Сванидзе А.А. (ред.) - Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т. 2. - 1999

риальную силу благодаря обширному землевладению, епископской де­ сятине и другим доходам.

В XIV в. можно наблюдать сближение любекского патрициата и церкви через родственные связи высшего духовенства с патрициански­ ми фамилиями; принятие духовного сана выходцами из ратманских се­ мей; занятие любекскими ратманами должностей в духовных братст­ вах, капитулах, монастырях; пожертвования и дарения в пользу церкви со стороны патрициев, в том числе в связи с вступлением в монастырь членов семьи. Бюргерские завещания дают достаточно конкретного материала по данному вопросу. Например, в 15 ратманских семьях на­ считывалось 25 лиц духовного звания - преимущественно дочери, сест­ ры, племянницы завещателей. Рассмотренные 45 патрицианских заве­ щаний, датированных 1344-1360 гг., дают значительную информацию по патрицианским пожертвованиям церкви, формы и размеры кото­ рых были чрезвычайно разнообразными: от нескольких марок - до 800 марок (в завещании ратмана Ведекина Варендорпа). Если же сложить все наличные суммы в 45 патрицианских завещаниях в пользу церкви, то итог составит 5000 марок наличными и более 100 марок ренты. И это не считая золотой и серебряной посуды, украшений, одежды и до­ рогих тканей. Вряд ли можно объяснить такую щедрость только на­ божностью любекского патрициата: это и показатель определенных связей патрициата и церкви в Любеке, увеличивающих отграниченность городской аристократии от других социальных группировок и осуществляющихся на основе общих экономических интересов, соци­ альной однородности их базы и общих сфер приложения капитала (в частности, роль земле- и рентовладения). Связи любекского патрициа­ та с духовенством города привели в дальнейшем к срастанию его с цер­ ковной верхушкой, что в какой-то мере объясняет особенности любекской Реформации в XVI в. - ее длительность и ожесточенность.

Итак, все-таки следует говорить не просто о купеческом “высшем слое”, а именно о состоящей из купцов городской аристократии - пат­ рициате в Любеке, так как это была социальная группировка, концен­ трирующая капиталы, экономическую и политическую власть в горо­ де в условиях городской автономии и имеющая отчетливую выделенность и замкнутость именно как господствующая группа, организую­ щим и контролирующим центром которой являлся городской совет.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Regesten der Liibecker Biirgertestamente des Mittelalters / Hrsg A.v. Brandt. Lubeck, 1964. Bd. I (1278-1350); Lubeck, 1973. Bd. II (1351-1366).

Ермолаев В.А. Городское землевладение на территории Нюрнбергского бургграфства в XV в. // Средневековый город. Саратов, 1968.

Никулина Т.С. Проблемы патрициата ганзейских городов в немецкой ис­ ториографии // Вопросы историографии внутренней и внешней политики зару­ бежных стран. Самара, 1991.

Никулина Т.С. Любекское восстание 1380-1384 гг., его предыстория и ре­ зультаты // Средние века. М., 1992. Вып. 55.

Стоклицкая-Терешкович В.В. Основные проблемы истории средневеко­ вого города. М., 1960.

100

Brandt A. von. Die Lubecker Knochenhaueraufstande von 1380-1384 und ihre Voraussetzungen/ / ZVJA. 1959. Bd. 39.

Brandt A. von. Die Gesellschaftliche Struktur des spatmittelalterlichen Liibecks // l Jntersuchungen fiir gesellschaftlichen Struktur. Konstanz; Stuttgart, 1966.

Brandt A. von. Liibeck und die Lubecker vor 600 Jahren Studien zur politischen und Sozialgeschichte / Ibid. 1978. Bd. 58.

Fritze K. Am Wendepunkt der Hanse. B., 1967.

Peters E. Das grosse Sterben des Jahres 1350 in Liibeck und seine Auswirkungen iiuf die wirtschaftliche und soziale Struktur der Stadt // Ibid. 1939. Bd. 30.

Wegemann J. Die fuhreden Geschlechter Liibecks und ihre Vershwagerungen (1158-1810) //Ibid. 1941. Bd. 31.

Wernicke H. Die Regionalen Bundnisse der Hansichen Mitglieder und deren Slellung in der Stadtehanse von 1280 bis 1418 // JBJF. 1982. Bd. 6.

