой сестре на новую шубу, как пойдет замуж.
— Голубчик, Ваня, с чем же ты сам-то останешься,— со слезами промолвливает мать.
— Меня будет кормить сам надежа-государь. С деньгами, пожалуй, еще избалуешься. Да не плачь же, родимая! Помнишь уговор? В побывку скоро приду...
Благослови меня, родная!
Рыдая, сняла с груди своей осиротелая мать медный крест и надела его на своего ненаглядного. Святая материнская слеза прошибла и Ваню: не вытерпело ретивое, — заплакал и он, и замерли оба, обняв друг друга.
Весть о необыкновенном доказательстве сыновней любви тотчас же дошла до присутствующих: начальству сделано было особенное представление — и молодцеватый собой Иван Захаров поступил в царскую гвардию.
И. Кокорев.
БЕЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК.
За городом, у самой дороги, стоял хорошенький хуторок, окруженный прекрасным садом. В саду был богатый цветник с гордыми, блестящими цветами; а на
валу, окружавшем сад, |
в густой зеленой |
траве рос, |
ни для кого незаметно, |
самый скромный |
маленький |
дикий цветочек с белыми лепестками, с золотым сердечком. Доброе солнце освещало и грело его с такой же любовью, как и великолепные цветы в прекрасных клумбах. Дикий, беленький цветочек не думал о том, что на его долю выпала такая скромная жизнь: был доволен своей судьбой, поворачивал свою головку за солнцем, любуясь его блеском, и заслушивался серебряных трелей жаворонка, вьющегося высоко в воздухе.
В одно светлое утро маленький цветочек был так счастлив, как будто бы для него наступил великий праздник, а между тем, это был только понедельник, и все дети сидели в школе; но тогда, как они сидели на своих скамьях и учились, беленький цветочек также сидел на своем беленьком стебельке и также учился у греющего солнца и у всего, что видел вокруг, учился, как добр и милостив создатель. Беленькому цветочку казалось, что маленький жаворонок в своих звонких песнях выражал прекрасно эти же самые чувства, и
4 0 к . Д. Ушинокий, т. TV |
625 |
Пветочек с благоговением смотрел на счастливую птичку, которая могла петь и летать, и нисколько не огорчался, что сам остается на одном месте и не имеет тако-
го прекрасного |
голоса. |
«Я слышу |
и вижу все это, —- |
думал |
цветочек: |
солнце |
освещает |
меня и греет, ветер |
целует |
мои лепестки... |
О, как я |
счастлив!». |
В саду возвышалось очень много важных цветов, и чем меньше у них было запаха, тем более они важничали. Яркокрасные пионы раздувались изо всех сил, чтобы быть больше и пышнее роз, но величина и пышность не сделают еще пиона розой. Яркоцветные, пестрые тюльпаны знали очень хорошо, что они красивы, и держались прямо, чтобы все могли любоваться их красотой. Они, конечно, не замечали, что там, на валу, цветет маленький цветочек, но зато он смотрел на них во все глаза,— смотрел и думал: «Как они богаты и прекрасны! к ним, наверное, к ним слетит чудная птичка. Слава богу, что я расту так близко и могу видеть все это». В самом деле, крик птички раздался близехонько, и она спустилась на землю,., .только не к величественным пионам и не к гордым тюльпанам, а в зеленую траву, около самого беленького цветочка, у которого от счастья занялось дыхание.
Маленькая птичка весело прыгала вокруг цветка, прыгала и щебетала: «Ах, какая мягкая, зеленая, какая свежая травка! ах, какой хорошенький, миленький цветочек, сердечко золотое, платье серебряное!»
Как был счастлив маленький, беленький цветочек, я и рассказать вам не могу: о, как он был счастлив! Жаворонок осторожно клюнул носиком в самую середину цветочка, прощебетал что-то милое, очень милое, Еспорхнул и снова полетел в голубую высь.
Прошло |
верно |
не |
менее |
получаса, |
пока |
цветочек |
успел опомниться |
от |
своего |
счастья. |
Ему даже было |
немножко |
стыдно, |
но |
каждый листочек его |
трепетал |
от восторга. Боязливо взглянул цветочек на гордые тюльпаны: они видели, какое счастье выпало на долю беленького цветочка, и должны понимать, какой радостью бьется его золотое сердечко.
Но тюльпаны стояли попрежнему прямо и, верно от зависти, краснели еще больше, и от досады подымали свои головы еще выше. Какое счастье, что тупоголовые пионы не могут говорить, а то бы они наговорили много дерзостей маленькому беленькому цветочку. Счастливцу казалось, что пышные цветы не в духе, и он от всей души пожалел о них.
В это самое время пришла в сад девушка с острым блестящим ножом в руках, пошла прямо к тюльпанам
ипосрезывала их гордые головы.
—Ох! — почти вскрикнул беленький цветочек: как это страшно: теперь для них все кончено!
