Французское Просвещение И Революция 1989 г

в объект манипуляций. Действовать во имя человека, но без него, без всякой «обратной связи» с ним, как будто чья-то мысль может заранее и до дна исчерпать сущностное содержание социальных процессов и связей. Философ скажет, что эта манера — не что иное, как панлогизм в действии, т. е. отождествление мысли с дей­ ствительностью, а если действительность не укладывается в рамкц, предначертанные руководящей мыслью, то с помощью насилия такого соответствия можно добиться. Но результаты такого способа действий не бывают прочными, потому что у жизни свои законы, которым нет никакого дела до амбиций очередных «благо­ детелей рода человеческого». В теории есть одно только лекарство от скороспелого прожектерства разных масштабов — диалектиче­ ская рациональность. Вот одна из ее формул: дерзость историче­ ской инициативы, основанная на историческом понимании ситуа­ ции, плюс постоянная готовность пересмотреть и видоизменить выработанную ранее схему действия соответственно новым факто­ рам социальной практики, а эти новые факторы возникают всегда, ибо действительность, как постоянно напоминал В. И. Ленин, всегда богаче любой теории. И Ленин не только говорил, но и действовал сообразно этому. Решительный поворот 1921 г. — луч­ ший тому пример. Что же такое историческое понимание опыта революций — об этом лучше всего говорят вещие слова А. И. Гер­ цена: «Петрограндизмом (методом Петра Великого. — М . /С) социальный переворот дальше каторжного равенства Гракха Бабефа и коммунистической барщины Кабе не пойдет. Новый водворяющийся порядок должен являться не только мечом рубя­ щим, но и силой хранительной. Нанося удар старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но и оставить на свою судьбу все не мешающее, разнообразное, свое­ обычное. То, что мыслящие люди прощали Аттиле, Комитету общественного спасения и даже Петру I, не простят нам. Мы не слыхали голоса, призывавшего нас свыше к исполнению судеб (намек на религиозное оправдание революционного действия, например, у Кромвеля. — М. /С.), и не слышим подземного голоса снизу, который указывал бы путь. Для нас существует один голос и одна власть — власть разума и пониманья. Отвергая их, мы становимся расстригами науки и ренегатами цивилизации» 1 Это и есть манифест подлинного Просвещения, которое движется вместе с жизнью, а не старается подмять ее под себя.

270

271