ДЕЛОВОЙ ЧЕЛОВЕК ФЛОРЕНЦИИ:

ЗАНЯТИЯ, КРУГ ОБЩЕНИЯ, ОБЩЕСТВЕННОЕ СОЗНАНИЕ

Во Флоренции купцами называли себя лица, подвизающиеся в мно­ гообразных формах деловой активности, к которым относились тек­ стильное предпринимательство, руководство банковскими филиалами и обменом монеты, ростовщичество, управление загородными вилла­ ми и земельными участками, финансирование государства и другие ви­ ды деятельности. Принадлежность к купечеству давала возможность отделить себя, с одной стороны, от феодально-рыцарских слоев, уде­ лом которых являлись война, грабеж и праздность, с другой стороны - от ремесленников, непосредственно занимающихся физическим тру­ дом. Чем бы и в каких соотношениях ни занимались деловые люди Флоренции, называющие себя купцами, коммерция в тех или иных формах составляла универсальную и эффективную основу их деятель­ ности.

И хотя на Флоренцию распространялся обычай зажиточных город­ ских семей Италии XIV-XV вв. предназначать сыновей к разным по­ прищам деятельности, здесь им всем прививали навыки к торговле с детства. К занятиям торговлей приобщались уже в начальных город­ ских школах “абако”, штудируя учебник, составленный флорентийцем Франческо ди Пеголотти, а также трактат Джованни да Уццано “Кни­ га о торговле и обычаях других стран” Представители этой среды не отрицали необходимости знания латыни и греческого языка, но пола­ гали, что мальчику “следует немного поучиться счету”, то есть искус­ ству составления деловых писем, бухгалтерии, всему циклу ремесел, связанных с обработкой шерсти. Но как бы ни складывались обстоя­ тельства жизни, флорентийские купцы следовали правилу: “Боттега и есть подлинная школа”.

В этом городе почти невозможно было найти горожанина, кото­ рый так или иначе не был бы втянут в коммерческие дела разных уров­ ней и масштабов. Стремление участвовать во внешней торговле осо­ бенно заметно в XIII - первой половине XIV в. Как правило, флорен-

© И.А. Краснова

101

стабильности и коммунального единства. Джованни Медичи, отец Козимо, заявлял: “Я хочу заниматься торговлей и ничем не возвышаться над другими горожанами. Я знаю, что торговля есть начало и основа­ ние республики нашей, что ею государство прославляется, а по имени нашей Коммуны хвалят и наши товары, и поэтому, если я стану беден, то и республика наша не возвысится” Подлинный панегирик торговле и купцам, составляющим базу, на которой основано государство, содер­ жится в “Истории Флоренции” Грегорио Дати. Кризисное состояние своего государства они видели прежде всего в упадке торговой деятель­ ности, о чем свидетельствует купеческая литература конца XV в.

Сознание деловых людей Флоренции представляло коммерческую деятельность не только как решающую доминанту, формирующую правильный образ жизни, но и как основу идеала “доброго купца” (buono mercatore). Богатый магнат Джованни Ручеллаи писал в XV в.: “Напоминаю вам, чтобы в жизни общественной и во всех делах вы за­ служили звание истинных купцов”. Если человек не занимался торгов­ лей, он не мог соответствовать комплексу качеств “buono mercante”, и это всегда вызывало настороженность окружающих. В архиве Франче­ ско Датини имеется письмо, в котором служащий предпринимателя из Прато описывал их общего знакомого по имени Симоне. Этот Симоне представал из описания как привлекательная личность: общителен, об­ разован, знаток Данте и любитель сонетов. Но автор письма убеждает­ ся в том, что “торговлей он не занимается”, живет на ренту, и сразу же приходит к неблагоприятному выводу о моральных качествах Симоне: “Симоне обладает большими претензиями и не совсем чист от пороков, я думаю о нем как о противоядии, которое можно употреблять только раз в месяц и на кончике ножа”

Понятие “добрый купец” явно противопоставлялось иным моде­ лям поведения, одна из которых наиболее рельефно выделена в “До­ машней хронике” Донато Веллути как “куртуазия” - комплекс качеств мота и потребителя, отказавшегося от коммерции и погрязшего в праздности и развлечениях, свойственных феодально-рыцарским кру­ гам. Следование куртуазным образцам приводило к остановке процес­ сов накопления, непроизводительному рассеиванию средств и превра­ щению делового человека в рантье, предпочитающего комфортное и безопасное существование полному хлопот, опасностей и упорного труда пути наживы и приумножения состояния.