Цветочек радовался, что спрятан в траве и что он не более, как простой беленький цветочек, а когда зашло
солнце, свернул свои листки и спокойно заснул. Но и во сне он видел солнце и милую птичку. Утром беленький цветочек, полный счастья, снова распустил свои серебряные лепестки и скоро услыхал пение жаворонка.
Но, боже |
мой, какую печальную |
песню пела теперь |
птичка! И было чего печалиться: |
бедный жаворонок |
попался в |
клетку, которая висела |
у открытого ок- |
на. Птичка оплакивала свою свободную и счастливую жизнь, открытое поле, и с тоской вспоминала, как свободно порхала она еще вчера в чистом синем воздухе. Бедная птичка была в самом дурном расположении духа: она сидела в клетке.
Маленький беленький цветочек желал от всей души помочь бедной птичке, но трудно было что-нибудь придумать. Цветочек позабыл, как все вокруг него прекрасно, позабыл даже яркое теплое солнышко, и думал только о пленной птичке, которой не мог помочь ничем, — решительно ничем.
В эго самое время вошли в сад два мальчика, и в руках одного из них блестел тот самый острый нож, которым девушка срезала вчера головы гордым тюльпанам. Мальчики шли прямо к беленькому цветочку, но он решительно не понимал, что им от него нужно.
— Вот, где мы можем вырезать прекрасный кусок дерна для нашего жаворонка, — сказал один из мальчи-
ков и вырезал ножом из дерна четвероугольник, в средине которого остался и беленький цветочек.
—Сорви цветочек, — сказал другой мальчик, и беленький цветочек задрожал: ему так хотелось жить именно теперь.
—Зачем? — сказал первый мальчик, — он так мило выглядывает из зеленой травы». Беленький цветочек остался и был отнесен вместе с дерном в клетку к жаворонку.
Но бёдная птичка громко оплакивала свою потерянную свободу, билась крылышками о железные прутья клетки; а беленький цветочек, несмотря на все желание, не мог сказать ей ни одного утешительного слова. Так прошло все утро.
«Здесь нет воды, — щебетала бедная птичка, — они все ушли и забыли оставить мне хоть одну каплю воды; горлышко мое пересохло, я вся горю, я не могу дышать; ах, я должна умереть, должна покинуть навсегда и теплое солнышко, и свежую зелень — все, все!» И птичка сунула свой носик в холодный кусок дерна, чтобы освежиться хоть немного: — тут она увидела знакомый беленький цветочек, поцеловала его в самое сердечко и сказала: «И ты должен здесь засохнуть, ты, бедный, маленький цветочек! Тебя и маленький кусочек зеленого дерна — вот все, что дали мне люди взамен целого мира. Ах, вы напоминаете мне только, как много я потеряла».
«Что же может тебя утешить? — думал с тоской беленький цветочек, но не мог двинуть ни одним листиком. Птичка однакоже поняла его мысль и, хотя от тоски, и жажды вырывала она из дерна травку за травкой, но беленького цветочка не тронула.
Наступил вечер, и никто не принес воды бедной птичке. Она распустила свои длинные крылышки, упала, склонившись головой к цветочку, задрожала — и умерла от тоски и жажды. Беленький цветочек не мог уже, как вчерашний вечер, свернуть своих листочков и заснуть спокойно: он увял, и головка его печально повисла.
Только уже на другой день утром пришли мальчики,
икогда увидали мертвую птичку, то горько заплакали
иплакали долго; потом вырыли хорошенькую могилку, убрали ее цветами, положили птичку в хорошенький ящичек и зарыли в землю с большой почестью. Бедная птичка! Когда она жила и пела, все ее забывали, остав-
ляя сидеть в клетке, заставляли терпеть голод и жажду,
а теперь, когда |
она замолкла навсегда, ее оплаки- |
вают и убирают |
цветами. |
Кусок дерна с увядшим беленьким цветочком выбросили из клетки на пыльную дорогу; никто не подумал о том, кто больше всех на свете любил маленькую птичку и так сильно желал ее утешить!
ГОСТИНИЦА В СТЕПИ.
В одну из тех декабрьских ночей, когда, как говорится, свету божьего не видно, а вьюга злится и воет, когда ставни дрожат, а старушка, сидя на лежанке, охает и крестится, — шел по безлюдной степи молодой студент семинарии; шел он на рождественские праздники из города, где учился, в село, в котором отец его был священником. От города до села было верст сорок. Студент вышел рано утром и к вечеру надеялся быть дома. Уже мечтал бедняк, как встретит его старикотец, как обрадуется ему добрая мать, как заблестят глазки сестры, которую он очень любил, как выбегут
к нему навстречу два младшие брата, для которых были
унего в кармане две недорогие игрушки. Но с полудня началась метель, и студент, должно быть, сбился с дороги; потому что ночь уже наступала, а родимого села все еще не было видно.
Нехорошо было бедняку: темно, холодно; яростная вьюга била ему прямо в грудь и в лицо, засыпала его мокрым снегом. Она как будто задала себе задачу свалить с ног бедного молодого человека; а упади он только — и в полчаса она намела бы над ним страшный сугроб снегу.