В сознании деловых людей Флоренции занятие коммерцией явля­ лось достойной уважения деятельностью, предпосылкой и исходным пунктом нравственных добродетелей. Между тем, церковная идеоло­ гия в эту эпоху, руководствуясь положениями Фомы Аквинского, пы­ талась только оправдать купцов, признавая тем самым их деятельность и образ жизни как бы изначально отмеченными печатью греха. Даже св. Фома, начавший дело реабилитации тех, кто занимался коммерци­ ей, отдавал предпочтение обществу, живущему сельскохозяйственным трудом, поскольку земледелие “чище” торговли. Однако Фома призна­ вал, что торговля нуждается в оправдании, поскольку жадность к на­ живе и устремленность к прибыли, характерные для нее, трудно совме­ стимы с нравственными установлениями христианства. Тем, кто непо-

104

(•родственно занимался коммерцией в торговой республике Флоренции, не было необходимости оправдывать свою деятельность, составляю­ щую основное содержание их жизни, более того, она становилась для них мерилом и исходной точкой всех достоинств человека. У них не только не появлялось сомнений в правомерности своей профессии и со­ ответствующего ей образа жизни, они возводили ее в степень идеала и мерила достоинств и недостатков людей.

Второй по важности формой деятельности, многое определяющей и образе жизни и менталитете флорентийских купцов и предпринима­ телей, становилось текстильное производство, развитие которого по­ ложило начало процессам накопления в этом городе. Во Флоренции лишь немногие представители пополанской среды не имели отношения

кизготовлению шерсти, шелка или льна. Боттега по производству шелка или шерсти являлась необходимым и желанным приобретением,

ккоторому стремились все деловые люди, охотно скупая помещения в городе, чтобы непосредственно организовать там текстильное произ­ водство или сдавать их в аренду под шерстоткацкие боттеги. Помеще­ ния с соответствующим оборудованием скупались ими в 30-е годы XIV в. по цене от 350 до 500 флоринов, а арендная плата, которую за них взимали, составляла от 22 до 33-40 флоринов в год. Частота подоб­ ных сделок в первой половине XIV в. свидетельствовала об их выгод­ ности и активном вложении капиталов в производство тканей. При всем том авторы купеческих записок и хозяйственных книг очень мало

внимания уделяли в них текстильному производству, даже если оно яв­ лялось основой их деятельности и благосостояния. Чаще всего дело просто ограничивалось констатацией факта наличия, приобретения или сдачи в аренду мастерской, с крайне лаконичным ее описанием - в том случае, если оно вообще имелось. Это пока трудно объяснить, учи­ тывая, что в сознании деловых людей занятиям сукноделием или изго­ товлению шелка отводилась, наряду с торговлей, роль отправной точ­ ки в карьере богатого накопителя или подъеме экономического могу­ щества семьи.

Важность текстильного производства как исходного этапа карье­ ры делового человека учитывалась в системе флорентийского образо­ вания. Прохождение практики в текстильной боттеге являлось ее необ­ ходимым звеном для многих. Дати вспоминал: “Я пошел в боттегу, за­ кончив счетную школу... Было мне 13 лет”. Донато Веллути с больши­ ми надеждами взирал на будущее своего сына, который “с 9 лет был помещен в боттегу по производству шерсти, а затем в кассу. Когда ему исполнилось 12 лет, я дал ему в руки приходно-расходную книгу всего нашего имущества, и он вел ее, руководил и управлял всем, словно имел за плечами 40 лет”. Практика в боттеге предусматривала изуче­ ние циклов сукнодельческого производства (“ремесел цеха Лана”), а также основ коммерции, бухгалтерии, систем мер и весов в Италии и других странах, курсов монет, основ навигации и географии. Обучение в боттеге считалось более важным, чем познания в латыни, и в возрас­ те 13-14 лет мальчика обязательно отправляли в мастерскую, даже ес­ ли он не успевал к тому времени закончить курс начальной счетной школы, не говоря уж об училищах более высокой ступени.

105

Богач Джованни Ручеллаи, обеспечивший нескольким поколениям потомков возможность безбедно жить на ренту, был убежден в том, что даже господа, имеющие рыцарское звание, должны начинать с производства тканей, не дающего, в отличие от торговли, ни громкой репутации, ни баснословных прибылей в одночасье. У него брезжило представление о том, что слава, созданная торговой прибылью, в ка­ кой-то степени “колосс на глиняных ногах”, если не опирается на ре­ месленную производственную основу: “На самом деле вы должны стать владельцами боттег - botthegai, то есть, как это и положено всем, кто занимается изготовлением шерстяных и шелковых тканей, вы должны иметь базу своих прибылей во Флоренции более, чем в торго­ вле, деньгах и кредитах вне её”. Ручеллаи рассматривал текстильную мастерскую как определенную точку опоры в стихии случайностей, ко­ торым подвержены капиталы в торгово-финансовой сфере. Налажен­ ное и охраняемое цеховыми уставами производство шерсти и шелка во Флоренции представлялось также надежным якорем спасения в случае краха или катастрофы в торговых предприятиях. В 1420-1423 гг. тор­ говля шелком в Испании у Грегорио Дати балансировала на грани бан­ кротства. Выход из критической ситуации он видел в том, чтобы “уст­ роить новую боттегу с Микеле”, и этот испытанный прием не подвел его: “Я стал получать прибыли от изготовления тканей, и мы с Мике­ ле хорошо наживались”. Из рассуждений Джованни Медичи, образцо­ вого делового человека в городе на Арно, следовало, что обретение на­ выков в изготовлении тканей и устойчивость определенного образа жизни, средоточием которого является боттега, зачастую важнее ко­ личества получаемых прибылей, а репутация истинного купца опреде­ ляется не только богатством, но и комплексом деятельности, реализу­ ющейся в ремесленной мастерской с элементами мануфактурного про­ изводства.

В боттеге видели спасение в периоды кризисов экономики и поли­ тических потрясений, что особенно заметно во второй половине XV в., когда среднегодовой выпуск продукции 270 боттег уменьшился до 200 кусков сукна. Бакалейщик Лука Ландуччи был удручен наметившейся тенденцией к свертыванию деловой активности: “Никто не хотел рабо­ тать, боттеги закрывались, и бедные не могли найти работы ни в Лана, ни в Сета. В скорби пребывали и головы, и члены нашего общества”. Пессимистическим настроениям такого рода противостояло упорное желание преодолеть отчаяние и бездеятельность, ярко выраженное в проекте политических реформ сторонника Савонаролы Доменико Чекки. “Надо устроить так, чтобы имел возможность открыть хотя бы одну боттегу тот, кто этого хочет”, а если “каждый богатый откроет 2-3 боттеги и станет накапливать из года в год прибыли, то он призо­ вет тех, кто теперь неимущ, а они восславят того, кто дал им работу”. Будущее Флоренции, когда она станет, по обещаниям Савонаролы, “Божьим городом”, для производителя шелка Чекки, как, видимо, и для большинства последователей реформатора, заключалось в хорошо устроенных боттегах и развертывании предпринимательской активно­ сти. Доменико Чекки понимал, какие аргументы могут противопоста­ вить ему воображаемые оппоненты, указывающие на невозможность

106

расширения производства тканей из-за трудностей сбыта при отсутст-

иии собственного порта, но он готов был эти аргументы отразить: “Вы увидите, как все начнет улучшаться день ото дня оттого, что мы станем делать в два раза более материй, чем делаем сейчас. И все это мы с Ьожьей помощью сбудем... не надо сомневаться в том, что при наличии у нас готовых товаров, найдутся новые торговые пути и поднимется по­ путный ветер в наши паруса”. Таким образом, можно прийти к выводу о том, что члены крупных торгово-финансовых компаний понимали важность и необходимость производственной основы в деле накопле­ ния капитала. Два вида деятельности: коммерция, понимаемая также как ростовщичество и банковские операции, и изготовление тканей в совокупности определяли главные доминанты образа жизни и поведе­ ния, устойчивые представления и критерии этических оценок в кругах тех, кто непосредственно ими занимался.

Кроме активных форм деятельности в сфере рыночных отноше­ ний и текстильного предпринимательства важное место в повседнев­ ной жизни деловых людей Флоренции занимало все, что было связано с их значительными инвестициями в земельную собственность, город­ скую недвижимость и государственный долг. В рассматриваемый пери­ од - на протяжении двухсот лет - богатые жители города целенаправ­ ленно и упорно стремились расширять свою земельную собственность. Главный принцип, которого при этом придерживались, - собрать в еди­ ный массив земли, находящиеся в каком-то определенном месте (podere). Чаще всего этим местом был приход в контадо, откуда род на­ чинал свое происхождение. При этом часто купцам и банкирам прино­ сило удовольствие “возвращение на землю”, нравилось уподоблять се­ бя феодальному сеньору, от которого зависит целая округа. Сознание горожан воспринимало связь с землей неоднозначно. Они не упускали возможности обогащения за счет доходов со значительных комплексов земель, что представлялось им менее рискованным, нежели нажива за счет торговли и предпринимательства. Семейство Рикасоли в Тоскане, сконцентрировав в руках 154 подере площадью 1107 стайоров, обога­ тилось от спекуляций недвижимостью и продажи продуктов питания, заняв во флорентийском налоговом кадастре 41-е место в числе 46 ве­ дущих фамилий города. Предприниматели, успешно действующие в сфере активных форм накопления, даже такие звезды первой величи­ ны, как Палла Строцци и братья Перуцци, никогда не пренебрегали выгодой от торговли продуктами сельского хозяйства во Флоренции.

Однако далеко не всегда представители богатого пополанства ру­ ководствовались только возможностью извлекать прибыли из земель. Зачастую их стремление обзавестись земельной собственностью имело иные цели: земельные фонды играли роль гарантии капитала, вложен­ ного в торговлю и производство. На земельном имуществе основывал­ ся принцип ответственности в компаниях, они выступали в качестве за­ лога, под который брали кредит, и средства возмещения долгов, созда­ вали материальную базу репутации, необходимой для получения кре­ дита. Кроме того, виллы за городом служили показателем стабильно­ сти социального положения во флорентийском обществе, символом возвышения в системе городской иерархии. Наконец, загородное поме­

107

стье являлось непременным атрибутом быта состоятельных флорен­ тийцев, вносило хлопотливое, но приятное разнообразие в их образ жизни, позволяя отвлечься от городских дел и забот, связанных с про­ фессиональными видами деятельности. Горожане всегда были склон­ ны в идиллических тонах описывать свои загородные владения, прямое подтверждение тому - картина Муджелло, созданная Джованни Морелли. Даже трезвомыслящий и расчетливый нотариус сер Лапо Маццеи склонен был при описании вилл впадать в тон восторженной идеа­ лизации: “Я шел босиком в сверкающем радостном воздухе под звон цепов. А токи были столь чисты и аккуратны, что мне хотелось танце­ вать и прыгать, как косуле, на горы крупных зерен, которые, казалось, ждут пустых амбаров. Здесь нет ни цикад, ни больших мух, ни таранту­ лов, которые причиняют столько неприятностей в других местах”. Тя­ га к земле имела в сознании горожан еще более глубокие корни: они видели в земле источник питания, обеспечивающий им повседневное существование, средство выживания. Участок с домом, пекарней, вино­ градником и огородом за 100 флоринов представлялся деловым людям надежной гарантией выживания потомков при любых ударах судьбы и неблагоприятных обстоятельствах. Кроме того, виллами за городом обзаводились, “чтобы семье было куда убежать, если случится эпиде­ мия чумы”.

Флоренция была одним из самых богатых городов Европы, однако в XIV-XV вв. перед ней часто вставала реальная угроза голода, а со страниц “Книги” торговца зерном Доменико Ленци предстают мучи­ тельные трудности снабжения города и контадо продуктами питания во время голода, когда общество, основанное на товарно-денежных от­ ношениях, превращалось в иной мир, где господствовала общая собст­ венность и принципы уравнительного распределения, утверждаемые диктаторскими методами, поскольку коммунальное управление в это время сосредоточивалось в руках специально избранной чрезвычайной комиссии. Этот орган конфисковывал в городе все излишки продо­ вольствия, устанавливал на него монопольные цены и вводил специ­ альные талоны, по которым можно было купить хлеб и другие проду­ кты. Доменико Ленци описывал события 1329 г., но и по истечении почти двух столетий картина мало изменилась, о чем свидетельствова­ ли записки Луки Ландуччи о недороде 1497 г. При таких обстоятельст­ вах участок земли действительно давал гарантию выживания в услови­ ях часто случавшихся неурожаев.

Тенденции к возрастанию прослойки рантье стали в деловой среде Флоренции более заметны к середине XV в., и одной из причин этого роста стало сращивание богатых олигархов с государственным аппара­ том, в частности, путем вложения средств в Монте - государственный банк Флоренции. Из-за напряженной внешнеполитической ситуации в конце XIV - начале XV в., приведшей к войнам с папским престолом, с миланскими Висконти, с Пизой, государственный долг Флоренции по­ стоянно возрастал: в конце XIV в. он составлял 3 млн флоринов, а в 1425 г. уже 8 млн. А вложения в государственный банк приносили в среднем 7-8% прибыли в год, гарантированных государством, не требу­ ющих никакого риска и напряжения сил. Монте способствовал консо-

108

икдации патрицианской верхушки, объединяя в ней старые и новые фа­ милии Флоренции. Альберти, Альбицци, Барди, Перуцци, Риччи, <троцци делали значительные вложения в Монте и побуждали Синьо­ рию вести соответствующую их интересам политику.

В исторической литературе существует давний и нескончаемый с пор о том, какие виды деятельности преобладали в среде деловых лю­ дей города на Арно: занятия торговлей и текстильным предпринима­ тельством или стремление стать земельными собственниками и рантье. 11а наш взгляд, следует подчеркнуть тот факт, что флорентийские гра­ ждане всегда старались совмещать многие виды деятельности. Много­ образие занятий флорентийских купцов поражает исследователей вплоть до наших дней. Никколо Альберти, глава известной фирмы, ру­ ководил торговыми и банковскими операциями в масштабе всей Евро­ пы; имея филиалы почти во всех городах Италии, Англии, Франции, на о-ве Майорка, он стал главным кредитором папского двора, всю жизнь выполнял важные дипломатические миссии, покровительствовал лю­ дям искусства, строил палаццо, церкви, монастыри.

Разнообразие функций, которые приходилось выполнять деловым людям, осознавалось ими как необходимый, если не основной залог ус­ пеха деловой карьеры. Джованни Ручеллаи учил своих детей: “Добрый отец фамилии не захочет все деньги иметь в одном месте... хранить их надо вложенными в разные места. В случае войны или других потрясе­ ний ты потеряешь их в одном месте, но сможешь извлечь из другого; если фортуна подведет тебя в одном месте, то будет удача в другом”.

Обращает на себя внимание тот факт, что ручной труд не исклю­ чался из комплекса занятий деловых людей: до середины XV в., как уже говорилось, даже богатые и знатные молодые люди обучались в боттегах всем стадиям текстильного производства. Флорентийские купцы отделяли себя от ремесленников, как от бедных людей, вынуж­ денных заниматься тяжелым и грязным физическим трудом, как от со­ циальных низов, “младших”, занимающих невысокое место в город­ ской иерархии. Однако еще нельзя в полной мере говорить об антаго­ низме между предпринимателями и работниками, поскольку он не при­ нял еще завершенные формы. Джованни Морелли не стыдился того факта, что его дед своими руками красил сукна, сыновья Донато Веллути проходили практику в боттеге и знали весь цикл производства сукна. С другой стороны, нельзя усматривать в настроениях флорен­ тийских купцов “средоточие ремесленного мироощущения”, поскольку они все-таки не занимались непосредственно физическим трудом, оста­ вляя для себя лишь общее руководство процессами изготовления тка­ ней; они преодолевали узкопрофессиональные принципы ремесленно­ го разделения труда и вырывались за пределы цеховой структуры, за­ нимаясь торговлей, предпринимательством и банковским делом. И их сознание, отрываясь от профессионально-цеховой замкнутости и тра­ диционности, было еще свободно от подчинения капиталистической организации труда, в полной мере реализующей весь комплекс проти­ воречий между трудом и капиталом.

Многообразная деятельность, имеющая целью накопление капита­ ла, воспринималась теми, кто был ею занят, как труд, составляющий

109